Gold on blue

Ему снятся темные провалы, заполненные огнем. В них мелькают лица, знакомые лица. Те, кого он когда-то лечил, его накама, все — теперь не более чем отражения боли, вплавленные в дыры отчаяния. — У огня нынче две головы. — треск занимающегося пламени перерастает в слова, плюется искрами чернота. Хохочет, хохочет, хохочет. У черноты не хватает зубов, а вот наглости хватает, хватает — даже во сне не может оставить в покое. — Иди ты к Дэйви Джонсу, Тич. — когда он называет черноту по имени, что-то неуловимо меняется. Из нее проступает лицо, грубое, жестокое. Тич смотрит на него в упор, и почему-то это абсолютно невыносимо. — А ты думал, дорогой старпом, что было бы, не случись меня тогда? Ооо, подумай! Ями-Ями, вековечная, всепоглощающая тьма — ты думаешь, Тэтч осилил бы это? Смотри, смотри, во что она меня превратила! — голос Тича взлетает до визга, пронзительного как ожог, и на миг Марко заглядывает к нему внутрь. То, что он там видит… Он никогда не хотел бы видеть это снова. Когда он просыпается — резко, как от удара — то долго лежит в темноте, прислушиваясь к плеску волн. Темнота его каюты ничем не напоминает Тьму Тича — она мягкая, уютная, он столько раз проваливался в нее с головой. Но теперь даже в ней он видит опасность, звериным каким-то чутьем, способностью зоана — всегда ли тени в углах были так беспросветны? Двинулось ли что-то едва уловимо, или это уставшие глаза его подводят? Отступит ли она как всегда, если он зажжет свет — или наоборот, бросится вперед как хищное животное, чтобы поглотить его с головой? Он призывает свое теплое лечебное пламя, окутывается крыльями Феникса. Оно всегда спасало его, но сейчас он думает о другом пламени. Пламя Эйса, дикое, голодное, оно бушевало внутри, подтачивая и без того хрупкие опоры. Сам Эйс стирался, уходил, тушевался — оставался только пожар, названный его именем. Он поглотил весь мир, захлебнулся сам в себе, затаился — а затем нашел еще одну хрупкую оболочку. Марко содрогается, несмотря на тепло. Он видел названного брата Эйса лишь издалека, пару раз, мельком — но и этого хватило. У него в глазах был тот же огонь саморазрушения. Несчастные люди ошибочно сочли его пламенем революции и вознесли на знамя, даже не догадываясь, что этот огонь в итоге пожрет их всех. В окно каюты пробиваются первые лучи солнца, рассеивают мрак, танцуют на стенах — веселые, яркие, свободные. Они обещают новый день, так же как юное пиратское поколение обещает новый мир. Мир, в котором тьма вновь отступит и притаится на дне страшных моряцких баек. Мир, в котором огонь будет согревать людей зимними ночами, а не сжигать доверчивых мотыльков и целые острова. Мир, в котором он, Марко Феникс, бывший командир первой дивизии пиратов Белоуса, обретет наконец покой.