Дружба - целительный бальзам для ран от разочарований

      Сюэ Ян — один из отказников, в первый день после рождения он остался один. С тех пор он сам боролся за свою жизнь, выживал как мог. Детский дом — самое мерзкое место, которое Ян когда-либо видел. Все детство его шпыняли старшие, колотили, отбирали еду, насмехались и издевались. В семь лет его впервые серьезно избили, пришлось вызывать скорую медицинскую помощь. Тогда врачи диагностировали сотрясение мозга средней тяжести, множество гематом и кровоподтеков, перелом лучевой кости. Ну, ничего, Сюэ Ян это принял. В больнице он восстановился, передохнул, хоть и желал лишь сдохнуть, и вернулся в детский дом. Вернулся в личный ад, где таких, как он было много. Казалось бы, все эти изгои могли бы объединиться, стать отдельной группировкой и давать отпор обидчикам, не так ли? Но нет, увы, каждый из них уже был надломлен чужими руками. Все они были одиночками, неспособными и нежелающими идти на контакт даже с такими же отверженными. Встречали отщепенцев после больницы всегда одинаково — легкое избиение, плевки на всем теле, пинок под зад, придающий скорости. На этой самой скорости убогие бежали в свои комнаты, пытались найти спасительное место, где бы их никто не достал. Но постоянного места для пряток так никто и не нашел. Кроме Сюэ Яна.       В восемь лет Сюэ Ян научился вскрывать замки. Он долго и упорно пытался снести блядский замок, ограждающий дверь на крышу. Но, к его счастью, однажды это удалось. С легким щелчком треснуло что-то в замочной скважине, Сюэ Ян повернул ручку и потянул дверь. Прошмыгнув из помещения на улицу, Ян беззвучно закрывает за собой дверь и устремляется к краю крыши, свернув от входа, дабы скрыться из зоны видимости, если кто-то сюда заявится. И вот стоит маленький мальчик у ограждения, упирается ладонями в леденящую холодом бетонную поверхность, что достает до груди, и смотрит вниз. Для крошечного человека расстояние в пять этажей кажется огромным, кажется, прыгни и вовек тебя не соскребут с дороги. Но Сюэ Ян не прыгает.       Маленький Ян садится на холодную крышу, опирается спиной на ограждение и смотрит вверх, на небо, что усыпано несчетным количеством звезд. Страшные для юного ума мысли закрадываются в небольшую головку, впоследствии их так и не удалось вытравить.       Сначала тебя бросают родители, оставляют на произвол судьбы. Им безразлична жизнь их маленького комочка, который они породили. Сколько прошло от момента родов до отказа от своего дитя? Минута, час? Мерзко и тупо. С первой минуты и на всю оставшуюся жизнь ты становишься клейменным. Отныне клеймо твое — убогий.       Но ты растешь, живешь в доме малютки с такими же брошенными младенцами, где никто за тобой не смотрит, никто не интересуется. Твои вопли и вечно обгаженные одежды никого не волнуют. И ты продолжаешь жизнь. Живешь в куче собственного дерьма, воняешь своей же мочой, но потом снисходит счастье — вечернее купание. Ты, наконец, снова чистенький и вкусно пахнущий цветочным мылом. Кажется, этот запах запомнился на всю жизнь. Но следом наступает ночь, время сна. И вот временное счастье оканчивается, ты снова остаешься один, а сон не приходит, пока тебя не укачают, не споют ласковую колыбельную. И ты неуверенно встаешь на крошечные коленочки, опираешься на маленькие локотки, и качаешься, и мычишь что-то себе под нос невнятное. Но не ты один. Остальные десятки деток, находящихся в одной комнате с тобой, стоят в тех же позах, мычат те же мотивы.       Но ты растешь. Из дома малюток тебя переводят в детский дом, где уже не позволено мычать и шататься, не позволено мешать своим шумом другим детям. Ты прекращаешь плакать, глаза больше никогда не станут влажными, ни одна слезинка не покинет припухшие веки. Навсегда лишь останется покраснение, вечное раздражение от непролитых слез. Горькое разочарование, отчаяние и непонимание, что будет душить вместе с комком рыданий, застревающих в горле. И вот идут годы, ты все также растешь и смотришь на взрослых людей, что парами шляются по территории детского дома и разглядывают маленьких детишек. Но ведь ты тоже маленький, до сих пор не привыкший к одинокой жизни убогого. Но на тебя лишь смотрят вскользь, устремляясь дальше, в соседний корпус, где живут малютки. И чем же ты хуже? Бывает, забирают и подростков, и восьмилетних детей, но почему не тебя?       Но ты растешь. После очередной драки, в которой никогда не будет проигравших и победивших, ты снова бежишь на крышу, садишься на излюбленное место и разглядываешь привычное звездное небо. А с первыми всполохами рассветного солнца убегаешь в комнату, в свою постель, предварительно осмотрев ее на отсутствие мертвечины или еще какой гадости. Никто о тебе, таком взрослом и самостоятельном не по годам, не заботится. Никто не хочет дружить, сидеть рядом, обнимать и говорить хоть слово. Ты остался один, и это никогда уже не изменится. Ты и не хочешь ничего менять. Тебя устраивает одиночество и отсутствие людей, лезущих в жизнь и душу. Тебе уже все равно. У тебя есть ты сам, а больше никто не нужен.

      ***

      Девятилетие Сюэ Ян отметил мерзкой и склизкой кашей на завтрак и чаем с непонятными хлопьями. Набил желудок, и хорошо. Сюэ Ян не спеша идет по коридору, замирая возле окна. Ночью, наконец, выпал снег. Сейчас земля красиво припорошена белоснежными блестяшками, что, наверняка, скрипели бы под ногами Яна. Ян опирается локтями в подоконник, продолжает разглядывать красивый пейзаж за окном: благодаря снегопаду не видно серости здания детского дома, можно представить, что Ян находится в другом месте, далеко-далеко отсюда, может, даже в собственном доме? Но любование природой прерывается. Ян ощущает на себе взгляд, весьма продолжительный, и все-таки оборачивается, но никого не замечает. Тогда он все же отрывается от созерцания, уходя в комнату собираться на уроки.       Неделя пролетает за неделей, проходит новый год, на теле расцветают новые синяки, а в дневнике краснеют отличные оценки. Это заставляет Яна гордиться собой. Ян не гадает наперед, не мечтает о далеком будущем. Он живет здесь и сейчас, не тешит надеждами. Зима, наконец, прошла, весна завладела их городом. Солнце ослепительно светит, греет. И солнечное тепло — единственное, что может греть Сюэ Яна. После водных процедур Ян направляется в столовую, но воспитатель останавливает на половине пути. — Идем со мной. — Только бросает и быстрым шагом удаляется в сторону административного корпуса, а на буксире тащит Яна за руку.       В кабинет директора они входят без стука, Сюэ Ян пытается отдышаться после быстрого темпа взрослого. — Вот и Сюэ Ян. Мой мальчик, знакомься, это семейная пара Сун Джин и Сун Мина. Они уже оформили все документы, поэтому завтра ты отправишься с ним домой, золотце. — Фальшиво улыбается и тянет высоким голосом директриса.       Ошарашенный Ян стоит и не смеет открыть рот. «Меня усыновили? Меня?». Новые родители не трогают мальчика, только присаживаются перед ним, становясь на один уровень, вновь представляются и выражают надежду, что Ян поладит с братиком. А Ян не хочет ладить ни с каким братиком. Тот, наверняка, будет также относиться к нему. Он же убогий, брошенный. Однако свое мнение Ян не высказывает, да и его, в общем-то, никто не спрашивает. Просто ставят перед фактом — иди собирай вещи, чтобы завтра, сразу по пробуждению, покинуть стены этого здания.       Вещи пришлось складывать в школьный рюкзак, однако, он остался на половину пустым. Школьные принадлежности отобрали воспитатели, тетради разорвали соседи, что глумились над ним. — Да ты видел себя, убожество? Ха-Ха! Ты же мелкий, несуразный, то ли пацан, то ли чудище! — Через неделю вернешься сюда, не обольщайся, ничтожество!       Подобные фразы на протяжении всего вечера разносились в присутствие Яна. Но он закрылся, поставил фильтр на все, что пытается проникнуть в мозг. Ему в какой-то мере было жаль себя и других детей. Никто из них не мог наслаждаться детством, всем им нужно было выживать в этом жестоком мире. Коллектив в детском доме разделялся на две группы: охотники и жертвы. Охотники не считались ни с чьим мнением, забивали на слова воспитателей. Эти дети мнили себя королями, будто никто не имеет над ними власти. И отчасти это было правдой. На избиения, воровство, вымогательство руководство детского дома закрывало глаза. Взрослым было плевать на детей, безразлична их судьба, нынешний статус и уровень жизни. Охотники пользовались вседозволенностью, не сдерживали себя, вытворяя лютую хрень, после чего оставались безнаказанными. И их жертвы ничего не делали. Они были одиночками, не желали контактировать с детьми своего убогого статуса, не хотели ничего менять. Их единственная мечта — покой. Жертвы жили надеждой на скорейший выход отсюда. Они лелеяли тот день, когда за ними навсегда захлопнется дверь детского дома. А Сюэ Ян об этом никогда не думал. Он не ждал освобождения, он итак был свободен. Свободен от собственных мыслей, надежд и ожиданий. «Я утром уеду и никогда не вернусь. А они так и останутся здесь, навсегда убогими и брошенными. А у меня теперь есть семья, родители и братик». Это помогло Сюэ Яну успокоиться и покинуть комнату, в последний раз проникнуть в свою излюбленное место.       Тепло еще не пропало под гнетом ночи, и Сюэ Ян, не ежась, садится на пол, смотрит в небо. В последний раз он смотрит на звезды из этого гиблого места. Сюэ Яну порой кажется, что люди, регистрировавшие его свидетельство о рождении, ошиблись в написании года рождения. В свои девять лет Ян совсем не ощущает этого возраста, кажется, будто он намного старше. У него мысли и действия отличные от сверстников. Те еще беззаботно играют, сбиваются в кучки и стараются дать отпор охотникам. А что же Ян? Почему он не может так же, как эти дети носиться по территории, драться со старшими ребятами? Что не так в Яне, почему он действует по другому? Почему он закрыт от ребят? Почему он постоянно молчит, никогда не плачет? Сюэ Ян даже откашливается, говорит несколько слов, уверяется в том, что голос не пропал, что Ян умеет говорить. так почему же жизнь складывается не так беззаботно, как могла бы?       За этими думами наступает рассвет. Ян осматривается напоследок, запоминает место, где вырос. Этот дом не принес ни капли радости, но Ян не хочет его забывать. Все же, благодаря этой локации Ян стал тем, кто он есть в свои девять лет.       Убрав с кровати постельные принадлежности и проверив собранный рюкзак, Ян садится на стульчик. Дети ушли на завтрак, и Ян остался в огромной комнате один. Но его одиночество не длится долго, спустя пару минут на входе появляется одна из воспитательниц. Она тащит Яна, нагруженного маленьким рюкзаком, в кабинет директора. Там уже сидят новые родители и директриса. Пара Сун встает, как только в кабинет входит Ян. — Все документы готовы, поэтому можете забирать Яна. Будь хорошим мальчиком, слушайся маму и папу. — Снова очередная фальшивая улыбка от директрисы, но Ян ее не видит.       Сюэ Ян выходит в коридор, а за ним идут незнакомые мужчина и женщина. Их он должен будет называть отцом и матерью? Это странно. Ян надеется, что эти люди будут адекватными и не будут требовать от Яна мгновенного признания в них родителей. Сун Джин открывает Яну заднюю дверь, помогает сесть и пристегнуться. Сун Мина поддерживающе хлопает по плечу, оба мило улыбаются, а после закрывают дверь и садятся на свои сидения впереди. Сюэ Ян чувствует, что с хлопком двери захлопнулась и прошлая жизнь. Сейчас он новый человек, у него новая семья, новый дом, новый он. Ян тянется ближе к стеклу, смотрит на здание, в котором провел всю свою жизнь, и не чувствует совершенно ничего. Словно и не было этих девяти лет, полных разочарования, боли и обиды. А Сюэ Ян и правда не верит, что испытывал эти низкие чувства, что был все это время обделенным и нелюбимым. Убогим и ненужным. Может, теперь всё изменится? Возможно, с этого оглушающего хлопка дверью и начнется новая жизнь, в которой Ян будет радостным, счастливым и довольным? Любимым, в окружении дорогих людей? Ян надеется, впервые в жизни позволяет мечте о семье пустить росток, крошечный и незаметный, но такой важный и нужный сейчас.       Мина и Джин привозят Ян к большому дому, что стоит в окружении таких же гигантов. Семья Сун, как рассказал Джин, живет в приличном районе, в коттеджном поселке, в котором имеется круглосуточная охрана и огромные ограждения от лишних глаз и ушей. Автоматические ворота разъехались в стороны, впустили дорогостоящий автомобиль на территорию дома. Ян еще из окна автомобиля восхитился и испугался размеров нового жилища. Джин открыл дверь Яну, помог выбраться, схватив ребенка под локоть, но Ян резко дернул рукой. Мальчишка зашуганно уставился на Джина исподлобья, боясь, что мужчина разгневается от подобного отношения, но Сун Джин никак не отреагировал на действие ребенка. — Прости, что вторгся в твое личное пространство. — Сказал лишь Сун Джин и отошел к жене. Взрослые стояли поодаль, давали мальчишке возможность оглядеть новые владения.       Белоснежный коттедж стоял в центре участка. К нему вели две широкие асфальтированные дороги, от ворот они рассоединялись, полукругом примыкали к бетонной площадке, на которой начиналась лестница в дом. Дорожки окружал газон и множество цветов, их аромат приятно расплывался по округе, щекотал ноздри непривыкшего к подобной красоте Яна. Цветочные всполохи оканчивались подле бетона. Дом, почему-то, казался Яну серым и безжизненным, несмотря на ослепительно белый оттенок фасада. Позади Яна остались ворота, что тихо закрылись. Ян чувствует, будто пасть зверь захлопнулась, поглотила его и не желала отпускать. Вот только непонятно пока, этот зверь спасает от опасности или желает уничтожить? Ян решает подождать с преждевременными выводами.       В сознание Сюэ Ян возвращается с трудом. Невыносимый яркий свет слепит, звуки оглушают. Как бы Ян не пытался открыть глаза и осмысленно оценить обстановку вокруг, организм бунтовал против. Голова взрывалась дикой болью, веки снова тяжелели, и Ян вновь проваливался в темноту. А снится детство. Но будто бы не его, а чье-то чужое. Этот ребенок счастлив и беззаботен, не знает никаких проблем, он не взрослел рано, как это случилось с Яном. Он окружен любовью молодой матери, буквально молодой девушки, только переступившей порог подросткового возраста. Девушка стройная, скорее, даже хрупкая. На ее миловидном лице блестят большие глаза, несмотря на практически черный цвет радужки. И улыбается она крайне ярко, добавляет света и без того яркому дню. Мальчик, герой этой красивой сказки, съедает скромный завтрак, поданный мамой: пышная булочка и кружка теплого молока. Проглатывает булку, практически не жуя, запивает парным молоком, улыбается маме и звонко, но нежно чмокает ее в щеку. Выбегает из дома. Бежит и бежит, через небольшой лесок, оказывается на поле. Необъятную территорию занимает трава да полевые цветы, аромат которых кружит и мальчика, и пчел. Из фиолетовых цветочков мальчик усердно и долго собирает венок, примеряя его к собственной голове. Стебель к стеблю, листок к листку, и вот венок приземляется на маленькую голову мальчишки. Следом той же процедуре подвергаются все распустившиеся белые цветы, но размер венка уже больше. Венок выглядит не совсем аккуратным, но пышности и привлекательности это совсем не умаляет. С первыми сумерками мальчишка покидает цветущее поле. Вновь через лес, мимо темного озера он бежит обратно в дом, где его встречает та же девушка. Мама. Мальчик тянет ей букет, и на лицах обоих расцветают широкие улыбки. Девушки присаживается перед ребенком, склоняет голову, позволяя мальчику пристроить венок на законное место. Теперь в глазах мальчишки мама выглядит королевой, только что им самостоятельно коронованной. Оба звонко и легко смеются, входя в дом и устремляясь в кухонную зону. Неожиданно до ушей мальчика доносится размеренный писк и негромкие голоса, а картинка перед взором размывается. Мальчик закрывает глаза, и открывает лишь тогда, когда писк и перешептывания становятся четко различимыми.       Ян приходит в себя. Рядом с его постелью расположен диван, на котором и разместились приемные родители. Мина, сразу различив шевеления на больничной койке, подрывается к парню и жмет кнопку вызова персонала. Джин подлетает к постели вслед за женщиной, оба смотрят на пациента большими глазами, в которых ясно читается облегчение. Джин сдерживает эмоции, а вот Мина не может скрыть слез. Женщина присаживается на край койки и утыкается лбом в тыльную сторону ладони Яна. Она несдержанно плачет: — Ты очнулся, Ян!       Мина шепчет это снова и снова, пока появившийся в палате персонал не оттесняет ее. Врач просит родителей занять диван, дабы не мешать осмотру. — Здравствуйте, Ян. — Начинает мужчина, вероятно, лечащий врач. Выглядит он большим и брутальным, из-под рукавов его халата выглядывают темные татуировки, а добрые глаза и борода создают образ то ли викинга, то ли байкера. Слишком уж могучим он кажется. — Меня зовут Не Минцзюе, и я — ваш лечащий врач. Вы пробыли в коме двое суток, но, к счастью, пришли в сознание. Сейчас я вас осмотрю.       Брови Минцзюе сведены к переносице, а из-за хмурого выражения лицо его испещряют морщины. Доктор задает множество вопросов, что переваливают по количеству за добрую десятку, светит в глаза ярким фонариком, сгибает и разгибает задеревеневшие конечности. Закончив со всеми манипуляциями, Минцзюе отстраняется, и даже часть морщин пропадает, но не хмуро сведенные брови. — Итак, могу вас порадовать, никаких тяжелых и необратимых последствий я не выявил. Результаты исследований также вполне утешительны. Не смотря на тяжесть переломов, вы скоро поправитесь и будете снова бегать и встревать в драки. — Минцзюе позволяет себе смешок.       Ян порывается возмутиться словам доктора, ну, или поблагодарить за оказанную помощь, но что-то ограничивает движение его челюсти. Непонимающий взор тотчас обращается к доктору. — Что ж, — вздыхает Минцзюе, — а теперь о ваших травмах. Трещины двух ребер, сотрясение головного мозга, трещина нижней челюсти. Также было остановлено внутренне кровотечение в брюшной полости. Сейчас вам следует лишь следовать моим рекомендациям, чтобы скорее пойти на поправку.       Родители благодарят доктора, покидая вместе с ним палату. Минцзюе оборачивается напоследок, подмигивает Яну и уходит за дверь. Ян выдыхает шумно носом, но вздрагивает от покашливания. На диване, оказывается, остался еще один член их дружной семейки. — Когда ты уже прекратишь цепляться к Вэням? — Укоряюще цедит Цзычэнь и встает, приближается к койке, смотрит на Яна грозным взглядом. — Вот до чего в итоге довело твое бунтарство. Двое суток мать лила безостановочно слезы, моля о твоем выздоровлении. Но дай-ка угадаю, что ты сделаешь, как только сможешь выйти в школу… Хм… — Наигранно задумывается Цзычэнь, скрестив руки на груди и уперев взгляд в потолок. — Ах, да! Конечно! Ты же снова прицепишься к Чжао и окажешься после избитым Сюем!       Сун Цзычэнь пользуется вынужденным молчанием Яна, вываливает на него обвинения, не желая проявить ни капли сострадания к брату. Семь лет они живут под одной крышей. Семь лет они находятся бок о бок. Но сейчас отчетливо видна граница между ними, именуемая «ненависть». И это взаимное чувство. Однако Ян, в отличие от Цзычэня, не может выплеснуть в ответ свой негатив, злобу и обиду, накопившиеся за долгие годы совместного проживания. Но Ян не такой. За время жизни в детском доме он научился давить в себе какие-либо эмоции. Его лицо всегда непроницаемо, эмоции нечитаемы. Но внутри разрастается буря, способная снести даже выдержку Яна. Но он держится. Ян может лишь постараться абстрагироваться, скосить взгляд в потолок и полностью игнорировать брата. Это, конечно, выбесит Цзычэня еще больше. Хотя и в этом есть польза. Будучи неспособным и рта раскрыть, Ян все равно умудряется повысить уровень раздражения Цзычэня. Успех, не иначе. — Какого хрена? На меня смотри! — Хочет повернуть голову Яна, дабы уместить лица друг против друга, но слои бинта останавливают сей порыв. — Чего ты добиваешься?       Ян так и не смотрит на Цзычэня. — Убогий. — Выплевывает Цзычэнь и стремительно покидает палату.       Ян остается один. Так всегда происходит, хоть люди и пытаются навязать свое общество, Ян, в итоге, всегда остается в одиночестве. Он навсегда останется убогим одиночкой, не способным на контакт, дружбу, любовь. Как бы Ян не был сейчас взбешен словами Цзычэня, лекарства в его крови побеждают. Ян, под действием обезболивающих, засыпает, вновь оказываясь в теле мальчика из недавнего сна.