Десять лет назад.
Маленький омежка, ведомый чувством голода, тихонько крадётся по коридору замка, намереваясь достать себе хоть немного еды. Его живот уже давно перестал издавать урчащие звуки и начал болезненно скручиваться от того, что мальчик не ел уже больше суток. Хоть на кухне и царила тишина, он всё равно с опаской приоткрывает дверь, одним глазом заглядывая внутрь. — Ты кто? — сзади неожиданно кто-то нарушает план мальчика. Он вздрагивает, резко разворачивается и, слава Богу, видит перед собой не кого-то из слуг с кухни, а такого же мальчика, что сонно трёт глазки и непонимающе смотрит на застывшего омежку. У того густые ухоженные волосы, воздушная ночнушка с гофрированными оборками, длинные ресницы и блестящие от слюны губы. Мальчик тоже омега. Чимину рядом с ним становится некомфортно. Он руками разглаживает свою свободную рубаху, что с годами сильно посерела, и слегка взмахивает головой, убирая с глаз короткие белые волосы. — Меня зовут Чимин, а тебя? — Секрет, — омега подмигивает, проходя мимо и широко открывая двери на кухню. — Ты не боишься того, что нас могут увидеть? — мальчик на цыпочках следует за незнакомцем. — Нет, я очень хочу есть, — тот даже не старается говорить потише, — и не усну если не удовлетворю свой урчащий живот. Чимин смотрит на то, как тот бесцеремонно открывает полки в поисках съедобного. Он понял. Перед ним кто-то из знати. Было очевидно, что никакой слуга не осмелился бы на такое безрассудство. От осознания кидает в неловкость. Он — оборванец без имени и пожитков, брошенный на произвол судьбы ребёнок, чей папа нагулял детину непонятно от кого, а потом сбежал из замка с каким-то пьянчугой из города, стоит рядом с тем, кто находится по ту сторону жизни. Сторону жизни, в которой не нужно думать, как достать себе поесть и при этом не быть пойманным и наказанным за это. Незнакомец счастливо вскрикивает и достаёт порезанный пирог с начинкой из каких-то ягод, накрытый сверху белым кухонным полотенцем. Он со счастливой улыбкой ставит тяжесть на деревянный стол, забирается на стул, отбрасывает полотенце в сторону и с жадностью берёт первый кусочек, сразу же откусывая почти половину. Довольно жуёт найденное и облизывает крошки с губ, при этом аппетитно причмокивая. Чимин, как неприкаянный, наблюдает за развернувшейся картиной, переминаясь с ноги на ногу. Мальчик перестаёт жевать и вопросительно оглядывает омегу, после чего показательно пододвигает поднос с пирогом поближе к краю и кивает на него. — Ты чего не ешь? — непонимающе смотрит. — А мне можно? — Чимин неловко теребит край рубахи. — Что за глупый вопрос, — фыркает. — Присаживайся. Омега тушуется, но предложение принимает. Подходит к стулу, аккуратно его отодвигает, неловко присаживаясь напротив. Ему в руки пихают самый большой кусок пирога и по-доброму улыбаются, всем видом показывая дружелюбие. Чимин осторожно откусывает и, закрывая глаза от удовольствия, наконец, наслаждается сладостью. Из-за голода медленно есть не получается, поэтому омега с нетерпением, чуть ли полностью не проглатывает этот несчастный кусок, почти не жуя. Ему сразу же пихают ещё один кусок, взволнованно кивая, чтобы он побыстрее съел и его. Чимин не знает, кто этот мальчик и как его зовут, но он уже его любит. Омега мало чем отличается от дворняг на улице, потому что также быстро привязывается к людям, удели они ему хоть каплю внимания и заботы. Слуги не любили его ветреного папу, что очень часто отлынивал от работы, а когда тот родил на свет свою маленькую копию, они невзлюбили и её. После побега так вообще забыли о существовании какого-то там ребёнка. Ну, живёт и живёт. Как подрастёт, так можно припахать, а пока что не интересно. Ест ли этот мальчик, тепло ли одевается, дружит ли с кем-то — неважно. — Ты почему такой голодный? — незнакомец перестал есть и поближе к омеге пододвинул тарелку. — Тебя не кормят? — Мне разрешено есть только вечером, когда после королевского ужина остаются остатки, — не переставая жевать отвечает. — А сегодня я случайно уснул и пропустил приём пищи. — А почему тебе можно есть только вечером? — Потому что меня считают нахлебником, — обыденно отвечает Чимин. — Мой папа сбежал из замка, а я пока что слишком мал, чтобы от меня была польза. Если нет пользы — нет еды. Глаза незнакомца загораются. Он с неприкрытой радостью хватает мальчика за руки и слегка тянет к себе поближе. Чимин, не понявший такой резкой смены настроения, тихо охает и с широко раскрытыми глазами смотрит в такие же напротив. — Так тебя тоже бросили? — голос звучит слишком радостно для таких слов. Омега от неожиданности начинает кашлять, поперхнувшись небольшими кусочками пирога, застрявшими где-то в горле. Вырывается из хватки и пытается заглушить громкий кашель, прикрыв рот руками. — Сейчас, — незнакомец взволнованно спрыгивает со стула и убегает в соседнюю комнатушку, — я принесу тебе молока. Потерпи. И Чимин терпит. Сквозь наливающиеся от першения в горле слёзы терпит. Если о нём будут заботиться так каждый раз, то он готов терпеть сколько угодно, лишь бы его не бросали одного. И у него даже почти получается заглушить порыв новой волны кашля. Пока его со всей силы не отпихивают сзади, и он неожиданно не падает на пол, сразу с испугом смотря снизу вверх и видя перед собой красного от злости повара. Тот резко хватает мальчика за руку и поднимает на ноги, сразу же влепляя звонкую пощёчину. Звук раздаётся на всю кухню, наверняка долетая и до слуха его нового знакомого. — Паршивец, — кричит, брызгая слюнями, — как ты посмел без спроса стащить пирог? — мужчина вот-вот взорвётся от ярости. — Тебя надо выпороть, мелочь бездарная! Нагуляла сука такое отребье. Чимин не может унять приступ кашля, что настиг его с новой силой. Мальчик пуще прежнего заливается слезами и мелко дрожит — то ли от боли после удара, то ли от обжигающей обиды. Он виснет безвольной куклой, удерживаемой на ногах только благодаря тому, что разъярённый повар крепко держит под подмышкой. Взрослый тянется назад, нащупывая деревянную раскатку, сразу же ей замахиваясь. Омежка дёргается, пытаясь увернуться от скорого удара, но хватка на руке слишком крепкая, чтобы позволить мальчику спастись. — Отпусти его, — в небольшой комнате раздаётся звонкий крик. Повар оборачивается назад и застывает в немом шоке. Он медленно отпускает плачущего мальчика и откидывает от себя деревяху, что с громким звуком приземляется на столешницу. — Ваша светлость… — Ты поднял руку на моего фрейлина? — От улыбающегося незнакомца не осталось ничего, теперь на его лице можно заметить только раздражение. — Прошу прощения, я не мог и подумать, что… — он оборачивается на всё ещё плачущего мальчика, — он может быть вашим фрейлином. — А тебя это и не касается, — подходит поближе к бедняге и берёт его за руку, отводя за свою спину. — Но, принц Тэхён, он же… — Молчать, — слишком грубо затыкает. — На этот раз я тебя прощаю, но знай, что следующего шанса у тебя не будет. Тэхён гордо разворачивается, направляясь к выходу и за руку уводя за собой шмыгающего носом мальчика. Тот от шока даже забыл, что у него разболелась щека и, возможно, кровит случайно разбитая губа, когда услышал, с кем он, оказывается, случайно познакомился. Ему в руки дают принесённую кружку молока. Он молча выпивает её до дна.🕊️
Настоящее время.
По его лицу с осторожностью проводят рукой, очерчивая скулы. Сердце бьётся с бешеной силой, грозясь точно выпрыгнуть из груди. За его плечи цепляется испуганный Чимин, пытаясь отклонить омегу от касаний этого дикаря, что слишком внимательно смотрит на принца. Фрейлин перестал плакать и с испуганным видом наблюдал за каждым действием альфы. — Auferte eum, — тому, видимо, надоело, что омеги цепляются друг за друга, поэтому он оборачивается назад и что-то говорит своим низким голосом, указывая на Чимина. К ним подходит такой же крупный альфа, разминая шею и вытирая об свою одежду чужую кровь. Он останавливается рядом с тем, кто его позвал, и с интересом оглядывает омег. — Omnesne macer? — у того в голосе чувствуется явная насмешка. — Suis alphas verisimile non sicut sexus. — Tace et auferte, — на него строго рычат. Подошедший альфа поднимает руки вверх в примирительном жесте и с ухмылкой подходит к застывшему Чимину. Он быстро хватает того за талию и поднимает вверх, закидывая к себе на плечо. Тэхён дёргается, но его тут же останавливают, крепко держа за плечи. От безысходности принц чуть ли не скулит, видя, как его друг отчаянно бьёт маленькими ручками спину варвара, что как пушинку несёт его к лошадям, и, кажется, даже не чувствует этих ударов. Его лицо берут в обе руки и разворачивают обратно к альфе. Большими пальцами стирают слёзы, что сами по себе льются из покрасневших глаз омеги. Одну руку запускают в волосы, крепко стягивая их, а другой убирают торчащую прядь с лица. Пальцы вновь касаются омежьих скул, без напора проводя по ним и осторожно переходя к пухлым губам, сразу же надавливая для того, чтобы разомкнуть их. Омега с тихим ужасом смотрит на сосредоточенное лицо напротив и молится всем богам, прося о том, чтобы его не начали насиловать прямо тут. Альфа, наконец, убирает руки от лица, но продолжает мучить принца уже по-другому. Он цепляется за длинные белокурые волосы, с интересом перебирая их в руках и поднося к своему лицу. Делает глубокий вдох, прикрывая глаза, будто наслаждаясь запахом. Громко выдыхает и опускает правую руку себе за спину, откуда достаёт тонкую верёвку, сразу же её распутывая. Берёт омежьи руки в свои и обматывает её вокруг них, специально оставляя немного пространства, чтобы на нежной коже не появились следы. Дальше в плен попадают и ноги, что так же как и запястья, не туго обматывают вокруг. Его аккуратно берут на руки, не став закидывать на плечо, как это сделали с Чимином. Не спеша подходят к лошадям и осторожно усаживают на жеребца. Следом одним движением забираются сзади, так, что омежья голова оказывается на груди у захватчика. Поправляют его тушку для дальнейшего удобного передвижения, и специально надавливают на живот, чтобы тот полностью облокотился на альфу. Впереди стояла лошадь, на которой лежал перекинутый Чимин и громко плакал, пытаясь освободиться от туго-завязанной верёвки на руках. К нему подошёл утащивший его альфа, что-то пробормотал и смачно ударил по ягодицам, от чего тот только больше заистерил. Тэхёну от этого зрелища стало хуже. В глазах потемнело, а в пальцах почувствовалось лёгкое покалывание. Он без чувств обмякает в чужих руках, теряя последние крупицы сознания. С его лица убирают волосы и мягко укладывают голову поудобней.