Лань Чжань приходит к Старейшине Илина за помощью

Когда Лань Чжаню исполнилось пятнадцать, целитель осмотрел его привычно и повседневно и покачал головой: — Торопитесь, второй молодой господин Лань, очень торопитесь. Правда, есть в кого — ваш батюшка тоже в пятнадцать в отдельный дом съехал. И вам пора уже. Лань Чжаню отчего-то не понравилось сравнение с отцом, но привычка не спорить со старшими в клане Гусу Лань в нем засела глубоко, потому он промолчал. Но напомнил себе, что брат съехал в отдельный дом за луну до своего семнадцатилетия. Быть похожим на брата хотелось больше, чем быть похожим на отца. Дом Лань Чжаню выделили близко к дому матушки, вероятно, сознавая, что он всё равно привычно будет уходить к ней и бдить за ее сном. — В прошлый раз, когда ты со мной не пошел, — рассказывал брат, помогая переносить книги, которые боязно было в цянькунь убирать, — я играл Расспрос, и мы долго говорили. Ванцзи… думаю, что матушка может… спать долго. Еще годами. Даже если… — Он вздохнул. — Даже если пробудится от сна. Лань Чжань чуть ли не улыбнулся ему. Он знал, откуда шло это неповиновение правилам и осознание того, что их матушке в Облачных Глубинах места нет. — Я буду приходить к ней раз в месяц, даже если она уйдет на Луанцзан, — невозмутимо продолжил брат. — Ты не забудь ходить в ее дом с той же частотой только, хорошо?.. Лань Чжань кивнул. Он не сомневался, что этот дом недолго простоит пустым — как только матушка покинет Облачные Глубины, в нем непременно поселится Старейшина Илина. И он даже знал, почему — тот сам проболтался однажды, рассеянно и нежно лаская под рукавом чужую ленту, обронил: — На этом месте стоял дом моего мужа. Мой дом. Дом его матери. Мать его умерла, а он, против всех правил, взял этот дом себе. И тут же замолк. Лань Чжань не стал выспрашивать и не стал высчитывать, сколько лет Старейшине Илина, но знал, что раньше Облачные Глубины не делились на женскую и мужскую половины, а потому мог примерно угадать возраст… но не хотел. Сложно в пятнадцать было принять, что твой возлюбленный на века старше тебя, но можно. Тем более, когда этот самый возлюбленный валялся на полу чужого пока что дома чуть ли ни в нижних одеяниях, смотрел на просвет талисман и дул губы. Лань Чжань бросил на Старейшину Илина взгляд… и застыл, не в силах глаз отвести. Расхристанный, в своих черно-серо-алых одеяниях, с разметавшимися волосами и искусанными губами тот был чудо как хорош. И вызывал что-то смутно-жаркое внизу живота, о чем уже пытались говорить с ним юноши с Луанцзан. Кстати, нужно было навестить нынешний выводок луанцзанских воронят, чтобы сообщить о смене обиталища Лань Чжаня. Пару раз прошлогодние приходили в ночи за ответами, потому что не знали, к кому идти и у кого спрашивать. А еще стоило отсортировать вещи, оставленные в доме матушки и забрать с собой всё необходимое. Например, черное верхнее одеяние, в рукава которого Старейшина Илина постоянно подсовывал новые талисманы. Теперь, когда у Лань Чжаня появился свой дом, который он мог защитить совершенно любым способом на основаниях «общей тренировки и проверки полученных знаний», можно было унести всё ценное туда. Древние ритуалы тоже поощрялись, а единственным условием было «не нарушать покой прочих». Или пока оставить вещи тут и перенести, когда дом будет защищен? — Куда ты понес твою-мою одежду, Лань Чжань? — повернул на него голову Старейшина Илина, но пока взгляд от талисмана не отведет. — Целитель решил, что мне пора жить отдельно, — спокойно ответил Лань Чжань, всё же возвращая одеяние на место и вместо того споро сортируя книги и записи, чтобы после можно было легко их унести. — Старейшины отдали мне дом неподалеку. Я хочу закрыть его ритуалами от посторонних и унести туда… Он замолк, потому что «ценное» звучало неправильно, а «сокровище» отдавало чем-то детским и несерьезным. Казаться же несерьезным ребенком в глазах Старейшины Илина не хотелось. Хоть тот и лежал сейчас, дрыгая левой ногой. — Дорогое сердцу, — невозмутимо договорил за него Старейшина Илина. — А почему у вас решают целители, когда можно жить отдельно?.. Лань Чжань уставился на него с недоумением. Но, может, в былые времена всё иначе было?.. Тогда и Облачные Глубины на женскую и мужскую половину не делились, и мир был проще, раз Старейшина Илина, столь явно пользующийся темной энергией, спокойно жил в самом сердце Облачных Глубин как раз… над источником… сильной природной ян. — Ты был пленником в прежние времена? — уточнил Лань Чжань, садясь на колени рядом со Старейшиной Илина — Тебя пленили и силой держали в этом доме?.. Старейшина Илина удивленно поднял бровь, усмехнулся и сказал: — Нет. Я пришел сюда своей волей и своей волей остался. Захотел бы уйти — ушел бы и увел мужа. Но он хотел остаться, чтобы помочь своему клану… и он так редко чего-то желал, что мы просто остались. А потом о его добре забыли… и его не стало. Старейшина Илина не стал прятать взгляд, просто закрыл глаза, скрывая от Лань Чжаня печаль по тому, кто был достоин его любви — за эти годы удалось составить полный образ этого… Ханьгуан-цзюня. Сильный заклинатель, что ступал там, где творился хаос, спасал простых людей и был повинен только в одном: он умер, оставив после себя скорбь потери. — Но как связано мое возможное заточение с тем, что я не вникал, как и кому выделяют покои в Облачных Глубинах? — спросил Старейшина Илина, приподнимаясь на локтях и с трудом приоткрывая глаза, чтобы тут же сесть. — Ха. Лань Чжань, когда ты успел ростом почти с меня вымахать?.. Лань Чжань плечами пожал, не говорить же, что они уже две луны почти одного роста ходят? Старейшина Илина оглядел его с головы до ног, а потом выдохнул с восхищенным ужасом: — И это ты еще растешь!.. А плечи когда такими широкими стали?.. Как вы, Лани, вообще умудряетесь так быстро расцвести?.. Лань Чжань посмотрел на него и уточнил: — В Облачных Глубинах очень сильная природная ян. Здесь. В этом месте высокий уровень природной ян. Поэтому уровень моего совершенствования достиг того уровня, когда юноши начинают жить отдельно. — А, — чуть расслабился Старейшина Илина. — Так это так заслуги отмечают. — Нет, — покачал головой Лань Чжань. — Просто на моем уровне совершенствования на меня не действуют больше успокаивающие травы, и я могу невольными реакциями плоти смутить или помешать моим соседям. Чтобы я не нарушал их покой, мне выделили дом. Старейшина Илина уставился на него, сморгнул, вскочил зачем-то на ноги, сел обратно, снова уставился пристально, запустил руку в волосы, а потом сказал, слова лениво растягивая: — Лань Чжань, только не говори, что юношей пичкают отварами или пилюлями, чтобы у них не вставало. Ну. Чтобы не было определенных реакций плоти. — Нет, — твердо отвел Лань Чжань, — не юношей. Все на мужской половине едят в общей трапезе, а травы добавляют во все блюда. Но на определенном уровне развития золотого ядра тело начинает воздействие этих трав нейтрализовать. Старейшина Илина уставился перед собой, долго кивнул, а потом сообщил растерянно: — Лани. Только я решу, что могу вас понять, и вы творите такое… — А потом решительно добавил: — Не было при мне такого! Я бы знал! У меня там дети приемные были. А при тебе… при тебе. — Он уставился внимательно: — Лань Чжань, а если бы не этот дом, если бы не усиленные тренировки, то… то когда бы ты познал… реакции плоти? — Годам к семнадцати, — пожал плечами Лань Чжань. — Я в этом похож на брата. Но и сейчас для меня остаются тренировки, усмиряющие плоть медитации, медитации в Холодном Источнике. Старейшина Илина уставился с недоверием, но, против обыкновения, говорить что-то не стал, вместо того задумался накрепко. Он сидел, хмурился, потом взялся за кисть и бумагу, начал вычерчивать мужское тело, потоки какие-то, бормотал под нос. Лань Чжань ему привычно не мешал — собрал, что нужно, поклонился матушке, с сожалением сознавая, что выложился вчера слишком сильно и сообщить весть ей сегодня не получится. Ничего, он помедитирует и расскажет завтра. Сегодня же он разобрал вещи в ее доме на те, что можно унести сейчас, что придется принести, когда он наложит защиту, и те, что должны остаться здесь для Старейшины Илина. Луанцзановские воронята его переезд восприняли с большим энтузиазмом, и он напомнил им, что предаваться с ними возлияниям или отдавать под это свой дом не будет. Они сообщили, что никогда бы!.. А сами запереглядывались, обидевшись в знакомой манере. Первая медитация в Холодном Источнике по новой методике прошла… неудовлетворительно. Стоило Лань Чжаню увидеть на пороге своего дома Старейшину Илина, и внутри снова что-то огненное поднялось, что должно было спать. — Айя! — расстроенно выдал Старейшина Илина. — Лань Чжань, ну зачем ты такой хороший ученик? — Он вздохнул. — Не важно. Мне придется покинуть тебя на пару дней. Не усердствуй с медитациями и Холодным Источником, прошу. Вообще ничего из того, что сказал целитель, не делай. Прошу. Ты же исполнишь одну мою просьбу, да? Лань Чжань нахмурился. Не слушать целителя, когда ты ступаешь на неизведанный тебе раньше путь, не являлось признаком разумности. Но и Старейшина Илина не стал бы просто так тревожиться. Значит, стоило его послушать, а заодно и прислушаться к своему телу и тому новому, что в нем пробудилось. — Хорошо, — кивнул Лань Чжань. — Прекрасно! — даже просиял весь Старейшина Илина. — Подожди меня, Лань Чжань. Я вернусь. И он активировал талисман перемещения. В Облачных Глубинах. Посреди защитного барьера. Невозможный человек. Лань Чжань вздохнул и вернулся в домик матушки. Он не планировал этого с самого начала, но сейчас решился — взял черные одеяния и унес в свой дом, а после начал обходить его, осматривая и производя первичные расчеты для поля. На обустройство на новом месте ему давалось три дня, и Лань Чжань собирался ими воспользоваться, полноценно обживаясь в своем личном доме. У него никогда не было ничего настолько личного. Комнаты он делил с другими учениками сызмальства. Кисти, тушь, бумага — они были общими. Одеяния, конечно, принадлежали ему, но они были клановыми и показывали, что он принадлежит клану, а не обратное. И лента, что должна быть только его, больше показывала, что он Лань, что из главной ветви, что в нем есть кровь Лань Аня, что он чей-то. Лента не принадлежала Лань Чжаню. Лань Чжань принадлежал ленте. И этот дом, по сути, ему только одолжили. Когда его начнут отпускать на ночные охоты, он отправится в Илин и выберет место для своего дома. Для него, только его дома. Это было глупым желанием, может, Лань Чжань из него еще вырастет. Но пока он принял это как еще одну цель в своей жизни. Правда, ждать до нее минимум пять лет — когда на его голове будет гуань, а самого его признают вольным в делах и поступках, Лань Чжань сможет уйти. Брат это знал. Он никогда не спрашивал, но знал, потому и дарил книги о путешествиях, странствиях, приносил заметки о путешествиях и говорил о сложностях, с которыми сам столкнулся на ночных охотах. Брат знал, что Лань Чжань уйдет, и был готов его отпустить. До отбоя удалось разработать примерный план защиты. Нестандартной. Старейшине Илина должно понравиться. Лань Чжань, переодеваясь ко сну, представлял, как тот будет разбирать принципы построения поля и пропусков, а потом посмотрел на принесенные с собой черные одеяния. Он не должен был так делать. Права не имел. Лань Чжань аккуратно накинул на себя чужое одеяние… и понял, что оно ему лишь чуть широко в плечах. От ткани тянуло чем-то неуловимо-приятным — не запахом, а чем-то иным, важным, и завернуться, как в детстве, уже не выходило, конечно. Лань Чжань устроился спать, надев чужие одежды и чувствуя себя невероятно-защищенным, словно эта черная ткань могла скрыть его от всего мира. Он закрыл глаза, а потом мир вокруг залило солнце. Он лежал головой на чьих-то коленях и смотрел на… на себя?.. Это был он, только старше, этот Лань Чжань… Лань Ванцзи… в его взгляде была безграничная любовь, хоть лицо и хранило каменную невозмутимость. — Лань Чжань, — прозвучал мягкий голос Старейшины Илина. — А что же мир скажет на то, что почтенный Ханьгуан-цзюнь влюблен в такого дрянного человека как я? Голос Старейшины Илина звучал странно, словно говорил сам Лань Чжань, говорили его губами, хотя, скорей, это он был случайным гостем в чужом теле. Ему было хорошо и спокойно. Он знал, что нет места безопасней и желанней, чем в руках этого мужчины. Столь сильное доверие… смущало. Наверное, не стоило так много думать о грядущем? Вот и приснилось то, чему еще предстоит помочь сбыться, время, где они равны — Вэй Ин идеален, — сообщил тем временем Лань Ванцзи. Имя было смутно знакомо, но сейчас Лань Чжань не мог понять, где же он слышал его. — Старейшины твоего же клана с этим не согласны, — хмыкнул Старейшина Илина. — Они считают, что я — пропащий человек и только сбиваю тебя с праведного пути. — Мы вместе достигли бессмертия, — напомнил ему Лань Ванцзи. — Без Вэй Ина этот Ванцзи шел бы и шел и однажды упал бы, потому что идти больше было незачем. Лань Чжань почувствовал чужую печаль только отголоском, но ему и этого хватило, чтобы почти утонуть. — Прости, что я умер, — сказал Старейшина Илина. — Лань Чжань, хочешь, я пообещаю тебе не умирать и не рисковать напрасно? Я всегда держу слово, которое даю. Ты меня знаешь. Лань Чжань уже знал Старейшину Илина, чтобы не верить его клятвам. Те были просто… словами, чем-то вроде правил на Стене — соблюдать желательно, но можно и обойти. — Ты нарушаешь его, если считаешь себя правым, — вздохнул Лань Ванцзи. Он тоже знал Старейшину Илина. — Вэй Ину не нужно клясться мне. Но я… буду опечален, если Вэй Ин умрет. — Даже если ты будешь мертв? — спросил Старейшина Илина. — Если ты будешь мертв, что делать мне?.. — Ждать меня, — просто ответил Лань Ванцзи. — И искать, если ожидание будет слишком долгим. — Хорошо, сердце мое, — просто ответил Старейшина Илина. И Лань Чжань знал, что это — крепче любой клятвы. Он пообещал не умирать. Он пообещал ждать. Он пообещал искать, когда больше не сможет ждать. Но не вслух. А в душе. Старейшина Илина протянул пальцы к лицу Лань Ванцзи. Тот руку его поймал, поцеловал в основание ладони и прижался щекой, прикрывая глаза и наслаждаясь. Внутри окатило всё нежностью — почти незнакомой — и любовью, от которой сердце билось невероятно быстро. А потом Старейшина Илина прикрыл глаза. Его ладонь лежала на щеке Лань Ванцзи. Еще теплой щеке. — Ты должен был умереть! — закричал незнакомый голос. — Не он!.. Ты!.. Этот удар был для тебя!.. Старейшина Илина открыл глаза, глядя перед собой. Он смотрел на людей в одеждах клана Гусу Лань. Почти у всех была вышитая налобная лента. Почти все смотрели с ненавистью. — Никто не должен был умирать, — тихо ответил Старейшина Илина. — А я пообещал своему мужу не умирать. А потом он свистнул. Тьма, что была внутри этих людей, вырвалась наружу и рванулась обратно, заставив их захлебнуться своим же ядом. Но Старейшина Илина не обращал на это внимания. Он стоял на коленях перед мертвым телом Лань Ванцзи, гладил бездумно его лицо, а потом мягко снял его ленту, намотал на свое запястье и сказал: — Да-да, слышу, мое сердце. Я не буду умирать. Не напоминай мне. Мне жаль прощаться с тобой, но ты упрямый. Ты не вернешься лютым мертвецом. Ты пройдешь по мосту мертвых, чтобы вернуться в мир живых. И ты найдешь меня, мое сердце. Или я отправлюсь сам искать тебя. Он снова прикрыл глаза… и все звуки пропали. — Дальше может пройти только душа, — сказал приятный женский голос. — Тело твое останется на грани миров. А ты родишься там вновь. Это то, что ты хочешь, Вэй Усянь? Ты не вспомнишь его, ты не вспомнишь своего мужа. — Мне и не нужно помнить его, чтобы найти и полюбить вновь, — просто ответил Старейшина Илина. — Я всегда так делал. Мы всегда так делали — находили друг друга. Так ведь? — Всегда, — согласилась незримая женщина. И по глазам резануло ослепительным белым светом. Лань Чжань сел резко. Сердце колотилось в горле. В груди была боль, радость, любовь, скорбь, все перемешано и неясно. И это были не его чувства. Это были чувства Старейшины Илина. …чувства Вэй Усяня?.. Или Лань Чжань просто подставил к чувствам знакомые образы, решив, что в этой горькой и сладкой любви место Ханьгуан-цзюня будет занято им? Это пугало. Путало. Сбивало с толку. Ему нужно сесть и записать всё. Записать, попытаться понять, разобраться, решить для себя, хочет ли он вообще это знать. Хочет, конечно, хочет, но и страшно, потому что, если он правильно понял, то Старейшина Илина пришел во плоти из другого мира… к нему. Но та женщина сказала, что так нельзя. Лань Чжаню нужно было больше времени и больше ответов. — Лань Чжань, я тут пришел со строгим наказом от целительницы! — вклинился в его мысли насмешливо-звонкий голос Вэй… Нет. Старейшины Илина. Нет никакой уверенности, что его зовут Вэй Усянь… Вэй Ин. Лань Чжаню нужно помедитировать и вспомнить, где он слышал это имя. — Лань Чжань? — Старейшина Илина замер на пороге, и голос его пронзила тревога. — Что случилось?.. Уже день почти, а ты… А Лань Чжань сидит в одних нижних одеяниях с накинутой поверх чужой черной одеждой и смотрит в чашу с чаем. Листы с заметками он уже прибрал, а сейчас попытался понять, было ли всё сном, явью или смешалось одно с другим. — Лань Чжань, — Старейшина Илина вздохнул, дошел до него, опустился на колени рядом, протянул руки, чуть неуверенно касаясь плеч. — Тебе почти впору. Ты вырастешь таким высоким и красивым. Лань Чжань только кивнул, а потом — всё одно же догадается — сказал: — Я видел его. Ханьгуан-цзюня. Как ты снял с него ленту. Как ты отомстил. Я не… — Пришлось подышать, потому что горло вдруг перехватило под пустым взглядом Старейшины Илина. — Я не узнал знакомых лиц. Но они… они убили его. А хотели тебя. И ты убил их. — Ты не видел еще, как я убиваю, — тихо сказал Старейшина Илина, убирая руки. — Что теперь, Лань Чжань?.. Я убиваю страшно и ты теперь… Лань Чжань сам вцепился в него, спрятал лицо на плече, выдохнул, обнимая так крепко, как только мог. Старейшина Илина напрягся — весь, целиком — и тут же вздохнул: — О, мое сокровище. Ты не меня испугался, да?.. Лань Чжань почувствовал его руки на своей спине, расслабился чуть в его руках, но продолжил держаться, пробормотал: — Как они могли? Старейшина Илина потянул Лань Чжаня на себя, обнимая и укачивая в руках, прижался губами к макушке и напомнил спокойно: — Я очень страшный человек, Лань Чжань. Хуже того — я бессмертный, который использует и темный, и светлый путь. Я — воплощение чужих кошмаров. И меня хотели уничтожить, когда я был слаб… Ханьгуан-цзюнь… закрыл меня собой. Когда ты титул узнал? — Года полтора назад, — признался Лань Чжань. — Ты сам сказал. Ты работал. — О, я мог, — легко согласился Старейшина Илина. — Но я не об этом. Ты… ты видел лицо… его лицо?.. Лань Чжань выдохнул и честно сказал: — Нет. Потому что он видел свое лицо. Но Старейшина Илина чуть заметно расслабился и предложил: — Хочешь, я скрою это воспоминание в твоей памяти? Лань Чжань потерся лбом о его плечо и решил: — Нет. Я хочу помнить, что люди могут бояться и любить… так. Старейшина Илина вздохнул и попросил: — Когда ты станешь постарше, я расскажу тебе о любви всё, что знаю. Пусть любовь моя была лишь для одного, но я могу рассказать. Если ты захочешь… и принесешь мне вина. Много-много вина. Ты как? Ты моей боли наглотался, если я понимаю правильно. Лань Чжань прислушался к себе. Чужие чувства улеглись, успокоились, и можно было честно сказать: — Легче. — Хорошо, — мягко ответил Старейшина Илина и задумчиво проговорил: — А я ведь просто зашел, чтобы принести предписание целителя о том, что дрочить нужно. Лань Чжань даже отстранился и уставился с возмущением. Старейшина Илина рассмеялся и сказал: — Честно-честно!.. Я не лгу. Дай только свиток достану. Она тебе все плюсы и минусы расписала, а сама сейчас вместе с другими целителями подбирает сбор чтобы эту бурду нейтрализовать в наших воронятах. Хотя я просто предлагаю кормить их отдельно. Лань Чжань поднял бровь, но позволил отпустить себя, взял чуть ли не торжественно преподнесенный свиток и внимательно изучил советы целительницы Вэнь. Не верить ей после того, как она спасла матушку, было невозможно. — А еще на ближайшем Совете я прямо подниму этот вопрос, — с удовольствием проговорил Старейшина Илина. — Как раз снова в Облачных Глубинах будет. А то… с нашим-то низким уровнем рождаемости такое творить… Айя, нехорошо, нехорошо. Он ухмыльнулся многообещающе. И Лань Чжань очень захотел сцеловать эту ухмылку. Но не стал. Пока что — нет. Рано. Сначала нужно разобраться в том, что ему снилось. И понять, существуют ли другие миры. — А летнюю кухню можно устроить у меня за домом, — вслух сказал Лань Чжань. — Воронятам всего месяц остался доучиться. — А к следующему году мы уже что-то придумаем, — согласился довольно Старейшина Илина, улыбаясь ему тепло. — Спасибо, Лань Чжань. Лань Чжань не ответил. Он боролся с собой и своим новым желанием коснуться своими губами каждой улыбки… Вэй Усяня. Но он силен. Он справится. Иного ему и не остается.