12 марта. На закате
10 мая 2024 г. в 14:57
Мы вернулись в материковую часть города и пообедали в торговом центре. Верилось в это с трудом, но было уже пять часов, и мы оба порядком устали для того, чтобы добираться до квартиры на своих двоих.
Мы сидели на фудкорте возле панорамного окна, выходившего на бухту Золотой Рог. Пока я допивал свой любимый китайский молочный чай с тапиокой — ещё одна профдеформация китаеведа — и наблюдал за встающим на якорь военным крейсером, он заказал нам такси. Мы уже успели зайти в супермаркет, чтобы купить газировку и закуски для запланированного распития джина, поэтому можно было вернуться домой и немного отдохнуть перед очередной прогулкой, в которую я собирался его утянуть до того, как мы выпьем.
Когда мы зашли в квартиру, стрелка часов приблизилась к шести. По моим расчётам, у нас в запасе имелось около часа для того, чтобы перевести дух.
Он ещё не знал о том, что я намеревался снова вытащить его на улицу, и, стянув толстовку, по-кошачьи развалился в кресле.
— Наконец-то мягкая поверхность! Что-то мне подсказывает, что мы на сегодня с активностями всё. По крайней мере я точно.
Я не спешил раздеваться, но тоже плюхнулся на кровать. В ногах неприятно ныло, но я знал, что это ощущение не остановит меня от задумки, не дававшей мне покоя с того самого момента, как я по дороге из аэропорта увидел из такси Золотой мост. После представшего перед глазами панорамного вида бухты, от которого я не мог отвести взгляд во время нашего обеда, я лишь утвердился в своей идее.
— Я заметил, что у вас позже темнеет. В Москве в шесть часов уже ночь, — начал издалека я.
— Солнце садится в начале восьмого.
— Так, значит, мы сегодня можем успеть застать закат?
Он с подозрением прищурился на меня, не поднимая головы с валика кресла.
— Что ты задумал?
— Ты бы мог отвести меня на какую-нибудь смотровую площадку, с которой хорошо видно бухту и Золотой мост? Считай, хочу сделать одну из тех видовых фотографий города, как в гугле.
Он театрально вздохнул.
— Откуда столько сил только?
— Я бы и один сходить мог, но нашёл информацию о том, что большая часть смотровых площадок закрыта и находится на реконструкции. Так что подойдёт любая высокая точка, чтобы поснимать с неё. Знаешь какое-нибудь такое место? С моим топографическим кретинизмом я сам вряд ли смогу найти.
— Знаю. Дай мне немного потупить и сходим.
Я был благодарен за то, что он не отказал мне и в принципе без каких-либо комментариев терпел мои всплески энергии. Весь последующий час мы провели в тишине и, когда вновь оказались на улице, лучи солнца уже окрасились в оранжево-золотой цвет.
Мы вышли из подъезда, и он кивнул в сторону крутой лестницы за домом, которую я заметил, когда по приезде радовался, что моё пристанище находится в низине и мне не придётся тащиться с чемоданом на верхотуру. Бетонные ступени, будто поднимающиеся к самому небу, были тем ещё испытанием, но для удачных кадров я был готов преодолеть их. По крайней мере мне так думалось первые несколько сотен метров, пока лёгкие не зажгло от сбившегося дыхания.
Он, в отличие от вчерашнего вечера, не летел вперёд сломя голову и точно так же тяжело поднимался наверх, матерясь себе под нос.
— Ладно, окончательно признаю, что гулять по Владивостоку — совсем не то же самое, что гулять по Москве, — еле выдавил из себя я, когда после небольшой передышки мы стали забираться на очередную лестницу.
— Мне поначалу тоже совсем тяжело было, потом привык, — он не был коренным жителем Владивостока: переехал из Читы пять лет назад, поступив в ДВФУ. — Но после целого дня на ногах лазать по верхам всё равно какой-то пиздец. А ещё я точно не знаю, куда нам идти. Дорогу только примерно помню, так что, возможно, придётся немного побродить.
— Ничего. Главное успеть до захода солнца.
В конечном счёте мы заплутали между жилых домов. Мы были на приличной высоте над уровнем моря, и внизу уже виднелась искрящаяся золотом бухта, но мост перекрывали многочисленные многоэтажки, и нам никак не удавалось выйти на открытую и достаточно высокую площадку, чтобы они не заслоняли вид.
Чем дольше мы ходили по извилистым улочкам и чем ниже опускалось солнце, тем менее уверенным он выглядел. Мы забрели в какие-то дебри, и теперь от бухты нас вовсе отделял сплошной забор. В бесплодных попытках обогнуть этот забор или хотя бы найти в нём какую-нибудь щель, чтобы пофотографировать через неё, он окончательно выдохся, и мы остановились у какого-то бизнес-центра.
— Я не знаю, куда дальше. Могу только предложить спуститься назад и поснимать, несмотря на мешающиеся высотки.
Иной раз я был достаточно упёртым, в особенности в тех случаях, когда загорался идей, которую, сам не знаю почему, мне позарез приспичивало воплотить. Так было и в этот раз. Всё же когда ещё я смог бы оказаться во Владивостоке и поснимать Золотой Рог на закате?
— Нужно подняться выше.
— Сам выше я не поднимался. Я правда без понятия, куда нам.
Я бросил взгляд на злополучный бизнес-центр, который можно было бы попробовать обогнуть и, вероятно, отыскать за ним ещё одну лестницу. Это была ничем не примечательная высотка, за исключением разве что...
— И куда ты?
Я сорвался с места и взбежал по ступенькам бизнес-центра.
Солнце уже почти село.
От центрального входа вверх поднимались винтовые ступеньки, ведущие на открытую платформу, и я поднялся на неё. Эта платформа походила на широкую веранду, но в действительности представляла собой балкон с несколькими установленными на нём лавочками для отдыха. Платформа была огорожена высоким бетонным парапетом с торчащими из него металлическими прутьями.
Я потряс решётку забора, проверяя её на прочность. Конструкция вряд ли предназначалась для того, чтобы на неё залезали остервенелые фотографы, но и не выглядела слишком хлипкой, чтобы не попробовать.
Он молча стоял внизу возле входа в бизнес-центр и смотрел на меня с непроницаемым выражением лица. После моего утреннего спуска к морю его, видимо, уже ничего не удивляло.
Я ещё раз тряханул забор, убедившись в том, что он не собирается выйти из креплений, и подтянулся на нём, таким образом забравшись на бетонный парапет. Моего роста хватило для того, что получить нужный ракурс. Решётка заканчивалась на уровне моей груди, и мне не пришлось просовывать фотоаппарат между прутьев, чтобы сделать фото. Я опирался на решётку, и она немного накренилась вперёд под моим весом. Руки были заняты, и мне оставалось надеяться на то, что я удержу равновесие, если потеряю эту единственную опору, отделявшую меня от падения.
В какой-то момент мне померещилось, что забор всё-таки меня не выдержит, и схватился одной рукой за прутья, будто это помогло бы удержать его на месте.
Но забор выдержал.
Я спрыгнул с парапета и уже на платформе, чувствуя устойчивость балкона под ногами, убрал фотоаппарат в рюкзак.
Испугался ли я возможного падения? Пожалуй, да. Расстроила бы меня такая смерть? Полагаю, нет.
Я спустился к нему.
— Всё, я доволен. Можем возвращаться и продолжать рандеву за горячительным.
— Пойдём назад другой дорогой, — бросил он и отвернулся от меня.
Назад мы пошли через верхнюю станцию фуникулёра. Как я впоследствии узнал, фуникулёр во Владивостоке являлся не аттракционом, а одним из видов общественного транспорта, позволяющим подниматься на высоту 183 метра над уровнем моря за полторы минуты. То же самое расстояние можно было преодолеть по лестницам, что мы и сделали, пока пребывали в поисках смотровой площадки, — всего 368 ступенек, хотя казалось, что мы прошли не менее тысячи.
Со станции фуникулёра открывался прекрасный вид — многим лучше сфотографированного мной.
Закат завораживал. Солнце почти погрузилось в бухту, озаряя последними лучами укутывающийся в сумерки город с его множеством высотных зданий, портом, крупными судами, покачивающимися на волнах у причалов, и сказочного вида мостом, перекидывающимся с одного берега на другой воздушной аркой из стекла и металла, которая никак не могла весить почти две тысячи тонн.
— Да ты издеваешься, — вырвалось у меня. — Сразу меня сюда привести не мог?
Он усмехнулся.
— Ну, тебе же явно хотелось полазать по заборам.
В этот момент мне показалось, что он понимает меня, однако это чувство было слишком мимолётным для того, чтобы я всерьёз поверил в него.