— Do you love the devil, my dear?
— Oh yes, I love him.
***
— Ликси, сегодня в Лувре будет выставка моего большого друга, давай вместе сходим, а то я все одна и одна. Ты работаешь слишком много. Пожалуйста, давай сходим, это мой лучший друг. Тем более он давно хотел увидеть моего парня и будущего мужа. — В Лувре? Он какая-то шишка в мире искусства или что-то типа того? — Ну… у него вроде есть связи, но не такие, чтобы… Я сама была удивлена, но он мне лично об этом сказал. Выставка в 10 вечера, так что, иди одевайся. — Эх… хорошо… — процедил недовольный Феликс.***
Вся знаменитая пирамида была окружена дорогими автомобилями. Прожектора светили, казалось до самой луны, уж очень ярко. Свет изнутри переливался из бледно-золотого в ярко-рубиновый, играла классическая музыка. — Ого! — сказал с восхищением Ликс. Он не любил подобные места и такого рода культурные вечеринки, где полно франтов и дам в платьях, дымящих сигаретами в мундштуках. Он был простым парнем, не носившим фраков и туфель, он любил хорошо и качественно одеваться, но классика не входила в его планы. — Здесь собрался весь культурный Париж. Как же хорошо, что мы приехали сюда именно в это время! Лето будет чудесным, если оно так начинается. — чуть ли не падая в обморок, сказала девушка Феликса. — Да я вижу… столько машин, людей. Там внизу, наверное, алкоголь и огромное количество картин? А сколько этому твоему другу лет? — Хм… вроде бы 24, я точно не помню. Мы с ним познакомились 10 лет назад, когда в школу вместе ходили. Он уже тогда рисовал… Как красиво рисовал-то! Выигрывал все выставки! Помню, нарисовал мой портрет, я там, как в жизни! — Это тот самый, что ты с собой возишь постоянно? — Ага. — Что ж, видно вы действительно большие друзья, раз с детства общаетесь. Но… почему ты о нем ни разу не упоминала? — Я боялась, что ты будешь ревновать, Ликси. Я правда этого боялась. — Ха! Нашла чего бояться. Ладно… — сквозь зубы сказал Ликс, — пойдем внутрь. Проходя сквозь толпы людей, Феликс видел совсем незнакомые лица, его это раздражало, хоть он и знал, что его контингент не ходит на мероприятия подобного толка. Несмотря на то, что вдали гремел гром и сверкали молнии, люди не собирались расходиться, ведь все мероприятие пройдет там, внизу, под пирамидой. Все стали сходится туда и, подобно грозовым тучам, сгущавшимся над Парижем, люди толпились у входа. Ёнбок боялся скопления народа, его помаленьку стал одолевать страх, поэтому он все сильнее сжимал руку Кюрин, которая, в свою очередь, напоминала ему о том, что ему не мешало бы ослабить хватку и записаться к психологу. Хоть и все присутствующие относились к культурному слою мира, они толкались и давились в очереди, все так желали увидеть работы амбициозного художника. Тем временем, Феликс и Кюрин прошли вниз, где было все устроено. В центре зала, прямо под куполом пирамиды, стояли столы и стулья для гостей, обвешанные красным велюром. Все статуи, будто имеющие свои души и мнения, были под покровом черных накидок. На лестницах лежали ковры, украшенные элементами из Библии. — Хм… почему истории из священного писания на полу? — Это же экспрессионизм, ничего удивительного. Не воспринимай все серьезно. — с равнодушием к проблеме ответила девушка. — Вон смотри, это он. — указывая пальцем на высокую фигуру, спускающаяся по коврам, сказала Кюрин. Ёнбок увидел в нем настоящего Люцифера, одновременно притязательного и отвратительного. Его длинный пиджак был украшен неисчислимым количеством брошей в виде орденов и звезд, на плечах было подобие эполет. Красные брюки сливались с занавесками на окнах зала. А туфли отражали свет прожекторов прямо в глаза Ликсу. На удивление всех, на портупее, скрытой под объемной кружевной рубашкой, весела сабля, украшенная большим рубином на рукояти. — Bonsoir, mesdames et messieurs! Bienvenue! — громко, разрывая воздух зала, произнес художник. — Рад видеть всех присутствующих, надеюсь, что вам понравятся мои картины. — уверенно произнесли губы Люцифера. Почему-то люди вдруг стали ему аплодировать, чем перекрыли мелодию оркестра, спрятанного где-то в стенах музея. А он медленной поступью приближался к банкетным столам, накрытым, как во дворцах, где стояли миллионы бокалов, наполненных пенящимся шампанским, и самые разные закуски. — Хёнджин! — воскликнула Кюрин и обняла художника, на что тот сразу же улыбнулся и посмотрел на Феликса, отрешенно стоявшего у одного из столов. Пара подошла к Ликсу, нервно державшему полупустой бокал. Хёнджин, лишь только подойдя к парню, обнял его, будто знал его целую вечность. Опешивши от такого дружеского жеста, Ёнбок оттолкнул Хвана. — Хван Хёнджин. Приятно познакомится, Ли Ёнбок. — как ни в чем не бывало сказал Джин. — Мне о тебе очень много рассказывали. — улыбнувшись и раскрыв глаза на изумленного Ликса, продолжал Хёнджин. — А мне о тебе ничего не рассказывали до сегодняшнего дня. — отводя недовольный взгляд, ответил Ёнбок. — А кто это такой бука? Кхм, простите. Что ж, развлекайтесь. Если вы хотите взглянуть на картины, я могу вас провести к залам с ними. — О, да! — возбужденно попросила Кюрин. — Ну тогда пойдёмте. — сказал Джин и, взяв за руки девушку и Ликса, повел их наверх, к залам. Они проходили неисчислимое количество официантов с подносами, которые словно муравьи в муравейнике бегали туда-сюда, принося все новые и новые подносы с шампанским. Казалось, здесь не выставка, а бесплатная пивная. Нельзя не сказать, что все это угнетало Ликса с его нелюбовью к алкоголю и официантам. Поднявшись наверх, они вошли в некое подобие здания в здании. Здесь уже почти никого не было, редко встречались люди, проходившие с восхищёнными глазами мимо картин. — Это мои худшие работы. — хмыкнув, сказал Хёнджин. — Там, дальше, будут мои лучшие. А эти были написаны где-то пять лет назад. Это был мой период кризиса, я находился в США, где совершенно ничего не держало меня, я через себя писал и писал, денно и нощно. — Хён говорил медленно, не сводя взгляда с Ликса, который, замечая этот пристальный взгляд, отводил свой и спрашивал о картинах. — А что ты хотел показать этой картиной? — интересовался Феликс, указывая на полотно с изображенной бездной, где все уходило, как в круговороте. — Это… — прикусывая нижнюю губу и уставив свои глаза на милое личико, начал Джин, — это мое видение Америки, все уходит в эту дыру. — Как интересно… — безэмоционально сказал Ёнбок. Они двигались дальше. Нагнетая обстановку, Хён говорил, что в одном из залов — жемчужины его коллекции «Любовный портрет» и «Любовный пейзаж», написанные им не так давно, но ставшие настоящими легендами на выставке в прошлом году в Амстердаме. — Это замечательные полотна, вы поверите, когда увидите их. Там, где они шли, было уже тихо, ни звука. Лишь бренчали броши на пиджаке художника, и шоркали туфли о паркет, иногда ударялась сабля о брюки. Вновь, спустя сотни комнат и коридоров, стали встречаться красные занавески, закрывавшие окна. Но можно было заметить в местах, где шторы не сильно прилегали к окну, что за ними тот самый вестибюль, где все началось. Там до сих пор стояли толпы людей, разговаривавших кто о чем и выпивавших бокалы шампанского один за другим. — О… скоро уже будет тот самый зал… — восхищённо твердил Хёнджин, предвещавший приближение к его бриллиантам. — Ёнбок, расскажи, чем ты занимаешься? — вдруг спросил Хён. — Эм… — оторопел от вопроса Ликс. — Разве Кюрин не рассказывала? — Джин помотал головой. — А ну… я… — Феликс говорил медленно, подбирая каждое слово, — я архитектор… — странно для себя самого заявил Ёнбок. — Архитектор! — восторженно крикнул художник. — Как это чудесно! Я как раз хочу написать одну картину, где мне просто будет необходим человек, вроде тебя. Кюрин, если позволишь, я украду твоего парня на пару минут, а ты пока спустись здесь, налево, в вестибюль. Мы обсудим все и придем. Глаза Феликса округлились до неузнаваемости. Он не желал оставаться наедине с этим человеком, которому, мягко сказать, не доверял. Всем своим видом он показывал Кюрин слово: «НЕТ!!!». — Конечно, Хёнджини, забирай. Я пойду выпью шампанского. — сказала Кюрин и, поцеловав в щеку своего парня, пошла дальше по коридору. Феликс стоял, как вкопанный. У него начиналась паника. Хёнджин, заметив это, мягко и нежно взяв правую руку парня, поцеловал ее. — Моя муза, не волнуйся. — маниакально сказал художник и повел Ликса в ближайшую дверь с вывеской в виде красного сердца. Войдя в эту комнату, а вернее сказать, в зал, где все было в мраморе: мраморные колонны, пол, даже мебель казалась мраморной, — Хён усадил на один из стульев Ёнбока, до сих пор не отошедшего от приступа паники. — Не волнуйся, правда. Не стоит волноваться, я ничего с тобой не сделаю. — умиленно произнес Джин и улыбнулся. — Вот смотри. — он стянул черную материю с одного из стоящих полотен. Перед Ликсом было действительно какое-то здание. — Хух. — облегченно выдохнул Феликс, подумавший о том, что он сюда пришел по делу. Но художник, взяв какой-то стакан со стола и подойдя к полотну, вылил содержимое на картину. Она потекла всеми серыми красками, обнажая что-то таинственное. — Блять! — вырвалось у Ёнбока, увидевшего свой портрет на обнаженной картине. Взгляд Хёнджина показывал, что эта реакция ему по душе. — Что это, твою мать?! — Это ты, Ликси. Портрет, как мне кажется, получился очень правдоподобным. Я срисовывал с твоих фоток. — Каких еще фоток?! Я не выставляю ничего в соцсетях! — кричал озлобленный Феликс, которому было страшно. — Я же не сказал, что взял их из соцсетей. Я сам лично тебя фотографировал, когда ты гулял с Кюрин в парке, или когда шел на работу. У меня есть информация о том, во сколько ты выходишь из дома и возвращаешься туда. Но не принимай это, будто я маньяк или еще кто-то. Просто… — сделал небольшую паузу Хёнджин. — Знаешь, занимаясь творчеством, я совсем забыл про любовь. Я не помню, каково ощущать чьи-то прикосновения «там». Забыл про шёпот прямо в ушко, которое жаждет услышать слова: «Я люблю тебя». Я забыл, что такое объятия. Забыл, что такое секс. Я забыл все это, но ты… ты поможешь мне все вспомнить. Больно видеть, как любят других!!! Я тоже хочу любви! Почему мне ее никто не дает?! Ликси, скажи, почему? — Не называй меня так, пожалуйста. — Хорошо, Феликс. Я тебя люблю! Правда. Прими это. Каждый раз, когда Кюрин говорила мне о тебе, я представлял тебя в своей голове сильным и достойным парнем, в которого влюбился, даже не видя. Когда я впервые увидел тебя и сделал твои фотки, тогда во мне все сжалось. Я понял, что по-настоящему люблю, так сильно, что готов ради тебя сделать все, что угодно. — со слезами на глазах признался Хён. — Прости.ээ… кхм… Хёнджин, я… я люблю Кюрин, между прочим это твоя подруга. — Я знаю, но я готов увести тебя у нее, ведь мои чувства сильнее, чем наша дружба! Таких, как ты больше нет. Я просто хочу твоей любви. — Разве тебя не любят? Все эти люди, стоящие там и млеющие от твоего творчества. — Они — никто! Не понимают даже простых вещей. Молодые девушки и парни хотят лишь трахаться, а не любить. А я хочу именно любви. Такого простого слова, но в котором так много скрыто. Твоя забота о Кюрин дала мне надежду, что остались еще те, кто способен любить… Они простояли в молчании несколько десятков секунд, после чего Ликс неожиданно для себя и художника подошел ближе. — Что ж… раз ты так любишь меня, заслужившего это, и нарисовал мой портрет, — будто кто-то чужой, а не Феликс говорил это, — я думаю, ты заслуживаешь награды. Ёнбок встал прямо перед художником, уже ощущая тяжёлое дыхание Хёнджина, ждавшего неизвестно чего. Их глаза встретились и смотрели друг на друга неотрывно. Губы Ликса приближались с каждой секундой все ближе и ближе. Минута растянулась на года, которые каждый из них переживали один за другим. Было слышно, как сильно колотиться сердце Хёна, желавшее выскочить из его груди. Феликс, обнявший парня, подарил поцелуй, который, словно огонь, обжег губы Джина, стоявшего неподвижно. Ликс долго не отпускал губы нового любовника. Несмотря на то, что в вестибюле была его девушка, на то, что она его ждала, и на то, что он вообще-то по девочкам, Ёнбок не спешил закончить поцелуй. Это был его первый подобный случай с парнем. Слишком затянувшийся опыт… Лишь, когда оба стали чувствовать нехватку воздуха, они выпустили друг друга из объятий. — Ты… ты хочешь меня? — застенчиво, опустив взгляд на штаны Ликса, спросил Джин, который видел, что его член вставал. Хён был старше стоящего перед ним Ёнбока, но вел себя как ребенок, требующий любви, внимания и защиты, стоявший немного подёргиваясь от нахлынувшего тестостерона. — У меня другой вопрос. Ты хочешь, чтобы я тебя трахнул? — с горящими глазами задал вопрос Ёнбок, не понимавший, что он творит. Но ему определенно нравилось ощущать себя в подобной ситуации, возбуждавшей его больше, чем любая ночь с Кюрин. Он подошел еще ближе, обхватив талию художника, ощущавшего насколько Ликс возбужден. Хвану стало невыносимо приятно от этого. — Ха… — Хёнджин поднял глаза, уставившись прямо на Ликса, прожигая его своим взглядом. В его глазах виднелось больше, чем просто желание человека напротив. Он хотел остаться с ним навсегда. Здесь, прямо в этом зале. — Ликси… может быть… — Джин стал расстегивать пуговицы на своей рубашке. Но в этот момент Феликс, будто пришедший в себя, оттолкнул Хёна. — Прости… э… я хочу тебя, но… это неправильно! — выбегая, проговаривал Ли. Тело возбужденного Хёнджина упало на стул. На глаза накатили слезы. — За что? Что я не так сделал? — тихо спросил Джин. — ПОЧЕМУ?! — он ударил по столу, крикнув в открытую дверь, откуда слышалось эхо крика, разносившееся по всему музею. Его руки похолодели, дыхание пропало. Он сидел минут пять без какого-либо движения. Вот было все, но за мгновение пропало. Он прокручивал в голове то, как все происходило. Вспоминал о том, как его целовал его любимый человек, который отвернулся от него сейчас, но это только сейчас. В голове Хёнджина появился чудовищный план завоевания сердца молодого парня. Все идеи крутились в его голове, приходя одна за другой. Одна хуже предыдущей. Но он стал наслаждаться этим моментом. Момент, который развернул направление его жизни, его любви. — Я завоюю тебя, Ликси… Феликс быстро спустился в вестибюль и, задыхаясь от нехватки воздуха, подошел к Кюрин. Он выглядел взволнованно, и растрепанные волосы сразу показывали, что он не помощью там занимался. Расширенный зрачки указывали на непрошедшее возбуждение, которое никак не хотело уходить. С одной стороны ему тоже понравился Хён, но с другой, он понимал, что совершать подобное — неправильно. — Ликси, что случилось? Где Хёнджин? — Пошли отсюда, прошу. — говорил Кюрин Ликс, но перед ним был до сих пор расстегивающий рубашку Хёнджин, спрашивающий о том, хочет ли он его. — Дамы и господа! — послышался уже знакомый спокойный голос с лестниц. — Хочу показать портрет, который еще не был на выставках. Прошу, Ли Ёнбок! После этой речи два человека в смокингах вынесли накрытое полотно. Хёнджин легким движением руки стянул ткань. Все ахнули, увидев портрет. Шепот вдруг разошелся по вестибюлю. Все смотрели сначала на картину наверху, позже резко переводили взгляд на стоявшего в толпе Ликса. Феликс почувствовал, как холодный пот пробежал по его спине. Его кинуло в дрожь. Держа руку Кюрин в своей, он передавал импульсы своего тела в девушку, ощущавшую тряску Ликса. Она не понимала, почему его так трясет и с чем это связано. — Что случилось? Смотри, какой прекрасный портрет! — успокаивающе проговаривала Кюрин. — Он — чертов маньяк! Ты понимаешь?! — обратился Феликс к девушке. — Вы все понимаете, что он — чертов маньяк и псих?!!?! — крикнул он на весь зал вестибюля. — Да, он — маньяк в искусстве, убивает все другое, делая что-то свое. — послышался голос из толпы. Ёнбок смотрел на все эти лица, выражавшие одни и те же чувства безразличия к его словам. Он единственный кто знал правду? А Хёнджин стоял на лестницах, довольно улыбаясь ехидной улыбкой, смотря сверху вниз на Ликса, которого любил. — Ли Ёнбок — тот, кто показался мне очень красивым для того, чтобы написать его портрет. Поднимись сюда, пожалуйста. Нехотя, но Ликс пересилил себя и поднялся наверх к художнику, с нетерпением ждавшего его у себя. — Зачем ты убежал, глупенький… — сказал только подошедшему Феликсу шепотом Хван. — Вот этот прекрасный человек! Аплодисменты ему! Весь вестибюль стал аплодировать, будто пред ними стояла настоящая звезда. Поначалу это смутило Ликса, но через несколько секунд его губы улыбнулись, а глаза засверкали. Несмотря ни на что, он впервые наслаждался мгновениями славы. Неожиданно Хван нежно притронулся к руке Феликса, чего никто не видел. Ли обернулся и увидел лицо, будто спрашивающее: «Можно взять твою руку?». На что Ликс еще больше улыбнулся. Они оба вдруг почувствовали тепло не просто рук, а сердец друг друга. В их головах все будто замедлилось, было в слоумо. Хёнджин не скрывая радости от разрешения хотя бы просто подержать за руку свою любовь, обхватил полностью ладонь Ли, сжав ее. Забыв про всех, Хён повел Ликса в неизвестное место. Младший не спрашивал, куда его ведут, он подчинился. Отныне Хёнджин был повелителем Ликса. Они недолго блуждали по длинным коридорам музея, завораживающим своей длинной и красотой. В каких-то было полно антикварных ваз и стеклянных стендов с оружием, в других было много бюстов известных людей, в третьих стояли обнаженные статуи, раскрывающие древние идеалы красоты. Парни зашли в круглый зал, под потолком которого был стеклянный купол. Ночь проникала в зал через этот купол. В середине стоял открытый камин, тлеющий деревянными поленьями, положенными внутрь. И здесь, как во всем музее в эту ночь, стояли полотна. — Вот здесь мои жемчужины. Тебе признаюсь, но я много раз любил, к сожалению, не взаимно. Я рисовал всех до единого. — Хёнджин повернул лицевой стороной все два полотна. На одном были изображены шесть человек, стоящих каждый в своей позе, подчеркивающей качества данного человека. На переднем плане были парни, подписанные как «Хан», «Минхо», «Чонин». — Ты их всех любил? Да уж, ты любвеобильный. — Не без этого, но ни с кем я не чувствовал себя так, как с тобой. — ответил Джин. На другой картине было непонятное красное озеро со всплывающими оттуда частями чего-то неживого. Рядом стояли распустившиеся и цветущие деревья сакуры. — Но почему все эти картины, в основном, в красном цвете? — недоуменно спросил Ликс. — Потому что в каждый из рисунков я вложил частичку этих людей…