Остаться с ним — просто хуйня, всю жизнь движение вниз…
— Как? — Зрачки в небесного цвета глазах неверяще расширились. Сатору не верил в происходящее. Его голос не треснул, юноша лишь сглотнул, стараясь избавиться от нарастающего в горле кома. — Не вынуждай повторяться, Сугуру убил всех жителей дерев- — Спокойно произносит ему в ответ директор, прикрывая глаза. Он словно совсем не удивлен, совсем не переживает. Может, именно поэтому Годжо и перебивает. Парню нужны ответы, факты и быстро, сейчас. Это краткое изложение правды, при чес повторяющееся, нервирует с каждой секундой сильнее: — Я прекрасно слышал, — Говорит он громче, серьезнее; но скрытая растерянность в его голосе слышится, пускай и очень слабо. — Поэтому и спросил «как?»! — Дома у Сугуру ничего не осталось, пусто, — Поясняет директор Яга, казалось бы, совсем неуместно. Брови Сатору сильнее сводятся к переносице, глаза почти сверкают злостью. Мужчина напротив не останавливается: — Но, судя по следам крови и прочим уликам, скорее всего он и родите- — Да быть такого не может! — Парень срывается на крик. Его лучший лучший друг не был способен на такое, он просто не мог так поступить. Гето, что был готов на все ради защиты людей; Гето, который самолично пояснял вечерами Сатору, почему люди нуждаются в защите; Гето, чья идеология «сильный защищает слабого» прижилась сердцу Сатору не после слов воспитателей в детстве, а именно после объяснения Сугуру, как истинная цель всей его жизни; Гето… просто его Гето, его опора; его самый близкий и надежный друг; наставник; человек, что видел в нем самом человека…; Гето не мог уничтожить всю деревню, в которой рос, не мог убить своих родителей своими руками. Это не укладывалось в голове сильнейшего. — Сатору, — Говорит наставник-Яга обнадеживающе, но уже более горьким тоном. — Я сам… сейчас ничерта не понимаю, — Старший шаман закрывает лицо ладонью, тяжело вздыхая. Дыхание Годжо сбивается сильнее; парень сжимает кулаки сильнее, оставляя на нежных подушечках более бледные полумесяцы; по пальцам начинает стекать кровь. ——— — Я определился со своей жизнью. Остается только выкладываться и делать, что умею, — Произносит Сугуру этим же днем, отворачиваясь от Сатору и теряясь где-то в толпе, не давая уже бывшему лучшему другу убить себя. Хотя, для Годжо не задеть прохожих и попасть прямо в цель не было бы проблемой. — Если хочешь убить — убивай. В этом есть смысл. ——— Сатору сидит а лестнице перед колледжем, запустив пальцы в волосы и оперевшись лбом на ладонь. За сегодня он слишком устал эмоционально; голова уже не хотела работать, гудела от каждой безвольной мысли. Сейчас не хотелось ничего, кроме как упасть на кровать. Какой же он сильнейший, если спасает лишь тех, кого уже почти спасли?Не люби его, люби меня Я заебись…
И снова он. И снова в пределах досягаемости. Его тяжелые шаги в армейских ботинках ощущаются все ближе и ближе, но Сатору не оборачивается. Даже не напрягается. Настолько ли он устал? — Эй, Альбинос, — За неделю исчезновения Зак нашел новое слово, идеально описывающее внешность сегодня еще более бледного Сатору. — Ты че такой кислый? — Бинтованный интересуется словно хороший знакомый, словно близкий человек. Чертовски неуместно после их последней встречи да и в целом в их отношениях. Фостер опускается рядом на ступеньку, не так широко расставляя ноги, как это сделал его объект обожания. Коса ложится рядом, но не выпадает из руки. Годжо молчит. Коричневый грязный рукав мельтешит перед черными очками; и Сатору отвисает, поворачивает голову к Заку, выглядя мгновение растерянным, возвращает на лицо привычной холод к уже знакомому проклятию. — Ты че на территории колледжа забыл? — Спрашивает он хмуро, серьёзно, но совсем не агрессивно. — И как через завесу прошел? — В глазах бы блеснул искренний интерес, но шаману сейчас далеко не до этого. — Да так, — Он пожимает плечами, а затем, вздохнув, потягивается. — Твой черный же за добро типа? — Интересуется Зак, отвернув голову к лесу в противоположной от собеседника стороне. Он честно не хотел задеть Годжо этими словами по незнанию, но смог. Альбинос сильнее сдвинул брови к переносице. — Он же тебе там дорог, все дела. Ну, а я че? Не просто же так пропадал неделю. Я там это, пару раз людей спас, что ли… — Говорит брюнет как-то неуверенно. Кажись, ему даже от чего-то стыдно за совершенный поступок: как-то не приходилось раньше сородичей рубить ради жалких - Годжо исключение - людей. В чем вообще прелесть защищать подлых грешников? Почему шаманы так помешаны на этом? Наоборот от перенаселения Землю спасать надо, а не вот это вот всё… Недовольство мгновенно сошло с лица голубоглазого юноши, брови поднялись выше. Проклятие? Спасает? Да эти две вещи просто не совместимы! Сатору расплылся в улыбке и следом зашелся громким бархатным смехом: — Ни за что не поверю! — Сказал он, смахивая слезу с глаза и продолжая широко улыбаться. — Неужели проклятье заинтересовалось моралью? — Улыбка с лица не спадала, но стала более язвительной. Глаза похолодели. — Или это ты так моё расположение завоевать пытается? — Парень усмехается и, оперевшись на колено рукой, поднимается со ступеньки. Смотрит с высока. — Единичного геройства недостаточно, — Голубые глаза закатываются за непроглядными очками и смотрят на колледж. Пора бы уже вернуться в квартиру. В голове проносится мысль, что «недостаточно ничего», но она так и остается в пределах разума, не слетает с языка. Айзек поднимается следом со ступеньки, смотрит в глаза блондина напротив и оскаливается, закидывая косу на плечо. — И что же ты хочешь? Выдвигай условия. Блондин потирает подбородок, по-актёрски задумавшись: — Хмм, — Мычание затягивается на секунд пять, если не больше. Зак не перебивает, но уже нетерпеливо постукивает пальцами по рукояти своего холодного оружия. Фостер согласен со всем.