Хищники

семнадцать лет назад

      Всё начинается одинаково.       Чьё-то поместье, совет влиятельных семей, бесконечно долгие споры из-за растущей угрозы и англичан на пороге. Беспечные предложения жестоко убивать и просьбы сквозь зубы сохранять холодную голову. Затихающие разговоры, ручейками расходящиеся по коридорам дома и окончательно исчезающие за тяжёлыми дверьми.       Неизменно гостями поместья Басу после собрания остаются представители семейств Шарма и Рай, как верные союзники, и ещё один жаркий вечер споров не становится исключением. Пока старшее поколение сплетается в змеиный клубок в общих покоях для обсуждения прочей знати, младшим тоже есть чем заняться. По крайней мере Камал, Кайрас и Доран никогда не страдали от безделия, собираясь вместе.       В мужском крыле дома подозрительно тихо, и слуги, памятуя обычные развлечения младших господ, с любопытством выглядывают в пустынный коридор спален время от времени.       — Вон пошли, — шипение господина за спиной заставляет двух служанок подпрыгнуть на месте и броситься врассыпную, будто они не подслушивали, а действительно хотели вытереть пыль с вазы в четыре руки.       Камал только качает головой и толкает бедром приоткрытую дверь в комнату младшего Басу.       — А вот и он! — рядом в мгновение ока оказывается Доран и ловко выхватывает из его рук кувшин с вином, прикладывается прямо к горлу так, что едва не течёт мимо рта.       — Ты ещё на голову себе вылей, как под водопадом, — усмехается Камал беззлобно, закрывая дверь освободившейся рукой. В пальцах другой позвякивают друг о друга захваченные с собой кубки, которые, судя по жажде, могут и не пригодиться.       — Шути-шути, — Доран обтирает мокрый рот рукавом домашней рубахи, не заботясь о своём виде, и озорно улыбается. — После этой головомойки на сборище мне и кувшина не хватит, только в вине утопиться.       — Сам виноват, — Камал только пожимает плечами и со звоном ставит три кубка на столик у дивана, после чего потягивается, разминая шею и спину. Рядом звякает о поверхность дно кувшина.       — Что, дедуля, разваливаешься уже?       От ехидного голоса нечто в крови Камала вскипает за долю секунды, но он ограничивается усмешкой и сверкает глазами на друга:       — Хочешь проверить?       Его угрожающий шаг вперёд вызывает у Дорана почти детский восторг, и жёлтые глаза вспыхивают предвкушением. Не совсем та реакция, на которую Камал рассчитывал, но ожидаемая — всё в мире Доран воспринимает как поле для игр, даже если речь о столкновении с англичанами. Всего лишь будущие трупы, за что сегодня он уже выслушал целую лекцию, хотя все понимают, что от девятнадцатилетнего мальчишки ждать послушания бессмысленно. Хуже идеей было только приставить к нему Камала в наставники. А самой худшей…       — О, вы уже здесь, — спокойный голос позади заставляет их обоих обернуться одновременно.       Самой худшей идеей было объединить их втроём с Кайрасом Шарма. По мнению старших опытный воин Камал мог усмирить неуёмную кровожадность Дорана, а юного Кайраса как раз следовало научить военной стратегии. По мнению Камала родителям Шарма стоило быть осмотрительнее, к каким хищникам они толкают своего единственного сына. Хотя соколы тоже хищники, почему-то Камал часто забывает об этом.       В отличие от Дорана, всегда подчёркивающего фамильное животное Шарма в своих обращениях:       — Ой-ой, что за пташка залетела к нам в клетку.       Возле Кайраса он оказывается в несколько размашистых шагов, и на его веселье тот лишь закатывает глаза, легко отталкивая от себя и проходя мимо.       — Не съешь же ты меня, — его усмешку видит только Камал, как и ставшую шире ухмылку Дорана за его спиной.       Иногда Камалу кажется, он единственный свидетель этих противоестественных запретных отношений, участником которых стал скорее невольно, но пожалеть не успел. Оба они были его близкими друзьями — несмотря на разницу в возрасте почти в девять лет связи влиятельных семей легли в основу их тесных отношений. Сам он узнал о них недавно, случайно, а как долго Доран и Кайрас скрывались в тенях? Ему было неведомо.       И если бы безумие Басу не отравляло его разум, вечно впутывая в гонку за всё подряд, если бы желание, больше похожее на наваждение, не отдать лучшего друга целиком львиной пасти не пульсировало в каждой клеточке тела — был бы Камал здесь и сейчас в спальне Дорана? Задаваясь этим вопросом, он раз из раза не находил ответ.       Конечно, он любил Кайраса, по-своему, но Доран…       Доран по-настоящему обожал его. Так, как Камал понять не мог.       — Если съем? — жёлтые глаза сверкают драгоценными камнями, пока серые скрыты под полуопущенными веками.       — Давай, — Кайрас улыбается, оборачиваясь, — дай повод чужакам считать нас ещё хуже, чем мы есть.       — Считаешь нас плохими? — в голосе Дорана проявляется знакомая опасная темнота. Он подходит к Кайрасу вплотную, и наблюдающий за ними Камал неосознанно напрягается.       — Только тебя.       От замаха Кайрас уходит играючи, как ускользнула бы быстрая птица от взмаха львиных лап. Впрочем, если бы Доран хотел — достал бы, хотя Кайрас не был тщедушным или слабым, просто не мог сравниться с такими сильными воинами как Доран и Камал, сложенных богами не иначе как для вечных жернов бойни.       — Расчирикался-то как, осмелел, — тянет Доран, нарочито медленно ступая в сторону Кайраса, который, сбегая от хищника, заходит Камалу за спину, пока тот невозмутимо наливает себе вина.       — Ты и сам скоро мяукать начнёшь, — насмешливо роняет Камал, заставляя Кайраса за спиной фыркнуть от смеха, а Дорана оскалиться так, словно он забыл, что кроме них двоих в комнате есть кто-то ещё.       Он всегда злится, когда Кайрас, спровоцировав, по детской привычке ищет поддержки Камала, который защищает его как младшего в отличие от Дорана, воспринимаемого на равных. Ревность Басу искрит между ними почти осязаемо.       — Было бы неплохо, потому что сейчас рычание кое-кого злит англичан, — Кайрас всё же высказывает то, что лежит на душе тяжёлым грузом, прячет глаза, отпивая вино из кубка.       — Опять ты за своё, — тряхнув головой, Доран берётся за последний кубок слишком резко, едва не проливая содержимое. — Чужаки лезут к нам, в наши дела, а мы должны им, видимо, руки целовать и благодарить!       — Ну уж точно не должны провоцировать!       — Это не провокация, только ответ на их поведение на нашей территории, — поддерживает Дорана Камал, и Кайрас вспыхивает до воинственных искорок в серых глазах, но, выдохнув, всё же выбирает не развивать конфликт:       — Должны быть и другие варианты ответов. Ничем хорошим то, что сейчас происходит, не кончится.       — Не замечал, чтоб ты боялся крови, — язвит Доран, бесшумно оказываясь за спиной Кайраса, и добавляет тише ему на ухо: — Страшно стало?       Кайрас даже не вздрагивает, только косится на мелькнувшую сбоку ухмылку и переводит взгляд на Камала, который на них не смотрит, хмурясь из-за мыслей о неизбежном восстании.       — Вот ещё. Я только о сестре беспо… — Кайрас всё же спотыкается на полуслове, когда мокрые от вина губы касаются его шеи, — …коюсь…       Весь накал разговора мгновенно спадает, тает, разливаясь по комнате напряжением совсем иного толка. Потом поговорят — никуда не денутся ни переживания, ни англичане, ни проблемы из-за них. К сожалению. Камал делает быстрый глоток вина, задирая голову, а его взгляд уже прикован к тому, как Доран кладёт одну руку на пояс синего шервани Кайраса, пальцами цепляет тугие пуговицы, и из-под упавших вьющихся прядей на Камала сверкают жёлтые глаза довольством права первого.       Кайрас — их вечный спор и раздор. Всего лишь один из наследников, даже не самой главной семьи, для Камала — близкий друг, для Дорана же всё подростковое время раздражающая кость в горле, которую распробовал, только проглотив. Всё происходящее в их треугольнике было преступно неправильным, давно потерявшим рамки, но, увязнув в расплавленном сахаре, выбраться не получалось, даже когда сладость больно жглась. К адреналину привыкаешь. Хочется больше.       Резко отставив кубок, Камал успевает перехватить поцелуй с Кайрасом за мгновение до того, как его губ касаются губы Дорана. То ли в ушах шумит разогнавшаяся кровь, то ли до слуха действительно доносится недовольное шипение. Податливый рот Шарма пьянит молодым вином; в плечо крепко вцепляется рука; шуршит одежда, расстёгиваемая кем-то на ком-то. Ладонь перемещается с плеча в вырез на груди, скользит по голой коже выше к мощной шее Камала, оставляя после себя горячий след, и Камал не замечает, как улыбается сквозь поцелуй.       Всё-таки сегодня обогнал.       Рукав его шервани неожиданно мокнет под льющимся ручейком, и, оторвавшись от сладкого поцелуя, Камал видит, как угрожающе кренится над его рукой кубок в ослабевших пальцах Кайраса, который потерялся в ощущениях. С усмешкой он встряхивает свой мокрый рукав, попутно забирая кубок другой рукой:       — Допьёшь потом.       На что Кайрас только безвольно кивает, тут же утягиваемый в объятия сильных рук позади.       — Зачем себя ограничивать, — веселится Доран, со спины прикладывая край своего кубка к его губам и вынуждая задрать голову, чтобы сделать глоток.       От неожиданности Кайрас едва не давится, и с уголков губ срываются тонкие красные струйки вина, уходящие по шее к расстёгнутому вороту, пачкая ткань. Доран не даёт даже толком прокашляться, едва не сворачивая Кайрасу шею, чтобы поцеловать, скорее вгрызться в раскрытые на вдохе губы. Лишь бы обозначить свою жадность, своё нестерпимое желание, за которым Камал наблюдает со всё большим нетерпением, пока снимает мокрый пиджак, стряхивая рукава с рук.       И так у них всегда.       Доран разворачивает Кайраса к себе всем телом, с удовольствием оскаливается, цепляя его подбородок себе навстречу и ловя поплывший взгляд.       — Видел бы ты себя, Кай. Ты гораздо лучше, когда молчишь.       От его попытки поцеловать Кайрас, чьё сознание из-за колкости резко проясняется, уворачивается, но только наталкивается спиной на Камала, обнимающего его поперёк талии, прижимающего к себе теснее, от чего он вздрагивает всем телом.       — А ты гораздо лучше, когда… — начинает было ответ, но мысли разбегаются под каждым прикосновением огромных ладоней Камала, забирающихся под расстёгнутый шервани, — когда…       — Когда что?       Горящие жёлтые глаза это всё, что Кайрас может различить сквозь дым от разгоревшегося костра страсти. Доран оказывается совсем близко, так, что Кайрасу и вдохнуть между ними двумя тяжело, неожиданно нежно проводит тыльной стороной ладони по его щеке, мягкой силой заставляя смотреть себе в глаза, пока собственный взгляд не может оторваться от сжатых недовольством губ.       — Ну и? — его насмешливый тихий голос бросает Кайраса в жар. Или дело в Камале, который обжигает своей грудью и руками каждый сантиметр тела. — Не можешь придумать, когда я лучше, потому что я лучше всегда и во всём?       — Пф, ну и самомнение, — всё же фыркает Кайрас, глядя Дорану в глаза и параллельно стягивая с его широких мускулистых плеч такую лишнюю сейчас одежду.       — Всё-таки твой рот нравится мне больше, когда заткнут, — ухмыляется Доран и грубо целует, сразу проникая языком, заставляя собой давиться. Ноздри забивает стойкий запах крепкого вина, дважды разлитого по одежде и телу.       Слабое возмущённое мычание Кайраса превращается в приглушенный стон, когда Камал прижимает его задницей к своему паху и сквозь все слои тканей ощущается его твёрдое возбуждение, трущееся о ягодицы. Чья-то рука ложится на шею, фиксируя и крепко обнимая так, что кадык от сглатывания проходится по мозолистой ладони, которая не даёт прервать поцелуй, из-за чего рот наполняется слюной. Слишком много касаний, слишком много ощущений, слишком много отравляющих искр, которые проникают под кожу и будоражат кровь.       Кайрас не успевает осознать, когда остаётся обнажённым по пояс, только морщится, стоит ему завалиться от лёгкого толчка спиной на кровать, и его тут же рывком притягивают за колени к краю. Вечер давно уступил ночи — без единой свечи в комнате остаётся только лунный свет, льющийся через широкие окна и мягко оглаживающий силуэты двух полураздетых мужчин перед ним. К такому зрелищу было опасно привыкать, но Кайрас, кажется, уже всё-таки привык и, привставая на локти, в предвкушении облизывает покусанные в поцелуях губы.       Мгновение его глаза бегают от одной детали к другой: взлохмаченные волосы Дорана и его бесстыжий раздевающий взгляд, снимающий в мыслях с Кайраса последнее, пока Камал смотрит с препарирующим интересом охотника, в две руки перезавязывая свои длинные волосы на затылке. В тенях выделяются стальные мускулы его бицепсов и от вспыхнувшей фантазии, как могли захватывать руки Камала, возбуждение больно стягивается в низу живота, напрягая вставший член ещё сильнее.       Доран и Камал были опасными хищниками, которых все из прочих семей опасались и старались не нарываться, но Кайрас никогда не считал себя жертвой или добычей. Было бы странно так думать о себе соколу, и чувство вседозволенности, неизменно ядовитое, всегда ощущается особенно приятно.       — Какой голодный взгля-яд, — тянет Доран, с усмешкой упираясь руками в голые бока. — И кого же первым выберет наш птенчик, м?       — Думаешь, если будешь язвить, то тебя? — Камал насмешливо улыбается одним уголком губ и складывает руки на мощной груди.       — О, я думаю… — склонившись, Доран цапает запястье Кайраса и вынуждает того сесть ровно на самом краю постели, а после треплет его второй рукой за щёки, — …что этот ротик отсосёт мне, что бы я ни сделал. Да, Кай?       — Тц.       Он получает хлёсткий отгоняющий удар по руке и смеётся, выпуская рассерженного Кайраса из своей хватки. Ему нравится, когда Кайрас применяет силу и напоминает, что он не какая-нибудь хрупкая девадаси, которую можно принудить. Но и удовольствие для Дорана не в принуждении, а в искреннем ответном желании, проявления которого ему неизменно надо добиваться.       В отличие от Камала, которому и стараться ради внимания Шарма не приходится. Проклятый асур. Мягко взяв за подбородок, он заставляет Кайраса повернуться к себе и поднять взгляд. В серых радужках штормовая злость сменяется любопытством.       — Пусть посмотрит и позавидует, — от хрипотцы бархатного голоса Камала к щекам липнет жаркий румянец.       Под шуршание ткани Кайрас подаётся послушно вперёд и, перед тем бросив взгляд на посмурневшее лицо Дорана, с улыбкой касается губами члена Камала, открывает рот шире, чтобы пройтись по горячей коже языком. До слуха доносится резкий вдох сквозь зубы, не разобрать чей именно, подстёгивает продолжать — Кайрас старательно заглатывает, чувствует подступившие слёзы из-за размера и знает, что его вид сейчас сводит их обоих с ума.       Безучастно наблюдать Доран выдерживает недолго — освободив крепко стоящий член из-за пояса штанов, медленно проводит по всей длине, лишь бы удержаться от того, чтобы заставить Кайраса взять в рот силой или порвать его вторым одновременно. Нет, такое его гордости не понравится. Доран подходит ближе, несильно задевая Камала плечом, ласково гладит Кайраса по растрёпанным волосам, берёт его руку, цепляющуюся за бедро Камала, и кладёт на свой член.       Сбиваясь с ритма, Кайрас старается удовлетворить обоих, совсем плывёт от собственного возбуждения, фейерверком разрывающегося в груди, особенно когда требовательная рука всё же утягивает его голову к себе и открытый для жадного вдоха рот занимает теперь член Дорана.       Хочется разорваться на двоих, но Кайрас может только метаться, то проводя языком по головке члена Камала, то вновь захватывая губами член Дорана едва не до основания. В руках, оглаживающих его волосы, щёки и плечи, всё больше нетерпения, желания забрать его себе целиком и насадиться полностью до краснеющего горла.       Кажется, что даже воздух вибрирует от напряжения соперничества.       Первым вновь сдаётся Доран — тянет лицо Кайраса себе навстречу, целует так резко, что лязгают друг о друга зубы, а накопленная слюна размазывается по губам и подбородкам обоих. Поставив колено на край постели у его бёдер, Доран наседает, заставляет Кайраса повалиться на спину, накрывает собой до невозможности сделать лишний вдох и тут же переворачивает их, оказываясь снизу.       Обозначить своё непонимание Кайрас не успевает, только удивлённо выдыхает, когда жёсткие руки Камала хватают за бёдра, ставя на колени, и в тот же момент Доран роняет его грудью себе на грудь, утягивает в поцелуй, чтобы долго размышлять о происходящем Кайрас не мог. Да он и не хочет, потому прогибается в спине сильнее, задирая задницу выше и подставляясь под грубые пальцы, грудью ластится о Дорана, наслаждающегося его игривостью. Они целуются, пока Камал находит флакон масла и возвращается, обильно поливая ладони, член и затем выливая остатки на спину Кайрасу, вздрогнувшему от холода тягучей жидкости.       Размазанное масло разливается цветочным ароматом, привлекательно блестит на коже в слабом лунном свете и Камал подчиняется блеску, склоняется к выпирающим лопаткам для поцелуя и ещё одного, одновременно с тем, как приставляет член. Растягивать Кайраса не нужно, если с Дораном они встречаются и так едва ли не каждый день «по очень важным семейным делам». Как же. Ревностная мысль заставляет Камала агрессивно прикусить беззащитный загривок, толкнуться резче, чем следовало, чтобы услышать задушенный в поцелуе стон с примесью боли.       — Прости, — от его шёпота в шею у Кайраса бегут мурашки, и он выгибается навстречу, без слов умоляя не останавливаться.       Просить дважды Камала не надо. Выпрямившись и придерживая за бёдра, он неспешно входит глубже, с особым удовольствием наслаждаясь открывающимся видом на спину Кайраса, распластанного на Доране, которого вполне устраивает роль подушки. Втроём больше достаётся обычно Камалу, а он своё и так забирает регулярно наедине. Потому что как бы Камал ни увлекал своей уверенностью, ни был хорош и ни вдалбливался до срывающегося голоса, но у Кайраса и Дорана оставалось между собой нечто, чего он получить не мог. Это осознание всегда его раздражало.       И даже сейчас, когда по спине течёт пот от резких быстрых толчков, когда из собственного горла вырывается рычание, все взгляды и стоны Кайраса обращены Дорану, а их руки в перекрестии ласкают члены друг друга, несмотря даже на жёсткий ритм, который берёт Камал. Настоящие демоны. Его невыносимые обожаемые демоны.       Он впивается пальцами в тело под собой до синяков, быстро наливающихся рядом с почти сошедшими старыми, и, почувствовав предшествующую оргазму лёгкую судорогу в ногах, сильно входит в Кайраса как можно глубже, слыша ответный хриплый полувсхлип-полустон. Член пульсирует, наполняя семенем, и Камал с интересом думает, переводя дыхание, отдаётся ли эта пульсация в член Кайраса, который сжимает Доран, чтобы не дать ему кончить тоже.       Отдышавшись, Камал отстраняется, отшагивает, оценивая свою работу. Вид спермы, каплями текущей между бёдрами, ему нравится. Грязно, как и всё происходящее.       — Твоя очередь, — басисто бросает Камал и передаёт Кайраса полностью во власть Дорана, сам же, потягиваясь после долгожданной разрядки, отходит к брошенному кувшину с вином.       — Что, драгоценный, примешь ещё?       Довольное мурчание Дорана растекается по измотанному телу жаркой новой волной возбуждения, и Кайрас, жмурясь от усталости, всё же подстраивается, чтобы Доран, не меняя их позы, мог лениво войти в него. Кажется, ничто не способно его смутить, ни неудобства от своего положения снизу, ни свидетельство чужого удовольствия, ставшее смазкой. Не хочется теперь спешить, и Доран устраивает ладони на его до того стиснутых бёдрах, мягко гладит горячую покрасневшую кожу, раздвигает ягодицы, чтобы заставить принять глубже. От задетой чувствительной точки Кайрас упирается взмокшим лбом в плечо Дорана, глухо стонет, изнывая, и в беспамятстве просит ещё.       — Как скажешь, — Доран с улыбкой мажет губами по его виску, прижимая к себе.       Поначалу он двигается размашисто, но медленно, сильно контрастируя с ритмом Камала, потому что мольбы Кайраса прекратить издеваться слишком сладкие, чтобы добиваться их из раза в раз. Между ними остаётся только липнущая от пота и масла кожа, тяжёлое сбивчивое дыхание и звон шлепков. Доран перехватывает свою драгоценность крепче и ускоряется, толкаясь быстрее и короче до остервенения, чувствуя, как первым от трения о его пресс кончает Кайрас, совсем обмякший и разомлевший. Тогда можно больше не сдерживаться.       Попивающий вино Камал в кресле переводит взгляд от них к окну, где сквозь тонкие занавеси ярко сияют звёзды и лунный серп. С этими двумя даже наблюдение превращается в элемент возбуждающей игры, словно само присутствие при непозволительном наделяет властью над ними. Краем уха Камал слышит ласковый шёпот Дорана, обращённый Кайрасу, — если бы не слышал сам, никогда бы не поверил, что столь кровожадный воин способен на нежность в принципе. Удивительно. Камал отпивает вино, и кислый привкус вяжет рот.       Интересно, будет ли и он сам однажды способен на подобную любовь к кому-либо? И какое будущее ждёт их трио, если конфликт с чужаками достигнет пика, с которого они все сорвутся? Хотел бы он знать...