***
Просьба президента принять у себя и позаботиться о руководителе организационной стороны торгов стала несколько неожиданной и, прямо скажем, немного осложняющей сложившиеся обстоятельства. Ближайшие дни обещали стать жаркими не только в плане погоды. Каждый день был расписан. Они ждали этого год и не могли допустить, чтобы что-то пошло не так. Послав водителя встречать гостью, он набрал знакомый телефон. — Это я. Неожиданное поручение президента. Смогу подъехать только к вечеру. Да ты что? Не одному мне повезло? Ладно, договорились. Ждите на ужин. Сейчас встречу, отвезу домой. Потом пара встреч. Буду у вас к восьми. Выключив телефон, он замер, смотря на украшающий палец перстень. Медленно открыв крышечку, смотрел на две маленькие фотографии женщины и новорожденного ребёнка. И снова в горле встал ком, в носу защекотало, а сердце предательски сжалось. Каждый раз, когда он смотрел на них, его словно парализовало, и потом он долго не мог вернуться в надетую год назад оболочку. Не по своей воле, по долгу службы и вынужденной необходимости. Пересилив себя, он захлопнул крышечку и посмотрел в приоткрытое окно. Он видел немало миражей в пустыне, но с подобным в городе встречался впервые. Быстро закрыв окно, он утонул в спасительной темноте салона. Не дыша, сидел, пока Арам открывал гостье дверь, пока она усаживалась на сиденье рядом с ним. Когда её глаза более-менее привыкли к темноте, она, судя по всему, заметила его, потому что, повернувшись в его сторону, произнесла, улыбнувшись, как положено по протоколу: — Добрый день, господин… — и протянула ему руку в знак приветствия. Еë голос был уже выше его сил. Стремительно придвинувшись, он обхватил её голову руками и утонул губами где-то за мочкой её уха. Хвала Аллаху или инженерам, что придумали перегородки между водителем и салоном. — Вы… да… вы… — оторопев на мгновение, она наконец сориентировалась и достаточно уверенно отпихнула его от себя. — Я вам не тридцать пятая жена! — этикет этикетом, но сам, нахал, напросился. — Что вы себе позво… Его лицо выплыло из полумрака салона и замерло напротив Кэти. Замерло время, замерли в горле слова, замерла её рука, готовая дать очередной отпор горячему восточному излиянию чувств. Замерла и вдруг звонко обрушилась на его щеку. Он лишь немного дернулся в сторону, продолжая молча смотреть на неё. — Мерзавец… — срываясь на хриплый стон, прошептала она и, обхватив его голову ладонями, стала покрывать поцелуями лицо. — Да… — прошептал он, запуская пальцы в её волосы, отчего по его телу, да и по её, он ясно это почувствовал, побежала дрожь. — Сволочь последняя… — Да… — Ненавижу… — Да… — Убью… — она прикусила язык до крови от ужаса произнесённого слова. — Да… — он осторожно вытер выступившую на её губах кровь. — Подонок ты, — утонув в его руках, она сходила с ума, — любимый… Какого черта… Джек Роллинс…***
Он мог бы подумать, что от шока только что услышанных слов, а точнее, голосов, их произносивших, его охватил паралич, и тут же дрожь в ногах, да и в момент вспотевших руках явно свидетельствовала об обратном. Но вечно стоять в двери, облокотившись о косяк и пытаясь обрести опору под ногами, он не мог. Да и то и дело проходившие по коридору слуги, мягко говоря, удивились бы. Придётся придумывать на ходу. Звонок президента с просьбой принять трёх членов американской делегации предполагал только один ответ. Но он даже не беспокоился, что гости каким-то образом могут помешать наметившимся планам. Дежурное гостеприимство, встречи за столом да редкие вылазки показать гостям город — он был уверен, что этого будет вполне достаточно, чтобы те остались довольны оказанным приёмом. Всё остальное время можно было спокойно посвятить доведению до логического конца задумки всего последнего года. Совсем скоро всё закончится, и они наконец смогут вернуться туда, откуда были вырваны волею судьбы, оторваны от родных рук, любимых глаз, тёплых объятий. Каждый день они жили одной-единственной мыслью, что наступит день, когда это произойдёт. После новости о том, что причина всего происходящего с ними в последний год, совсем рядом, он понял — этот долгожданный день близок, как никогда. Но чëрт… он не ожидал, что настолько близок. Послышавшийся за поворотом шум заставил его отлипнуть от косяка и войти в комнату. Находящееся в зените солнце, заливающее горячими лучами сквозь огромные окна коридор, вместе с ним ворвалось в кальянную, ослепив на мгновение сидящих на диванчиках гостей, отчего они не смогли сразу рассмотреть его. Но, видимо, поняв, что он и есть хозяин дома, поднялись, сделав шаг навстречу. — Добрый день, саид Рамал. Ему одному понятным чутьём он предчувствовал, что сложно, очень сложно будет всё объяснить. — Добрый день. Добрый день, — вторили ему второй и третий гости. С последним, может, получится напиться. Сколько за свою жизнь он разработал и осуществил планов, сколько провернул комбинаций, а сейчас не знал, как сказать такие простые слова. Дверь мягко закрылась за его спиной. В тот миг, когда комната вновь погрузилась в спасительный полумрак, он уже отошёл от двери, замерев у высокого столика спиной к гостям. — Мы благодарны за приём. Надеюсь, мы доставили не слишком много хлопот. Судя по тишине за спиной, гости не спешили садиться, ожидая, когда он присоединится к ним. А он всё оттягивал этот момент. — У вас очень красиво и уютно. Полное ощущение, как будто ты дома. Здесь словно всё дышит чем-то до боли родным и знакомым. Он почувствовал улыбку в голосе, насквозь пропитанном грустью и болью, это он тоже чувствовал. Его выдох слился со вздохом гостя, оставшись незамеченным стоящими за его спиной людьми. Он уже с трудом сдерживал порыв обернуться. — Простите, я, наверное, несу бред… Просто странное чувство, словно я приехал не в гости, а… как будто к… себе домой… Бред! Судя по звуку, один из гостей всё же не выдержал и тяжело упал на диван, глуша ладонями ставшее тяжёлым дыхание.***
— Баки… Стив присел на корточки. Накрывшее Баки волнение удивляло и вызывало тревогу. Что на него нашло? Взмокшие ладони, дрожащие пальцы. Стиву удалось немалыми усилиями разжать руки Баки и отвести их от лица. Баки поднял на него глаза, перевёл взгляд за спину. Такого взгляда Стив у него не видел никогда. — Ты чего, — он встряхнул Баки за плечи, но тот никак не отреагировал, — привидение увидел? — попытался расшевелить его Стив. — Можно сказать и так… — голос за спиной прозвучал словно из преисподней. Перегрелись. Точно перегрелись. Руки Стива соскользнули с плеч Баки. Если у того зрительные галлюцинации, то у него, видимо, слуховые. Тони так и вовсе молчал, с его стороны вообще никаких звуков не было, даже шёлк диванной обивки не шелестел. Медленно поднявшись, Баки замер, как вкопанный, продолжая смотреть остекленевшим взглядом. Шаги приближались. Стив закрыл глаза, слушая. Он знал эти шаги, столько раз так же слушал их за своей спиной, уверенный, что пока они звучат, всё будет хорошо. Он мог различить их среди многоликой толпы, он их не забыл. Подскочив, Стив резко обернулся. Что там руку протяни… Он чувствовал взволнованное дыхание стоящего напротив него. Небольшая бородка, загар цвета выжженной пустыни, скрытая под гутрой линия скул, глаза. И если можно изменить форму носа, замаскировать высокий лоб, то глаза… — Так надо было. — Ты… гнида ты… последняя… — голос Баки дрогнул, он не знал, что ему сейчас хочется больше: дать волю резко зачесавшемуся кулаку или обнять. — Ты прав. Подняв руку, словно статуя Свободы, Баки ловил ртом воздух, качал головой, сжимая кулак, словно накачивал невидимую грушу. Бионические пластины угрожающе шелестели в воцарившейся тишине. Когда ему на плечо легла рука, Баки вздрогнул, словно его ударило током. Вдруг он резко скинул лежащую на его плече руку и выбежал из комнаты. — Баки! Ты куда?! — Стив бросился за ним следом. — Не стоит. Пусть. Он прав. Стив замер у двери и обернулся, заметив, как Тони наконец моргнул. Брок присел рядом с ним, скинув уже ненужные кандуру и гутру. Стив молча ждал, наблюдая, как лёгкий ветер играет шелковой тканью рубашки, пока, наконец, Брок не открыл глаза и не посмотрел на него тем таким хорошо знакомым взглядом, что обещает не только долгий разговор, но и проблемы. Да и Бог с ними, главное другое… Стив сделал шаг вперёд, ещё один. И только когда крепкие руки Брока обняли его, он окончательно поверил. — Что-то подсказывает мне, что президент не просто так подстроил нам эту встречу, — очнулся Тони. Брок усмехнулся. Как же он соскучился по ним всем… И как сейчас сердце радовалось и этим сияющим глазам верного своей выдержке Белоснежки, и даже ожидаемой реакции Детки. — Он успокоится и всё поймет, — словно прочитав его мысли, улыбнулся Стив. — Хочешь, я поговорю с ним? — Нет. Я сам. Брок не ошибся — объяснить этой нерушимой скале с раненым сердцем, почему у них не было другого выбора, будет непросто. К тому же надо связаться с Джеком и рассказать ему о президентском сюрпризе. Брок усмехнулся, качая головой. А президент тот ещё шпион, ничем не хуже них. «Брок, надо принять на время переговоров трёх членов делегации…» Об этом он обязательно расскажет, с этой минуты больше ни слова лжи. За дверью раздался приглушённый шум, и прежде чем Брок нашёл слова, она открылась. Они встретились на середине густого персидского ковра. Орсо остановил коляску и протянул Стиву руку так, будто они расстались совсем недавно, а не «умерли» под развалинами год назад. На мелкие осколки разрушился Трискелион и жизни… Тони подался вперёд, смотря уже знакомым изучающим проблему взглядом. — Долго объяснять, — голос Орсо прозвучал ровно и спокойно. Подошедший Брок замер за спиной брата. — Но ты же понимаешь, Роджерс, что чёрта с два я бы позволил ему одному разбираться с этим, — произнёс Орсо, едва рука Брока легла на плечо. Орсо повернул на брата голову и решительно закончил. — Хватит. Только вместе. — Вот именно… — раздалось бурчание от двери. Баки тихо прикрыл её за собой, посмотрел на Брока и Орсо, сглотнул при виде инвалидной коляски. Брок подошёл к нему и осторожно обхватил за плечи. Его рука медленно притягивала к себе мрачного Зимнего. — Если ты… — Баки не отталкивал, продолжал стоять, изучая рисунок на ковре, но все прекрасно понимали, к кому он обращается, — ещё раз… Я тебя сам… И туда же вместе с тобой… Потому что ты… гад ты такой… Последние слова утонули в тех крепких объятиях, что говорят громче любых слов.