воздух, которым невозможно дышать.

Чайльд тихо открывает дверь, так же тихо снимает верхнюю одежду и всё ещё тихо проходит в спальню. Но все старания впустую, — Люмин не спит. Не просто не спит, а буквально задыхается в немой истерике. Слёзы текут по щекам, глаза даже покраснели, а их взгляд выражал отчаяние. Она не кричала, но лучше бы так, чем полное опустошение, которое исходило от неё. Он приходит пьяный в субботу ночью каждый раз, и Люмин почти привыкла, но сегодня Чайльд вернулся под утро, да и алкоголем от него несло не просто за километр, а, кажется, если бы они были в разных частях страны, девушка учуяла бы противный запах спирта. Чайльд сказал, что идёт с друзьями в бар, но Люмин не настолько глупа. Нет, она определённо наивна и всё такое, но сейчас всё было ясно даже ей. Чайльд изменяет и скрывается слишком хуево, чтобы девушка продолжала верить во всю эту лапшу, которую он вешает ей на уши. — Милая, — начинает Чайльд. Ему приходится совершать усилия, чтобы речь собиралась в предложения, приходится придумывать оправдание на ходу, потому что этого не удалось сделать в машине, — мы просто немного перепили. Прости. Его голос — сахар. Он говорит мягко, пытаясь успокоить Люмин, которая готова была закричать. Очевидно. Осознавать измену сложнее, чем просто в лоб услышать фразу: "твой парень гребаный мудак". Девушка будет с Чайльдом до последнего, она знает. Просто Люмин такая. Прощает, надеется, верит и любит. Любит слишком верно, надеется слишком наивно, прощает слишком часто и верит слишком искренне. — Чайльд, — одними губами произносит Люмин, — просто скажи, что всё хорошо, и ты любишь меня. Любит? Любит. И вовсе не покрывает влечение к другим парням отношениями с ней. Вовсе не врёт себе, всем родственникам и самой Люмин. Проблема не в ней, не в том, что она недостаточно хороша в постели, не в том, что она какая-то не такая. Люмин красивая, заботливая, любящая и просто хорошая. Но она девушка. Проблема исключительно в этом. Как бы Чайльд не отрицал. — Люми, малышка, — парень подходит к ней на немного шатающихся ногах, — безумно люблю тебя. У нас всё будет отлично, просто мне надо было... отдохнуть? Хочешь, днём съездим в ювелирный? Или в сефору? Люмин крепче прижимается к чужим плечам и всхлипывает уже не так громко. Конечно, хочет. Чайльд умел заглаживать вину. — Просто пойдём спать, — тяжело вздыхает Люмин, отпуская парня из объятий, — с утра всё решим. — Конечно, — кивает Чайльд. — Прости, Люми. Я тебя люблю, слышишь? Врать сложно. Особенно о любви. Парню сложно осознать то, насколько он отвратителен. Люмин заслуживает лучшего, но какого-то хуя продолжает верить во все эти сказки, которые продолжаются не первый месяц. — Я тебя тоже люблю, — слабо улыбается Люмин, вытирая слёзы. — Иди в душ, и будем ложиться. Чайльд кивает и уходит, оставаясь наедине с мыслями о сегодняшней ночи со странным мальчиком—на—один—раз и об отношениях с Люмин.

***

Скарамуш просыпается от очередного кошмара. Сон особо не запоминается, но силуэт Дотторе ещё надолго остаётся в голове. Голова трещит, хочется пить, но ещё сильнее хотелось кричать от невероятной боли во всех частях тела. Скарамуш готов заплакать. Он встаёт и судорожно начинает искать хоть что-то. Хотя бы остатки, что-то на дне пакетика, но тщетно, — всё было опустошено в предыдущие ломки. Скарамуш достаёт бумажник и всхлипывает. Пусто. Он всё потратил. Сегодня придётся работать на трезвую. Парень смотрит на часы. Восемь вечера. Скарамуш даже не помнит во сколько лёг, но по ощущениям он проспал одновременно и сутки, и один час. Парень принимает почти кипячёный душ, обжигая тонкую и мягкую кожу. Теперь от него хотя бы не несёт мочой и алкоголем, а волосы можно расчесать. Скарамуш надевает любимый лаковый топ и скинни, шубу и массивные ботинки. Подводит глаза чёрным, красит губы блеском. Шлюха. Самая красивая и дорогая на районе. Такси, бар, коктейль один за одним. Ломка ощущается уже не так отвратительно, но никакой алкоголь никогда не заменит лишние пару грамм порошка. Скарамуш сидит за барной стойкой и ощущает все эти взгляды. Казалось, что все знают, кто здесь проститутка. Все знают, кто здесь наркоман. Все знают, у кого нет будущего. Скарамуш тяжело вздыхает и допивает коктейль. К нему подсаживается мужчина не самого приятного вида. Бородатый, с противными усиками, коварной ухмылкой и залысиной. Скарамуш знает таких клиентов. Они платят много, но как будто не знают, что такое растяжка, прелюдии и далее по списку. С ними больно до слёз, что во время секса, что после него. Но шлюхам не привыкать. Им нужно терпеть. Деньги никогда не бывают лёгкими, верно? — Привет, малыш, — слащаво улыбается мужчина, — не хочешь уединиться? Не переживай, таким красавицам как ты, я плачу много. У Скарамуша нет выбора. Ему в срочном порядке нужна доза, а вокруг больше нет никого, кто способен отвалить деньги за красивую шлюху. Выбирать не из чего. — Хочу, — мурлычет Скарамуш, крутя на пальце синюю прядку. — Поедем к тебе? Или, знаешь, в этом клубе есть комната. Думаю, она специально для нас. Мужчина усмехается и кивает. Он проводит пальцем по щеке Скарамуша, лезет пальцем в рот, заставляя облизать, а после вытирает слюни о блестящие губы парня. — Думаю, ты прав. Эта комната специально для нас. Пойдём, милый. Я тебя не обижу. Скарамуш знает, что не обидит. Но принесёт куда больше неприятных ощущений. Идти за ним не хотелось, хотелось вжаться в диван и сидеть до утра, а потом проснуться дома. Но выбора нет. Приходится вставать, сжимать чужую крепкую ладонь и направляться в сторону лестницы. Но тут случается... по меньшей мере странное. Скарамуш чувствует у себя на плече чужую руку, которая принимается усиленно оттягивать его от мерзкого мужчины. Парень хмурит брови и оборачивается. Тот самый рыжий, который пытался строить из себя заботливого принца. Скарамуш тяжело вздыхает и всем своим видом пытается выразить явное недовольство ситуацией. Ему не нужна помощь. Он вполне не против потрахаться с этим уродом, получить свои деньги и свалить. Но Чайльд всё таки решает открыть свой рот. — Разве такая принцесса как ты достойна таких подонков? — насмешливо выдаёт он. — Эй, я могу заплатить намного больше. Разговор о цене меняет всю суть. Скарамуш освобождает ладошку и поворачивается к Чайльду. Он хотя бы красивый. И трахаться с ним не так отвратительно. — Прости, — хлопает ресницами Скарамуш, — думаю, рыжик мне больше нравится.

***

Громкие стоны и хлопки кожи заполняют светлую спальню. Скарамуш идеален прямо сейчас. Чёрная подводка немного растеклась, придавая виду парня ещё больше разврата. Чайльд толкается быстро и грубо, не стесняется лишний раз напомнить, кто здесь явно держит верх, на что получает лишь одобрение. — Я же говорил, что мы ещё встретимся, — усмехается Чайльд, наклоняясь к чужим губам. Скарамуш молча отводит взгляд. Ну вот. Теперь Чайльд возомнит о себе не пойми что и будет пытаться лезть не туда, куда надо. Так всегда с теми, кто трахает Скарамуш не первый раз. Попробует выяснить источник широких зрачков, синяков на венах, а потом сбежит. И оставит Скарамуша с ложными надеждами. Сколько бы раз такая схема не повторялась, парень всё равно верил в спасение до последнего, а потом разочаровывался. Но это лучше того противного мужика. Его мерзких усиков, ухмылки и запаха дорого алкоголя. Чайльд вызвал чуть больше доверия. — Принцесса, — шепчет Чайльд, проходя языком по чужой раковине, — хочешь кончить? Скарамуш хочет. Конечно, блять, хочет, он буквально на пике. Ощущать чужой большой член в себе умопомрочительно. Толчки сводят с ума и заставляют стонать снова и снова, заставляя не просто хотеть, а мечтать об оргазме. — Хочу, — на выдохе бормочет Скарамуш, цепляясь ногтями за чужие плечи. — Так попроси. Клише. Клише, которое предательски заводит, потому что, да, Скарамушу нравится чувствовать себя униженным и умоляющим. Это подходит ему под статус, да и просто возбуждает. — Попроси папочку об этом, — повторяет Чайльд. Похотливая улыбка тут же пропадает с лица. Скарамуш ни за что и никого так не назовёт. Ни при каких условиях. Это принцип, табу, да что угодно, — просто запрещённая практика. Ни за какие деньги — Проси папочку получше, — шепчет Дотторе, — или ты плохой мальчик, который не любит своего парня? На глазах выступают слёзы. В этом блядском слове что-то не так. Мерзкий педофильский подтекст, излишняя слащавость. Не то, что должно возбуждать. Особенно когда тебе семнадцать. А твоему ебаному "папочке" двадцать четыре. — Нет, — тихо отвечает Скарамуш, — люблю. Трахни меня. Папочка. — Я не буду тебя так называть, — холодным тоном говорит парень, — хочешь шлюху с дэдди-кинком? Ищи другую. — Эй? Тише-тише, можешь не делать этого. Просто попроси. Скарамуш снова ухмыляется и кивает. — Дай мне кончить. Пожалуйста, — горячим шёпотом выдаёт он. Толчки ускоряются, а Чайльд делает непривычное для всех клиентов, — решает подрочить Скарамушу. Водит рукой по члену быстро так, что парень действительно вскоре кончает с громким стоном, а вслед за ним и Чайльд изливается в презерватив. Скарамуш с усталостью встаёт и дальше как обычно. Идёт в душ, смывает ощущение использованности, пот и остатки косметики. Выглядит помято. — Даже не буду пытаться что-то предложить, — фыркает всё ещё голый Чайльд, — удачной дороги, деньги на тумбочке у двери. Он получает благодарный кивок. Скарамуш забирает купюры и пишет диллеру. Теперь нужно ехать за закладкой, искать дозу по детским площадкам, а может по подъездам, а может и где-то в парке.

***

Скарамуш чувствует себя а-ху-ен-но. Он снюхал хорошую длинную дорожку, даже немного убрался в комнате и заказал роллы. Он не ел нормально с прошлой недели. В основном перебивался йогуртами и яблоками, иногда чем-то вроде бутербродов. Но в основном был исключительно алкоголь. Но сейчас он мог спокойно поесть, расслабиться и получить дозу энергии для минимальной уборки. Но вообще-то не минимальной. В комнате наконец-то одежда оказалась в шкафу, книги на полках, постель Скарамуш постелил чистую и свежую. Сейчас, под действием белого порошка, мир ощущался чуточку лучше. Пространство вокруг не напоминало свалку, мысли не были забиты тяжёлыми воспоминаниями, а тело не казалось полной гнилью, несмотря на синяки, ранки и садины на коленках. — Гниль. Шлюха. Наркоша.