У нее были карие глаза и темные волосы. Она была безмятежная для дочери, сильная для окружающих людей. Она пахла, как покой и Соня в ее спокойных руках растворялась. Она пахла, как солнце, как сирень в начале мая. Жаль, что фотография не передает запахи, Соня бы окунулась в воспоминания с головой, не желая вылезать.
В отражении зеркала Соню ждали безжизненные, но яркие глаза. Яркость, видимо, по наследству перешла. Девушка не пахла солнцем или сиренью. От нее веяло глубоким самокопанием, сложно искореняемым и вонючим, увечьями и слезами, не заметными для знакомых. Соня противоположность матери и во внешнем виде. Темные стрелки, пирсинг, открытый топ и короткая темная юбка, которая знатно бесила отца. Плечи и худые руки скрывает красная рубашка. Так что, нет, Соня не похожа на мать. Ни единой каплей.
Образ матери на фотографии вызывал тепло и уют, а отражение в зеркале лишь горечь и ненависть. Ненависть к себе.
— Мам, я теперь некрасивая? — Задает вопрос маленькая девочка, наблюдая за отражением. Оно противное до жути. У девочки внутри зеркала опухшие глаза и кровоточащий нос — последствия драки.
— Сонечка, нельзя так про себя говорить, — делает замечание женщина, ее нежное лицо улыбается и лишь глаза выдают ее волнение. Хрупкие и теплые руки старательно прикладывают к носу вонючую ватку.
— А я думаю можно, — упрямо заверяет Сонечка, — Я же не вру, правду говорю. Кто меня с разбитым носом полюбит? — А вот Якушеву, автора сломанного носа Сони, полюбят. У нее то и косы красивые и глаза, да и игрушки самые новые всегда.
— Как она вообще это сделала? — Задала вопрос мама, видимо про Еву.
— Динозавром. Пластиковым, — Соня тупит взгляд, старательно разглядывая плитку ванной. — Я ей сказала, что в математике она не разбирается, а она мне за это динозавром по носу и зарядила.
А позже добавляет, обиженно дуя губы:
— Дура. — Соня не выговаривает букву «Р», потому и выходит смешно. Но девочке не до смеха. Ее огорчают коварные мысли. Может из-за сломанного носа ее действительно никто не полюбит? Мама как будто слышит ее мысли, поэтому слегка дотрагивается до плеча девушки и тихо шепчет:
— Сонь, не замечала, что в зеркалах все мы мягко говоря некрасивые?
— Кроме тебя, ты всегда красивая.
В дверь комнаты звонко стучат и Соня ловко смахивает поступающие слезы.
— Софья, ты долго собираться будешь? — Раздается хриплый голос отца.
— Уже выхожу, пап, — «пап» выходит сложно, через силу, сопровождаемую рвотными позывами.
Оказавшись в коридоре, девушка столкнулась с противной рожей старого отца.
— Кофе мне налей. — Его взгляд обследует каждый сантиметр девичьего тела и говорит мол: «И вот это посмешище я вырастил?»
Растворимый Якобс Монарх наполняет кухню своим терпким запахом.
— Где ты была сегодня ночью?
Этот вопрос немного заводит в тупик, ведь была она с Никитой, а этого отцу не понять.
— У Жени. Ты о ней слышал, из центра моего. — Соня еле отмазывается. Говорить про Никиту не хочется, как и говорить о том, что они ночевали в центре.
— Постарайся в следующий раз предупреждать, — принял кофе, даже спасибо не сказал. Мудак.
Новикова пописает, что напомнить о дне памяти матери стоит и они решает заговорить:
— Ты на кладбище поедешь сегодня? — Ехать на кладбище на автобусе не хочется. Легче потерпеть отца и доехать с комфортом на машине.
— Нет, у меня дел много, — Не удивительно, что так все складывается.
— То есть, когда ты ее до самоубийства доводил у тебя дел не было, а теперь они резко появились? — Соню вывести из себя не сложно, особенно, когда речь заходит о матери, которая всегда была для девушки воплощением всего лучшего. Маленькая девочка всегда смотрела на женщину, как на богиню мудрости и спокойствия.
— Работа сама себя не выполнит. — заверил отец грузным, хриплым голосом, отпивая кофе. — Да и не я её до гроба довел.
Лживый человек, такой же лживый, как и весь дом. Как и весь город.
— Я, пожалуй, пойду — за годы жизни с отцом Соня учла, что утром с ним лучше не спорить, иначе настроение будет испорчено на весь день.
***
День проходит гладко, наверное. Если не считать подавленного настроения Сони. Сердце нервно настукивает грустные мелодии, а глаза не видят яркого весеннего солнца. Перед ними тучи серые, подпитываемые дымом из высоких труб ТЭЦ, да глубокие лужи, в которых может утонуть душа хрупкой девочки. В этой городской серости тонет тихий разум, даже не пытаясь крикнуть о помощи.
На перилах импровизированной курилки сидят трое: Платон, Фил и Никита. Три беспечных футболиста.
— Сигарету не одолжите? — мученически заговаривает Соня с парнями. Первым сигарету протягивает Никита. Ну кто бы сомневался. — Спасибо.
Соня делает затяжку, постукивая пяткой по бетону, ее глаза мрачны и видимо этим и выдают ее душевную мятежность. Соня знает, что Никита заметил ее настроение, знает, что обязательно завалит ее вопросами. Но Новиковой не до его допроса, слишком уж ужасное настроение.
— Отвратительный день? — подаёт голос Фил, наблюдая за попытками девушки продавит бетонный пол своей хрупкой ножкой.
— Да ебала я этот день! — Соня тяжело вздыхает и хмурит свои темные брови.
Фил молчит, понимая, что говорить сейчас не стоит. Фил всегда много понимает, за это Соня его и уважает.
— Может вместо меня на футбол седня? — предлагает Платон, явно сдерживая шутку про типу: «Че парень не дает, что ты так взъелась?». Правильно и делает, что держит язык за зубами. А то медовые глаза девушки испепелили бы парня за секунду, но действовали бы они явно не мучительнее, чем кулаки Никиты.
— Да какой футбол? — чуть ли не воет девушка, докуривая сигарету. — Я че похожа на потного мужика с ведром пива и чипсов?
— Да и работать ночью придется. — добавляет измученная Соня.
— Карыч? — предполагает Платон
— Копатыч! Ну кто ж еще, Платонов?
Соня уходит, но на входе в здание ее останавливает Никита. Им нужно поговорить, не при людях конечно, но другого выхода не остается.
— Это из-за мамы? — Никита смотрит в болезненные глаза и понимает безмолвный ответ, — Ну не стоит же так убиваться.
Тяжёлый вздох отвечает Никите сам собой
— Ник, со мной все нормально, просто день действительно тяжёлый, — уставшим взглядом она всматривается в светлое лицо друга, ища в нем поддержки, руку на его крепкое плечо кладёт. Конечно же ему хочется выговориться. Говорить много и не делая паузы. Говорить до того момента, пока голос не сорвётся на крик. А потом плакать. Не долго и не горько плакать, ведь устраивать шоу перед людьми не Сонина тема.
— Я пойду на крыше посижу, хорошо? — Выходит связать только эти слова
Никита кивает, понимая, что Новиковой необходимо побыть одной.
***
На крыше свежо, тепло дует ветер, и птицы кружатся, разговаривая на своём языке.
Соня садится на пол, опираясь об бетонный выступ, включает наушники и прикрывает глаза, стараясь уйти от негативных мыслей.
Девушка не знает сколько она просидела в таком положении, но если верить ощущениям, то прошло около получаса.
Длинных полчаса, за которые Соня успела загнать себя в угол безнадеги и паники. По её бедным щекам текут слезы, и небо как будто грустит вместе с ней. Капают крупные, холодные капли, а Соня не спешит прятаться. Наоборот, скатывается, ложиться на холодный пол полностью, подставляя свое искаженное горем лицо. Будто бы дождь сможет помочь, будто он решит проблемы.
Она лежит так ещё некоторое время, начиная дрожать от знойных капель.
— Ну пиздец, — раздаётся знакомый голос, — одну проблему решил, другая появилась, — голос подходит ближе и садится на корточки рядом.
— Антон Вадимович, дайте уйти в мир иной спокойно, — снова тяжело вздыхает, даже не открывая глаз.
Антон цокает языком и щёлкает зажигалкой, видимо, закуривая.
— Угостите сигаретой? — протягивает свою изящную ручку. Тренер лишь хлопает по ней, отбивая «пять». Соня открывает глаза, поражаясь свойственной тренеру наглости.
— Сигареты — это медленная смерть, я бы поискал варианты поэффективнее. — мягко улыбается он, действительно не передавая сигарету. — От них у тебя начнется задымление легких, максимум рак, но до этого момента ждать придется о-о-очень долго.
Мудак. Второй за день, между прочим. Но от него почему то не воротит в рвотном позыве.
— Сука, — Соня снова закрывает глаза, вдыхая терпкий дым, выдыхаемый тренером.
— Че случилось то у тебя опять?
Антон ложиться рядом, хоть явно и не хочет промокнуть с головы до ног, испачкать свою одежду и, быть может, заболеть.
Соня не отвечает. Нет, не потому что не собирается, а из-за того, что не знает как об
этом сказать. Ковалев вытаскивает наушник из правого уха Новиковой и вставляет себе, вслушиваясь в мелодию.
That's me in the corner
That's me in the spotlight
Losing my religion .
— Теряешь свою веру? — недоуменно спрашивает тренер, от чего получает смешок в ответ.
— losing my religion — выхожу из себя. Вы же вроде должны знать английский.
— Слышь, не умничай, — он стукает указательным пальцем о ее кончик носа, говоря: «Помни, что малявка здесь- ты».
Музыка продолжает идти, заполняя тихое пространство между ними. Убирая тишину. Антон Вадимович даже начинает подпевать.
Trying to keep up with you
And I don't know if I can do it
Oh no I've said too much
I haven't said enough
— Мама умерла, — Соня набирается смелости, но все же понимает, что говорит не вовремя. Но все же, спустя несколько лет говорить об этом становится легче. Будто падает камень с обремененной души.
— Чего? — недоуменно восклицает мужчина. И кажется поворачивается к девушке лицом. Соня открывает глаза и вытаскивает свой повидавший жизнь наушник из ушного канала. Антон делает тоже самое.
Мир резко перестает быть красочным.
— Семь лет назад, с крыши спрыгнула, — девушка поворачивает голову, сталкиваясь с удивленно-испуганным, тёмным взглядом Антона. Из ослабших рук она с лёгкостью вытаскивает сигарету, затягиваясь.
— Яяя. Я это соболезную, — растеренность витает в воздухе, а Соня понимающе кивает, мол: «соболезнует он». Она уже давно перестала верить в подобие соболезнования, до этого всем, кроме Никиты было все равно.
— Я могу чем-то помочь?
От Сони снова исходит смешок.
— Если только заставить сходить к психологу. Но этого сделать у вас не получится.
— Понял, — со стороны кажется, что его голос равнодушен, но на самом деле Ковалев отмечает про себя, что к психологу он все-таки её запишет и будет самолично проверять ее посещения.
— Прикинь, Дрочер Никите в кроссы нассал, — попытка тренера перевести тему спустя, наверное, десять минут тишины и как-то развеселить учтена. Антон Вадимович, продолжайте в том же духе.
— Че реально? — ее голос на этой фразе всегда был комичным. Это не настоящая эмоция, лишь жалка попытка изобразить заинтересованность.
— Ага, им Шура билеты на сегодняшний матч дала, — Антон закуривает вторую сигарету, а Соня замечает, что руки его трясутся, холодно наверное, дождь ведь идет. — Гену, Даню и Макса она конечно же наказала, ну вот они и обиделись.
— Ну они и придурки конечно. Остальные не идут, получается?
— Идут, только вот остальные об этом не знают. — Антон самостоятельно подносит сигарету девушке, хотя пару минут назад говорил о вреде никотина. — Не дай бог они меня сегодня подведут и где-нибудь засветятся.
— Вадимыч, а они же ведь засветятся.
Тренер тяжело вздыхает, понимая свою участь.
— Тебе домой не пора?
— Ну в таком виде мне дома лучше точно не появляется. — Соня приподнимает голову, чтобы осмотреть результаты бедствия. Она вся мокрая. С ног до головы. Как и недавно подошедший тренер.
— Ну значит поедешь ко мне, высохнешь, отогреешься и домой. — Строго заявляет мужчина, давая понять, что других вариантов разворота событий не предусмотрено. А зря.
