пару минут жизни

Время до часа тянулось вечность. Я вытащил из своего шкафчика телефон и наушники и сунул их в карман. Подошел к Феликсу в столовой. Перед ним стояла недоеденная тарелка сыра, крекеров и нарезанных зеленых яблок. Я позволил ему увидеть меня первым. – Сколько уже прошло? – Два года. Он кивнул. – Я только вернулся. Вы первый человек, кого я вижу. – Он посмотрел на мою табличку с именем. – Привет, Хенджин. Я Феликс. – Хочешь пойти погулять и подышать свежим воздухом? Его улыбка была до боли потрясающей. – С удовольствием. Мы вышли через заднюю дверь в душную жару летнего дня. Вместо того, чтобы осунуться от духоты, Феликс ожил. Несмотря на унылую одежду, он был ярким и красивым. Я подозревал, что Ли Феликс до аварии не носил брюки цвета хаки и лоферы. – Это так мило, Хенджин, – сказал он. – Хенджин – это от Хенджин-и? – Можешь называть меня Джинни, – сказал я, потому что мне надоел наш обычный сценарий. Он со смехом подтолкнул мою руку. – Мысли читаешь? Я как раз собирался попросить. Ты Джинни. У тебя добрые глаза. По крайней мере, эту фразу я мог слушать еще сто раз. – Так тихо, – сказал Феликс. Я сжал телефон и наушники в кармане, размышляя, а такая ли хорошая идея дать ему музыку. Вдруг он сорвется? Но пятиминутный мир Феликса всегда был тих, а я устал гадать. Так чертовски надоело ничего не делать. – Я думал о том же, – медленно сказал я. – Любишь музыку? «Музыка – это жизнь». – Люблю? Музыка – это жизнь. Какую ты слушаешь? Я не позволил ему перевести разговор на меня. – Всего понемногу. Что нравится тебе? – Танцевальная и техно. – Он нахмурился. – Забавно… Не могу вспомнить ни одного исполнителя. – Погоди, – сказал я, вытаскивая телефон и наушники. Быстро прокрутил плей-лист популярных танцевальных песен. Первым всплыл «Bad Romance» Леди Гаги. – Попробуй это. – Я дал ему наушники, нажал на воспроизведение и подобрался. Лицо Феликса мгновенно озарилось радостью, и он начал качать головой с закрытыми глазами, слушая свою любимую музыку, возможно, впервые за два года. – Боже мой, это потрясающе! – воскликнул он. – Вот. Послушай сам. Он взял один наушник и отдал мне. Мы стояли посреди полудня, лицом к лицу. Он растворился в музыке, а я – в нём. Я никогда в жизни не видел ничего столь прекрасного. Он качался точно ива, стройный и нежный, а я был дубом, пустившим корни перед ним. Между ним и миром, защищая его изо всех сил. Песня закончилась, и Феликс достал наушник. – Я хочу твою любовь… Любовь, любовь, любовь… Я уставился на него. «Это слова песни, идиот. Он не про тебя». Феликс засмеялся и игриво толкнул меня. – Мне понравилось, но тебе она совсем не подходит. Ты не любитель танцев и клубов, я прав? – На самом деле, нет. Он коснулся пальцами мышц моего предплечья. – Я не могу представить тебя на танцполе. Ты был бы вышибалой в клубе, следил бы, чтобы все вели себя хорошо. Марк Антоний. Слышал о Марке Антонии? – Вроде бы. – Марк Антоний был генералом, который воевал за Юлия Цезаря во время гражданской войны. После смерти Цезаря Антония отправили в Египет, где правила Клеопатра. У них был роман, который едва не спровоцировал новую войну. Клеопатра очень любила Марка Антония. Сильный. Благородный. Солдат, но такой, кто сражается лишь потому, что должен. – Он поднял глаза к моим. – Ты выглядишь так, будто ты бы сражался, но только если бы пришлось. – Только если бы мне пришлось. «Я буду сражаться за тебя». Мы не могли отвести друг от друга взгляда, затем Феликс глубоко вздохнул. – О боже, Джинни, – сказал он, широко раскинув руки. – Я чувствую себя таким живым. – Да? – Как будто только что выпил шесть энергетиков или что-то в этом роде. – Его улыбка стала теплой и кокетливой, и Феликс постучал по моему телефону. – У тебя не найдется еще одной песни для меня? – У меня их сотни. Он поднял свои кристальные глаза, и на одно драгоценное мгновение что-то глубоко внутри него соединилось с чем-то глубоко внутри меня, так сильно и мгновенно, что моя грудь сжалась, пытаясь удержать выбитый воздух. Глаза Феликса расширились, улыбка расцвела у него на губах. Внутреннее сияние прорвалось сквозь трещины покалеченного рассудка, и я увидел его. Того парня, который, если бы у нас было больше пяти минут, я бы сделал своим. Но только я почувствовал сладкий вкус слова «свой», как знакомая растерянность прокатилась по лицу Феликса. Он перезагружался. Я перезагружался, превращаясь из защитника в угрозу. Из друга в незнакомца. Из Джинни в… «Пустое место, – закончила Дорис. – Ты никто». У меня чесались руки схватить Феликса и держать, чтобы я не исчез. Он отступил назад. – Кто?.. – Джинни, – сказал я. – Меня зовут Джинни. * * * Мы проиграли эту сцену трижды. Трижды я ждал, пока завеса его разума закроется и снова откроется, и мы начнем все сначала. Как актеры в кино, что читают сценарий, только камеры и съемочной группы не видно. Те же слова, дубль за дублем. Каждый раз смущение проникало в его глаза, стирая все вокруг. Стирая наши пять минут. Стирая кем и чем мы были друг для друга. «Ничем. Мы никто друг для друга, потому что ему нечего тебе дать. Никак». В конце концов мы вернулись внутрь, по-прежнему каждый со своим наушником, вместе слушая танцевальную песню. Сели за столом Феликса, все еще связанные, а в наших ушах гремело техно. – Тебе нравится? – спросил я. – «BOOM» от «X Ambassadors». Феликс кивал в такт. – Очень. «Ему нравится. Он счастлив. И пусть Минхо идет в…» – Что здесь происходит? Я вздрогнул, и наушник выпал из моего уха. Ли Минхо стоял у стола, его пристальный взгляд метался между мной и братом. – Минхо! – Феликс вскочил на ноги и сразу замер, застигнутый перезагрузкой. Я проследил, чтобы все было в порядке, пока Феликс не очнулся, затем повернулся к его брату. – Здравствуйте, мистер Ли. Минхо открыл рот – и уж явно не поблагодарить меня за отличную работу. Но Феликс обошел стол и обнял его за шею. – Ты здесь. Сколько уже прошло? Где мама и папа? Голос Минхо был каменным. – Два года, и они уже в пути. – Я так рад, что ты пришел. – Феликс снова обнял Минхо, затем остановился, увидев меня. Скромная, мягкая улыбка появилась на ее лице. – Ой. Привет. – Привет. – Я Ли Феликс. – Он протянул руку, и я потряс ее, утонув в дежавю. – Хван Хенджин. – Так приятно с вами познакомиться. Это мой Брат Минхо. – Феликс рассмеялся над кислым взглядом своего брата. – Боже мой, Хо, ты такой чудак. – Вы санитар, да? – спросил меня Минхо. – Где медсестра Сото? – Сегодня у нас нехватка рабочих рук, – пояснил я. Минхо поджал губы. – Оно и видно. Что ж, я уже здесь. Можете идти. Я посмотрел на Феликса: тот закатил глаза и беззвучно сказал «извини». Час спустя я мыл коридор возле комнаты отдыха и увидел Риту, Чонина и Минхо. Они подняли глаза, когда я приблизился, и Минхо повернулся ко мне, скрестив руки. – Мы можем спросить его сами. Что ты делал с моим братом? «Дерьмо. Меня сейчас уволят. Феликс останется один в тишине». – Н-н-ничего, – сказал я. – Просто слушали музыку. – Это входит в твои должностные инструкции? – Н-н-нет. – Нервничаешь? Чувствуешь себя виноватым? Что с тобой не так? – Хенджин брал мистера Ли на ежедневные прогулки в те дни, когда я… – вмешалась Рита. – Когда вы не могли, потому что у вас мало персонала, – закончил Минхо. – Я плачу не за то, чтобы о Феликсе заботился санитар. – Хенджин хороший работник, – сказал Чонин. – Один из лучших. Минхо фыркнул, повесил рабочую сумку на плечо и посмотрел на меня. – Держись подальше от моего брата, если не хочешь искать другую работу. Вряд ли с твоим заиканием это простая задача. Глаза Риты расширились, а Чонин опустил взгляд в пол. Наступило молчание. ботинки Минхо прогремели по коридору и стихли. – Извини, Хенджин, – сказала Рита. – Он расстроен, потому что защищает Феликса. Я поговорю с ним. – Не надо, – возразил Чонин. – Мы просто должны делать то, что он хочет. – После ухода медсестры Фэй у меня еще три резидента на попечении, – сказала Рита. – Если Хенджин не будет водить его, мистеру Ли придется пропускать свои прогулки. Я объясню это Минхо. Он поворчит, конечно, но в итоге разрешит, ведь он желает брату добра. Чонин нахмурился. – Полагаю. Но Хенджин не должен водить мистера Ли на прогулки, пока ты не получишь одобрение от Минхо. Последнее, что нам нужно, – это чтобы он привлек доктора Пула. Доктор Пул был финансовым директором санатория. Его любимым занятием было – увольнять персонал, чтобы сэкономить деньги. Рита похлопала меня по руке. – Извини за… неприятности, Хенджин. То, что сказал Минхо… – Так оно и есть, – перебил я, а кровь горела в жилах. Чонин собирался что-то сказать, но в конце коридора появился Хоакин. – Эй, босс, есть минутка? – Иду. – Он бросил на меня любопытный взгляд и ушел. «Поздравляю, – хихикнула Дорис. – Теперь они все знают, что у тебя заикание, и Минхо, вероятно, тебя вышвырнет». Он был прав. Если я буду осторожен, если не оставлю дело Феликса профессионалам, мне придется начинать все заново, но уже в другом месте. И я больше никогда не увижу Феликса. В тот день, убираясь в пустой комнате отдыха, я обнаружил новый рисунок на полке Феликса. Я оглянулся на дверь, прежде чем взять бумагу. На носу корабля стоял Марк Антоний, в серебряных доспехах, под палящим красно-оранжевым солнцем. Он высоко держал меч, лицо воина излучало спокойствие. Каждая деталь была создана из цепочек слов. «Он не просто хорош. Он гений». Когда я стал читать цепочку, что составляла бок корабля, мое сердце остановилось. Сожалею истинно синее синейшее небо глаза моя улыбка раздражает дождь боль боль боль – Твою мать, – прошептал я. Текст «Sweet Child O’Mine». Выхолощенный до сути. То, как песня прозвучала бы в закольцованном мозгу Феликса. Я развернул лист на девяносто градусов, следя за цепочкой вверх по мачте. Желаю поцелуй добрые глаза мой туман мистическое чудо лирически лирический совершенно беззвучно заикаться бренчать жало петь петь петь Медленно, спокойно я сложил рисунок и убрал в задний карман. Этот – мой. Феликс блуждал во тьме, но я был там, вместе с ним.