Они наконец нашли друг друга

Две недели спустя Лена была здесь, чтобы мучить Диму. У него сильная воля, но она? Она испытывает ее. Давит на нее. Ему хочется нарушить все правила и взять то, что он хочет – ее. И что хуже всего? Она даже не пытается. Сидя напротив нее, Дима опрокидывает свой напиток, пытаясь заглушить огонь, пылающий в его желудке, и успокоить свой твердый член, который умоляет его сбросить эту настольную игру со стола и трахнуть ее на нем вместо этого. Рома ничего не знает. Он был на улице около часа назад, ему стало скучно, и он сидел на улице и пил, разговаривая по телефону. Остались только Дима и Лена. Потом она начинает грязные игры. Он мог бы уступить, сдаться и уйти, сохранить спокойствие, но перед ее озорной, знающей, наглой ухмылки он начинает действовать. Ее босая нога снова задевает его ногу под столом, как будто нарочно, и ее глаза невинно расширяются, когда она двигает своего игрока. Предупреждающе сузив взгляд, Дима бросает кости и делаю ход, а затем откидывается назад и наблюдает за ней. Она облизывает губы, не отрывая глаз от доски, и он не можеь удержаться от желания застонать. Эти сладкие розовые блестящие губы заставляют его представлять все грязные вещи, которые он мог бы с ними сделать. Топик и шорты на ней свободные и непринужденные, но на ней они выглядят как нижнее белье. Дима не был так возбужден с тех пор, как был подростком. Неужели недостаточно того, что она застал ее трахающейся с своим другом? Что он стоял там, как статуя, не в силах пошевелиться? Смотря на ее крутящиеся, извивающиеся бедра. Ее невероятную грудь подпрыгивала, когда она получала удовольствие, а когда ее глаза встретились с Димой и она не остановилась… она приковала его к месту. Его рука болела от желания схватить ее, наклонить над кроватью и отшлепать по заднице за это. За то, что выставляет себя напоказ. Она должна была знать, что Дима был там, что он слышал и видел ее. А когда она кончала? Этот звук, который она издала, запечатлелся в его мозгу. — Твоя очередь, — ласково сказала она, улыбка снова кривит ее губы. Она знает, что делает с Димой. И он немного ненавидит себя, потому что ему это нравится. Ему нравится ее дерзкое поведение. У нее лицо ангела и душа грешницы. Лена – грязная маленькая грубиянка, которой нужна твердая рука и твердый член. Но это не может быть Дима, напоминает он себе, двигаясь и перемещаясь.. Он отчаянно ищет безопасную тему. — Как работа? — спрашивает он. — Хорошо. Теперь у меня там постоянное место,— Она пожимает плечами, топик сползает с одного плеча, обнажая ее загорелую кожу. Его рот болит от желания впиться в нее зубами, пока он впивается в эту сладкую маленькую киску. Его друг там, за дверью, но Дима думает, как провести рукой по ее бедрам и раздвинуть их. Будет ли она мокрой? Будет ли она кричать? — Это хорошо, — говорит Дима, прежде чем прочистить горло. - Как называется твой офис? Она хихикает, румянец окрашивает ее щеки, и Дима хватается за край стола. Черт, она так краснее, что он был готов поспорить, что от этого покраснеет и ее грудь. Он моргает и замирает, его тело становится неподвижным. Он не может остановить свой взгляд от того, чтобы снова пробежаться по ней. — Мир? — ему удается выдавить из задыхающегося горла. Теперь он будет представлять только это. Представляю ее в черной мантии, находящуюся в свете прожекторов и ухмыляющуюся мне. Она снова смеется. — Ага. рома, наверное, не хотел, чтобы я говорила, но я не смущаюсь, — Она пожимает одним плечом и двигается по доске. Затем она смотрит вверх с вызовом на лице, осмеливаясь осудить Диму. Он кивает в знак понимания. Он не осуждал, он пытался остановить себя от требования, чтобы она устроила для него суд. — Конечно, ты еще и ведущая? Это очень впечатляет. Она наклоняет голову в замешательстве, и Дима продолжает: — Чтобы вести программу, нужно много смелости. Улыбка медленная, но когда она достигает эти губы, он вдыхает с трудом. Она бьет его прямо в грудь, как будто его понимание значит для нее все. А Ромы – нет? — Это очень просвещенный взгляд на вещи. Многие мужчины не уверены в себе, — она хмыкает. — Рома? — догадывается он, переходя этот мост. Дима не должен спрашивать, но сейчас он не отступит. Он ловит ее взгляд, и она смещается, оглядывается через плечо, а затем снова смотрит на него. Их глаза остаются прикованы друг к другу, и он не в силах это изменить. Он не может отвести взгляд, хотя должен был бы. Напряжение наполняет воздух, когда ее смысл проникает в его кожу. Хочет ли Лена его так же, как он хочет ее? Это то, что она пытается сказать? Он открывает рот, чтобы спросить, но раздвижная дверь захлопывается и разрушает чары. — Ты готова, детка? Я устал, — зовет Рома, входя в гостиную. Она прочищает горло и поднимается на ноги. Подмигнув Дима, она снова двигается, и ор смотрит, как она побеждает. — Попался, — бормочет она и поворачивается с ухмылкой. У Димы вырывается смех. Никто никогда не побеждал его. Никогда. *** Это в мелочах. Дима стал заботиться о Лене. Прошло уже несколько месяцев. Честно говоря, он не думал, что они продержатся так долго, но Дима и Лена проводят все больше и больше времени вместе. У них есть вечера кино и игры, они пьют и разговаривают. Рома всегда недоволен и первым уходит, оставляя их наедине. Он узнает ее мечты, ее надежды, ее прошлое. Она прекрасна внутри и снаружи. Совершенна. Но сегодня она другая – тихая и несчастная. Она пытается вытянуть ее из своей скорлупы, но она, кажется, замыкается в себе, поэтому Дима нарушает свои собственные правила. Обойдя стол, он игнорирует игру, в которую они играли. Рома наверху собирает вещи. Здесь только она и он, возможно, поэтому он такой смелый. Но эта тоска, эта боль в ее взгляде заставляют Диму нарушить все правила. Ему нужно утешить ее, помочь ей. Она взывает к его защитной стороне. Стоя на коленях у ее ног, Дима сжимает ее руки на коленях, его руки больше ее. Ее глаза остаются прикованными к ним, его загорелая плоть против ее, но она не отстраняется. — Ты в порядке? Она кивает и собирается дать ему фальшивый ответ, тогда Дима поднимается, крепко сжимая ее подбородок и заставляя ее посмотреть ему в глаза. — Не лги мне, Лена. Что случилось? — Он требует, приказывая ей сказать ему, не давая ей места для лжи или уклонений. Она скажет Диме, или он выбьет из нее это силой. — Я… ты думаешь, я уродлива? — шепчет она. Дима изумленно моргает. Лена очень комфортно чувствует себя в своей шкуре, и она признает свою красоту… Что привело к этому? — Откуда это взялось? — огрызается он. Она вздыхает, слезы наполняют ее глаза. — Мы поссорились из-за того, что я ведущая. Он сказал, что я хочу заниматься этим, потому что считаю себя недостаточно красивой, чтобы они хотели меня, чтобы доказать, что я не уродлива, — она икнула на последнем слове, и в Диме вспыхнул огонь. Как он посмел? Как он смеет пытаться сломать это прекрасное создание перед ним? Как он смеет причинять ей боль из-за собственной неуверенности? Он должен поклоняться ей в ноги, смотреть, как она ведёт программу, с гордостью осознавая, что все эти мужчины и женщины хотят ее, но она идет домой с ним. Дима хочет свернуть ему шею, но она все еще смотрит на него. Эти большие голубые глаза смотрят на него, ожидая. Он должен ответить. Он должен. — Нет, он ошибается. Я никогда не видел, как ты ведёшь программу, но я знаю, что ты делаешь это не поэтому. Ты прекрасна, Лена, так чертовски прекрасна, что иногда это причиняет боль, и не только из-за твоего лица или тела. Она фыркает, и он вытирает слезу, прижимаясь к ее лицу. — Это в мелочах, — Она пытается отвернуться, тогда Дима крепко сжимает руку и заставляет ее посмотреть ему в глаза, его голос становится низким, когда он признает это, когда он показывает, как сильно ор наблюдает за ней. - Ты не видишь себя ясно. Ты не видишь, когда твое лицо озаряется смехом, когда ты свободно улыбаешься, когда никого нет рядом, или как оно смягчается в покое. Ты не видишь себя, когда говоришь о своих страстях, как сверкают твои глаза, а голос повышается и становится быстрее. Как твои губы не перестают улыбаться, как ты наклоняешься к людям, когда говоришь. Как ты смотришь на них, пока они говорят, уделяя им все свое внимание. Ты не видишь, как твои слезы наполняют эти детские голубые глаза и взывают ко всем. Она задыхается, и он придвигается ближе, протискиваясь между ее бедер. Она снова сглатывает, ее глаза нервно мечутся. — Лена, — бормочет он, — ты прекрасная, чистая, добрая душа. Твоя красота поражает меня. Каждый раз, когда я думаю, что ты не можешь стать еще более великолепной, ты становишься такой. Это убивает меня. Разрушает меня. Его глаза голодно опускаются к ее губам, а ее – к его, прежде чем их взгляды снова встречаются. — Такая красивая, — с тоской шепчет Дима. Он слышит его шаги, и она тоже. Улыбка искривляет ее губы, когда она на мгновение кусает их. — Спасибо, Дима, — шепчет она специально для него, прежде чем отпустить его руки и смахнуть слезы. Она приходит в себя, пока он смотрю, и он никогда не испытывал такого счастья, зная, что она позволила ему увидеть ее слабость, ее неуверенность, и позволила ему помочь. — Ты готова, детка? — Рома зовет, как будто она чертова собака. Она встает и проскальзывает мимо Димы. — Иду, — отвечает она, ее голос еще не полностью восстановился, но он не задает вопросов – идиот. Она замирает у двери в гостиную, а Дима стоит и смотрит ей вслед. Она вдыхает и поворачивается к Дме, быстро преодолевая расстояние. Ее рука ложится ему на грудь, она встает на носочки и прижимается губами к его щетинистой щеке. Дима вдыхаеь ее сладкий аромат, наслаждаясь ощущением ее тепла, ее губ на своей коже. Она задерживается там дольше, чем это считается вежливым, прежде чем отступить. Уронив руку, она смотрит на него, когда отходит. В ее глазах мелькает растерянность. Затем она уходит так же быстро, как и пришла. Дима смотрит, как она уходит, а его рука поднимается, чтобы коснуться своей щеки, и он улавливает ее тепло. Такое невинное движение, и все же в джинсах у него почти все болит.