***
Едва войдя в комнату, Стив первым делом связался с Вашингтоном. Слушая в трубке голоса страйковцев, он с трудом сдерживался, чтобы не закричать: «Они живы! Живы! И скоро вернутся!», но сдерживал себя, чувствуя, что у Брока есть веские причины хранить молчание. И как бы сердце сейчас не горело желанием погасить боль страйковцев, уверенных, что они осиротели год назад, Стив уважал решение Брока. А потому, ограничившись рассказом о щедром восточном гостеприимстве, он последней попрощался с Мэй, пообещав звонить каждый день. Упав на кровать, Стив какое-то время изучал замысловатую лепнину на потолке, пока сон не сморил его. Последняя мысль, что посетила его, прежде чем веки сомкнулись, была стопроцентная уверенность в том, кто тот гость, которого Брок ждёт на ужин. Баки же, проследовав за слугой, не смог сдержать восхищения, войдя в конюшни. Великолепные жеребцы и лошади арабской, английской, ахалтекинской пород неторопливо били копытами, поднимая на него свои умные глаза и фырча в протянутую ладонь. Обойдя почти все конюшни, Баки замер перед шикарным жеребцом, чёрная атласная гладь кожи которого отливала в свете проникающего в щели между балками солнца. Тронув морду скакуна, Баки замер. Но в отличие от своих соседей, этот конь не спешил доверчиво тыкаться в коснувшуюся носа руку. — Страйк, четыре года, — раздался за спиной голос, обернувшись на который, Баки увидел средних лет мужчину с тронутыми сединой висками. Подойдя ближе, он протянул жеребцу несколько небольших морковок, которыми тот тут же благодарно захрустел. Мужчина же повернулся к Баки, протягивая другую руку. — Хоакин Балраст, конюх. Понравился? — кивнул он на жеребца. — Красавец, — согласился Баки. — Хозяйский, — обронил конюх, внимательно следя за реакцией гостя. Рука Баки замерла на морде скакуна. Он смотрел на него и видел Брока, мчащегося вдоль линии залива на этом чёрном великолепии. — Седлать? Баки молча кивнул, вспомнив слова Брока о том, что всё в доме к их услугам, и в этом на первый взгляд незначительном жесте увидел одну из его попыток окончательно растопить напряжённость между ними. Страйк покорно принял его, словно чувствовал, что ему, как и хозяину, можно доверять. Каблуки ботинок коснулись лощëных вороных боков, Страйк дернул головой, проверяя, хорошо ли седок контролирует поводья и, разрезав передними копытами знойный воздух, не размениваясь на шаг, сразу сорвался в галоп. Волнистая прибрежная линия уходила далеко вперёд, куда видели глаза, своей бесконечностью унося вдаль все тревоги и печали. Летящие из-под копыт освежающие солёные брызги то и дело долетали до Баки, не только принося облегчение разгоряченной голове, но и приводя в порядок роящиеся в ней мысли. Когда взмокшие они оба — и он, и Страйк — вернулись к вилле, внизу ведущего к воротам серпантина показалась уже знакомая Баки машина. Придержав поводья, немалыми усилиями сдерживая разгорячëнного скакуна, Баки наблюдал, как лимузин медленно вплыл в ворота. Снова, словно он ожидал за дверью, Мусаид показался на верхней ступеньке. Выйдя из машины, Брок задержался, о чём-то спрашивая его, тот отрицательно покачал головой. Кивнув, Брок скрылся в доме. — Почему тогда он не взял нас с собой? — нагнувшись, Баки погладил холку коня и вздохнул, правда, уже не так колюче, как до этого в кальянной, да и за обедом. Страйк в ответ фыркнул пару раз, всё так же нетерпеливо перебирая копытами. — Да, понимаю я всё на самом деле… Баки ли действительно было не знать, как порой беспощадна бывает их работа. Бросив взгляд на медленно клонящееся к горизонту солнце, Баки развернул скакуна и, потянув поводья, направил его в сторону виллы. Выходя из конюшен, он заметил, как снова открываются ворота. Сам он оказался у дверей дома в тот момент, когда в конце дорожки показался белоснежный «Кадиллак». Прекрасно зная, кто сидит в нём, Баки тем не менее предпочел всё же оттянуть момент встречи и, стремительно взбежав по ступенькам, скрылся в доме.***
Ужин был точной копией обеда. Едва открылась дверь гостиной, в которой они сидели в ожидании ужина, и в комнату под почтительный поклон придерживающего дверь Мусаида вошёл ожидаемый гость, Стив с Баки хорошо, что сидели. О личности мужчины они догадывались, но увидеть его спутницу не ожидали. Кэтрин тоже стоило немалых усилий держать себя в руках, хоть Джек и подготовил её, как мог. Но предупредить Брока он не успел, а потому надеялся лишь на многолетнюю, закалённую ГИДРОЙ и ЩИТом выдержку. К чести присутствующих, все достойно справились с ещё одним за этот день обрушившимся на них сюрпризом. — На сегодня ты свободен. — Брок поднял голову на вошедшего с подносом Мусаида. Ужин позади, дежурные, в присутствии слуг, разговоры тоже. Ещё несколько минут, и они останутся на этой огромной крытой террасе одни, без ненужного внимания. — Как скажете, мой господин. Мусаид поставил поднос с чашками и большим стеклянным чайником на невысокий столик посреди террасы. Склонившись в поклоне, он пятился почти до самой двери. — У тебя нет желания нас убить? — виновато спросил Брок, когда Кэтрин подошла к нему, и не мог не заметить, как вздрогнул Баки при его словах. — Именно это я и собиралась сделать сначала вот с этим господином, — обернувшись на Джека, кивнула Кэти, — но он был крайне убедителен в своих мольбах о пощаде. — На вас уже просто запала не осталось, — сдержанно усмехнулся Роллинс. Смотря на жену, Джек вспоминал, каких усилий ему стоило изображать спокойствие и вежливое гостеприимство на виду у прислуги. К концу обеда он был уже на таком пределе натянутых нервов, что отменил намеченные встречи и, отослав слуг с различными надуманными поручениями, принялся вымаливать у Кэти прощение за по сути жестокий, пусть и вынужденный, поступок. И только звук шагов кого-то из вернувшихся слуг вынудил его отступать в свою комнату через балкон, чтобы как ни в чëм ни бывало сказать «Войдите» постучавшему в дверь слуге. — Прости и ты нас… — обняв Кэти за плечи и посмотрев в сторону брата, выдохнул Брок. Подняв голову, он посмотрел поверх её плеча на мрачного Баки и тихого Стива, перевёл взгляд на Джека. — Кажется, пришло время расставить точки над «и». Верный зам и друг кивнул, протянув к Кэтрин руку, дождался, пока она подойдёт к нему. Усадив её на диванчик, он присел рядом на подлокотник и поднял глаза на расположившихся на диванчике суперсолдат. Тони занял кресло у камина, потягивал отличную текилу, и пока молча слушал. — С меня всё началось тогда, мне начинать и сейчас… — наконец, выдохнул Джек, обводя взглядом уже всех присутствующих. Заблудившаяся в вечерних сумерках бабочка отчаянно билась в окно, снова и снова пытаясь пробить невидимую преграду на пути к свету. Прятавшиеся днём от палящего солнца в тени кузнечики заводили свою песню. Проводив взглядом оставившую безрезультатные попытки бабочку, Джек снова посмотрел на собравшихся, молча, но с нескрываемым волнением в глазах, ожидавших рассказа о том, что же всë-таки случилось под завалами Трискелиона год назад: — В то утро Пирс отправил Брока в диспетчерскую, а мне приказал оставаться с ним. Он всегда был скрытен и не доверял даже собственной тени, а тут при мне открыто делился планами с членами Совета. И тогда я понял, что нам всем в этом плане места нет. — То, что он решит избавиться от нас, я догадывался, — Брок как истинный командир не стал оставаться в стороне, — но должен был выполнить свою часть плана и надеялся успеть. — Когда появился Фьюри, — продолжал Джек, — для меня это было чудом. Я словно снова поверил в Санта-Клауса. Но в одиннадцать лет, когда я увидел, как переодевается дядя, мне было обидно, а в то утро — страшно. — Я не успел рассказать вам, что Ник жив. — Стив тяжело выдохнул вдруг накатившее чувство вины. От Наташи он знал подробности встречи Фьюри и Пирса. Для него всё тогда выглядело как столкновение добра и зла, а сейчас из фразы Роллинса следовало, что не совсем всё было так. — Все отыграли свои роль, Кэп, — Джек, мрачно усмехаясь, посмотрел на него, — и всем их написал Директор ЩИТа. — Ты о чëм? — нахмурился Баки, подаваясь вперёд. — Противостоянию Фьюри и Пирса позавидовал бы даже Локи. Иллюзия, блеф, враньё. — Нет… — Стив неверяще покачал головой. Не может быть, чтобы он так обманулся. Он всегда тонко чувствовал ложь, и в отчёте Наташи не было ничего подозрительного. — Романофф, — Роллинс словно прочитал его мысли, — ничего не заподозрила, потому что слушала и слышала до тех пор только одну сторону. А плюсом и минусом двойных агентов стало то, что мы — я и Брок — были в курсе и, скажем так, версии Пирса. И когда я услышал их разговор, по отдельным словам вдруг понял, что нет и не было никогда противостояния. И не один Пирс притворялся хорошим парнем. — Всё это Джек мне рассказал потом, — вмешался Брок. — Но, вспомнив и сопоставив, что было до Трискелиона, во время и после, я был вынужден с ним согласиться и признать, что сам, как и ты, Стив, облажался. Нас наебали, подставив так, что мы не смогли бы никак выбраться. — Вот почему Пирс так смело говорил при мне, — кивнул Джек. — Он был уверен, что я уже никому ничего не расскажу. Он знал, что я сопоставлю всё и пойму, что они с Фьюри наебали не только нас всех, Совет и Президента, но и весь мир. По первоначальному плану после «Озарения» они правили бы им вместе. — Только Фьюри пожадничал, — мрачно хмыкнул Брок. — Романофф расстроится, но он и её наебал, использовав и переиграв всё по-своему. Она отвлекла Пирса, и пусть его убил не выстрел Фьюри, а рухнувший геликарриер, сути это не меняет — Ник хладнокровно убрал тайного союзника. — Могли ли у меня после этого быть сомнения, что ещё легче он уберёт пешек в своей партии? — продолжал Джек. — В суматохе после выстрела мне удалось скрыться. Я понимал, что времени катастрофически мало, но побежал искать Брока. Я понятия не имел, где он, просто орал в гарнитуру и метался по этажам. — Ты мог успеть уйти, — понял Баки, замерев под взглядом резко повернувшегося к нему Роллинса. — На тридцать девятом я встретил Орсо, — вместо ответа продолжил тот. — Было ожидаемо, что после моих воплей в эфире он тоже бросится искать Брока. Тут же в эфире мы услышали Брока и Уилсона и поняли, что рядом с ними. — Я видел их лица, когда полетел вниз, — глухо вспоминал Брок, — и даже не сообразил тогда, почему так отчётливо. — Мы оба не раздумывали, — вдруг вступил в разговор Орсо. — Посадка была немягкой, но мы остались живы. Это был знак. Джек в паре слов успел мне рассказать о своих догадках, что Фьюри знал о нас, как о двойных агентах, иначе бы Пирс так вольно при нём в присутствии Джека не говорил, а, значит, и наша судьба была бы решена. Фьюри не из тех, кто оставляет после себя следы. Мы поняли, что должны выбраться из горящего ада и выжить, чтобы… — … умереть, — закончил Джек, словно выстрелил. Все невольно вздрогнули. — Пока выбирались, я сильно обгорел, а на Орсо рухнула стальная балка. На последнем слове дыхание Брока вдруг сбилось с ритма, он резко побледнел. Джек бросился к стоящему у стены высокому комоду и достал оттуда небольшую шкатулку. Что-то вынув, он бросил это быстро подъехавшему к брату Орсо. После пары глубоких вдохов из небольшого белого баллончика бледность начала отступать. По уверенным действиям Джека и Орсо было видно, что делают они это не в первый раз. — После Трискелиона у него так бывает, особенно, когда волнуется, — объяснил Орсо, поймав шокированные взгляды Стива с Баки и профессиональный Старка. — Долгое время мы вообще не знали, что делать, он просто задыхался каждый раз. Только врач короля смог понять, в чëм дело. Теперь без этого, — Орсо сжал в ладони баллончик, — никуда. Баки шумно выдохнул и откинулся на спинку дивана, закрыв глаза и то и дело качая головой. Стив, бросив на него взгляд, молча поднялся, подойдя к Броку, положил ему руку на плечо и слегка сжал его. — Пару дней, — спустя несколько минут, прервав затянувшееся молчание, вновь послышался голос Брока, — мы прятались на одной из квартир, пока согласовывали дальнейшие действия. После чего самолет президента доставил нас в Абу-Даби. — Я записал разговор Фьюри и Пирса на телефон, — пояснил Джек, — к тому же у нас были и другие записи с Пирсом. Всё это я дал послушать президенту, зайдя к нему через окно. — Здесь в курсе того, кто мы и зачем, был только ныне покойный король, — подводил разговор к финалу Брок. — Незадолго до смерти он посвятил своего преемника в суть нашей миссии. — Задержать Фьюри? — Стив ещё сильнее сжал плечо Брока. — Да, — кивнул тот. — Но об этом уже завтра, — решительно прервал Орсо собирающегося продолжить рассказ Джека. — На сегодня достаточно, — он внимательно посмотрел на Брока. — Я в порядке, — успокоил тот. — В любом случае Орсо прав, — поддержал Стив, как бы ни хотелось узнать всё окончательно прямо сейчас. — Время позднее, эмоций на сегодня всем предостаточно, варить не переварить. — Но всë-таки, — молчавшая весь вечер Кэтрин вопросительно посмотрела на мужа, — почему вы не раскрыли нам карты? Неужели бы мы не подыграли вам? — Пойми, — Джек взял её руки в свои, — это было самым тяжёлым решением во всем плане. Нужна была максимальная достоверность, потому что, во-первых, Фьюри слишком опасен. Он — дьявол во плоти, которому не свойственно чувство сожаления. Мы боялись, что заподозри он хоть что-нибудь, можете пострадать вы, дети. А он чертовски умён! — Если столько лет такое творил и его, по сути, нечем было прижать, — добавил Брок. — А во-вторых? — Стив не отпускал его плечо. — Ненароком, не со зла, от эмоций вы могли выдать себя или вообще не усидели бы на месте. Поэтому нам пришлось… Впрочем, завтра, об этом уже завтра, — прервал сам себя Брок.***
Проводив взглядом скрывшийся за поворотом «Линкольн», Брок вернулся в дом и прислушался. В гостевом крыле, где выделили комнаты для гостей, было тихо. Стив наверняка, усевшись на кровати по-турецки, нахмурился и пытается анализировать, не мог ли он всё же когда-либо раскусить Фьюри. Тони не скрывал, что после вечерней проверки итогов торгов собирается покопаться в своих базах на ту же тему. Баки… А вот окно комнаты Баки выходило как раз в сторону ворот, а не на задний двор, и, прежде чем захлопнуть дверь, Брок успел заметить, что в окне темно. Оттого, что Баки никак не может принять и простить ему произошедшее, Броку было больно, но он прекрасно понимал Зимнего и готов был ждать столько, сколько будет нужно. Прислонившись к входной двери, Брок вдруг понял, что совершенно не хочет спать. А почему бы… Подходя к конюшням, он заметил тусклый свет внутри. Хоакин бывало задерживался допоздна: то лошадь к прививке подготовить, то причесать одного, накормить другого. Войдя внутрь, Брок увидел тень в глубине конюшни. — Красавец. — Баки поглаживал холку Страйка, на приближающиеся шаги даже не поворачиваясь посмотреть, чьи. — У тебя хороший вкус на лошадей. — Как и всем «Маша» в своё время привил, он же из Техаса. — Брок подошёл к жеребцу и протянул ему ладонь. Увидев хозяина, конь радостно завертел головой, густая грива разлеталась во все стороны. — Я купил его через месяц после того, как мы оказались здесь. И Страйком назвал, чтобы… — Брок замолчал, поглаживая нос коня. — … было не так тошно просыпаться по утрам, снова и снова видеть знакомые вещи, запрещая даже двигать их. Чтобы, принимая сознанием очевидное, сердцем отрицать его. Чтобы жить от ночи до ночи, потому что в снах все живы и все вместе… Последние слова Баки утонули в хриплом глухом стоне, который он уже был не в силах держать в себе. — Чтобы гнать до свиста в ушах в надежде хоть как-то приглушить боль, а потом, остановив коня, упасть на колени и кричать в сверкающее звездами небо: «И кто я без вас?!» — Брок стоял, прислонившись лбом к носу Страйка. Тот, словно чувствуя настроение хозяина, не двигался, лишь изредка качал гривой. Время замерло. Сколько они так молчали, Баки не мог сказать, пока вновь не ощутил на своём плече руку. Но плечо дëрнулось, и рука, замерев, медленно опустилась вниз. Баки стоял и слушал удаляющиеся шаги. — Мы слишком часть друг друга… чтобы… — Баки резко повернулся. Брок стоял в дверях конюшни, рукой держась о косяк, и смотрел в звездное небо. Когда первая звезда этой ночи сорвалась вниз, он повернул голову. — Я загадал, чтобы мы больше так надолго не расставались. — А разве может быть иначе? — удивлённо посмотрел на него подбежавший Баки и крепко вжал в себя. — И не спорь! — на корню пресёк он открывшего было рот Брока. — Не буду… Два сильных, словно выточенных из чёрного камня стройных жеребца неслись вдоль кромки залива, поднимая вверх столбы брызг и унося вдаль не только уже не державших поводья седоков, но и сковывающие их весь этот год мысли.