«Вы наполняетесь чувством справедливости.»
«Флауи, я… Что-то чувствую.» Я с непониманием обратился на него. А он в ответ посмотрел на меня с таким внезапно счастливым выражением лица, будто не он сидел сейчас перед трупом очередного монстра. Хотя я понимал, что счастьем тут и не пахло. — Чего? Что ты имеешь в виду? «От… Этого.» — Он протянул мне платок Кловера, блестящими глазами глядя на него. — «Кловер… Это имя предыдущего человека? И вещь его, так ведь?» — Да-а… — с подозрением протянул я, теперь с не меньшим интересом, чем Фриск, поглядывая на платок. — И… Что же ты чувствуешь? Я сделал ставку на решимость. «Наверное… Что-то, сходное со справедливостью. А ещё…» — В его радужках блеснули золотые звёздочки. — «Что-то вроде воспоминаний!» — Воспоминаний? — Шоку моему не было предела. Ставка, конечно, выиграла, но неужели решимости мистера Сам-себе-на-уме в один момент стало так много, что она начала литься через край? — Как скажешь… И что же ты видишь?***
— Стой! Не убежишь! — Враг отступал. Шустрая пигалица неопределённого вида, словно дразнясь, юркнула под снежные кусты и скрылась. — Ах ты! — Ни один сделанный мною выстрел не достиг своей цели…***
«Я вижу Снежнеград до того, как всё полностью опустело!» — Фриск стиснул ткань в кулаках. Шарф и платок прижались к его груди, мелко дрожа. — «И… Он пытается кого-то убить.» — Совру, если скажу, что сильно удивлён. — фыркнул я. — Итак? Что же пустая оболочка говорит ещё?***
Пусть поживёт ещё часок, подумал я, перемешивая ногами нехоженые слои снега. Лес, лес, да ещё столько же раз один только лес вокруг. Да уж, ни тропинки, ни следа. Пробивайся сам, как маленький первопроходец… В конце концов я устал настолько, что не смог бороться с соблазном и плюхнулся на колени, садясь в снег по самый пояс. Впервые за этот день я почувствовал хоть какое-то облегчение. Но мне нельзя задерживаться надолго. «Ну же… Вставай.» Я не смог встать. «Поднимайся… Я должен дойти до СОХРАНЕНИЯ! Не хочу, чтобы мне пришлось проходить всё это заново... Ну же! Вставай!» Ноги не слушались. Я как сидел в снегу, так и продолжал сидеть и чувствовать, как холод щиплет мне кожу. Пальцам тоже холодно. Сожму револьвер покрепче… «Тебе нельзя останавливаться, понимаешь? Иначе это конец. Я должен завершить начатое. Усталость — не оправдание. Ну же… Давай…» Секундное усилие проскользнуло по телу и бесследно исчезло. Бесполезно. Я прошагал слишком много. И убил слишком много. Ещё немного, и я усну прямо здесь. Может быть, навсегда. Было бы неплохо… Нет, нельзя. Дело не сделано. Я должен. Я должен встать… Но не успел я и попробовать снова себя подхлестнуть, меня окликнул чей-то полуистеричный, полумягкий голос. — Человек! Я не успел подумать, как вскочил и нацелил пистолет чётко на источник звука. — Ты испуган? Послушай! Я, великий Папирус, даю тебе слово! Я не трону тебя и пальцем, даже если ты атакуешь меня! А моё слово — абсолютно нерушимо! Что ты хочешь от меня… Монстр — высокий скелет в странной одежде — стоял поодаль от меня среди пары деревьев, словно в проходе. И, увидев мой гостеприимный жест, продолжил говорить. — Я… Видел, что ты делал. Твои руки… Покрыты прахом. — Голос стал чуть более тяжёлым. — Ты… Правда видишь необходимость во всём этом? Необходимость убивать? Пристрелить его. Я могу просто пристрелить его. Зачем я жду? Чего я жду? — …Ты не похож на того, кто мог бы делать что-то подобное ради удовольствия. Ты выглядишь плохо. — Что с того? — просипел я, враждебно наклонив голову вперëд. — Ты когда-нибудь чувствовал… Любовь? Ты знаешь, каково это? Когда любят тебя? Что за глупый вопрос? Пальцы. Пальцы дрожат. Мушка ходит ходуном, руки деревенеют. С чего бы это… Не спускай. Не спускай дуло… Он, однако, не сдавался: — Зачем ты это делаешь?.. — Какая разница, зачем я это делаю?! — рявкнул я и сам себе удивился. Почему я так злюсь? Что так вывело меня из себя? Почему так мерзко?.. — Человек! Мы могли бы поговорить об этом! — Он делает шаг вперёд, выставляя руки перед собой в примирительном жесте. — Я, великий Папирус, пощажу тебя! Ты… Сделаешь что? — Я знаю, ты можешь мне не верить! Но я в тебя верю. Если ты поступаешь так из благих намерений или просто по незнанию… Значит всегда есть второй путь! И если ты, человек, не сможешь его найти, то я помогу тебе! Главное, чтобы ты сам этого захотел! Это другое. Это — другое. Он знает, кто я. Он знает, что я вырезал добрую половину населения Подземелья и собираюсь вырезать столько же. — Не подходи. Я… Я просто должен убить вас всех. — Для чего?***
— Хо-хо, судя по твоему выражению лица, воспоминание определённо весёлое, а? «Ему… больно.» — отозвался Фриск, не отводя глаз с кучки праха. Мне вдруг показалось, что теперь он выглядел так, словно на самом деле на его плечах лежал тяжкий грех убийства всего живого в Подземелье. — «Флауи… Для чего он это делал? Почему… Он же этого не хотел!» Решительность снова буравит меня знакомым острым дуэтом рассерженных глаз. Для чего? Что ж….***
Потому что… Да потому что я хочу выбраться отсюда! После того, что я устроил, чтобы и правда этого добиться: отбить у Флауи свою свободу, вырвать решимость из его лап, после настоящего геноцида… Разве монстры простили бы это? Они рано или поздно выбрались бы, и война началась бы вновь. Я не хочу. Это несправедливо. Несправедливо… По отношению ко всем. Так… кто виноват? — Я не собираюсь тебе отвечать. — Целься, целься, целься… — Я всë равно приму любое твоё решение! Выбирай! И он зажмурился, улыбаясь во всю свою широкую челюсть, полностью вверив свою жизнь в мои покрытые прахом ладони. Я не хочу умирать. Я не хочу начинать это заново. Я же могу сбросить, правда? Так почему не сбросить? Вообще? Откатить всё, как было. Чтобы никто не погиб и всё было хорошо и дальше… …Тогда мне не жить. Тогда я однозначно закончу в Подземелье. Что бы я ни выбрал. Как Флауи и говорил… Я проходил этот путь сотни раз до этого. Зачем, зачем, зачем я здесь… Чего я добивался, если все дети уже мертвы?! Это же было так очевидно, так… Просто… Я просто хотел, чтобы… Чтобы… Что?.. Он ждёт моего выбора, а меня в это время трясёт, как на промозглом ветру. Теперь я отчëтливее ощущаю тяжесть веса ковбойской шляпы с бирюзовой перевязью. И синее перо на ней… Кажется чугунным. Давит на голову. Мешает думать. Или это вес моих грехов?.. Я убийца. Кого я хотел спасти? Кого я мог спасти? И себя не смог, не правда ли, а их… И подавно. И кто… Кто теперь будет тебя любить и гордиться тобой… Идиот. — Я… — Я вдохнул сквозь оскаленные зубы, отвернулся и вдруг неожиданно для самого себя еле слышным шёпотом выдавил: — П-прости… Выстрел грянул по округе. Я нажал на курок не глядя, но тут же обернулся. Он не перестал улыбаться даже с пулевым отверстием в груди. Отступил пару шагов назад, и с трудом, с остатками увядающей надежды проговорил: — Т-ты… Ещё можешь постараться чуть лучше. И в-всë исправить. Я… Я обещаю. Ты… сделаешь правильный выбор. И рассыпался в прах, оставив за собой только одежду. Я как в бреду прошагал к нему и, совсем теряя почву из-под ног, свалился на колени. Опять. Голова кружится и звенит, как карусель с сорванными тормозами… Я не хочу умирать… Я так не хочу умирать… С костяшки пальца, который я зажал в зубах, чтобы не зареветь, потекла струйка крови. А вместе с ней по щекам — и первые слëзы. К боли примешалась какая-то странная обида. Обида на самоë себя. Я всё сделал зря. Я всё сделал зря. Я провалился во всём. Теперь я мразь, убийца, нежеланный ребëнок и конченный психопат, который нажил человечеству нового врага и решил истребить его своими силами. Я прыгнул в провал в земле, надеясь, что хоть после этого я стану кем-то… Бóльшим. Я думал, что я сумею разобраться со всем самостоятельно. Что мной будут восхищаться, как взрослым. Я найду пропавших детей и стану героем, которого будут любить. Которого будет, за что любить. И где я теперь?.. «Я не хочу, я так не хочу умирать! Я ТАК НЕ ХОЧУ УМИРАТЬ!» — Свернувшись в три погибели, я обхватил голову руками и уткнулся лбом в колени, жадно ловя ртом воздух. Я говорил себе не останавливаться. Не думать. Что ж. Не смог. Не выдержал. — «ВЫТАЩИТЕ МЕНЯ ОТСЮДА, УМОЛЯЮ! КТО-НИБУДЬ, ПРОШУ, Я НЕ ХОЧУ, Я БОЛЬШЕ НЕ МОГУ, Я ПРОСТО ХОЧУ ДОМОЙ, СБЕЖАТЬ ОТСЮДА, ВЫТАЩИТЕ, ВЫТАЩИТЕ, ВЫТАЩИТЕ МЕНЯ, ПОЖАЛУЙСТА… КТО-НИБУДЬ, КТО-НИБУДЬ МЕНЯ СЛЫШИТ?.. ПОМОГИТЕ… ПОМОГИТЕ МНЕ…» Но никто не пришёл. Да я и знал, что приходить некому. Я самостоятельно свернул шею тому, кто хотя бы притворялся моим другом и правда мог мне помочь. И остальным… Кто не могли, но искренне хотели меня защитить. Я сам… Я всё сам… «Я… Правда это заслужил?.. Это и есть последствия моих действий? Я… Я во всём виноват?..» Я так боялся ответа. Я знал, что я должен был сказать себе на это, но так не хотел этого делать… Иначе… Я точно обречëн. «Я уже обречëн. И простить меня некому.» И сам себя… Я уже никогда не прощу. И вновь посторонний звук вторгается в мои мысли. Я уловил за спиной отчётливое звонкое гудение, которое — моментально щёлкнуло у меня в голове, — точно означало мою смерть. Я не хотел этого. Мысль сама одичало ворвалась в моё нутро, заставила содрогнуться от первобытного страха, вдарила мне по груди, заставив сердце затрепетать. «Я не умру здесь.» Не дожидаясь атаки, я подскочил, развернулся, и жёлтое пламя, которое вырвалось из моей руки, разметало в тлеющий прах всю площадь передо мной. Гудение мгновенно оборвалось, языки огня без остатка пожрали чужую костяную атаку. Я обещал себе, что выберусь. А значит, я выберусь. Любым доступным мне методом.***
«Я не умру здесь.»
Фриск уставился на платок, как вкопанный. «…В этом и твоя вина тоже, верно? В том, что все погибли?» — сухо сказал он ослабевшим голосом. — «Он принял решение о геноциде сам, но…» — О, конечно. Я то ещё вселенское зло. — Я ехидно ухмыльнулся.***
Перед тем, как уйти, я снял платок с шеи, аккуратно сложил его и положил перед мёртвым… он назвал себя Папирус, верно? Я вновь поправил ковбойскую шляпу с пером, с затаённой грустью глядя на кучку праха, и, глубоко вздохнув, зашагал прочь. Всё ещё есть враги, над которыми нужно свершить правосудие. Свершить правосудие…***
Фриск поднялся на ноги. Красный шарф — для него слишком большой и широкий — он обернул вокруг плеч в подобие пончо, а платок повязал на шею. С этим прямым, решительным взглядом он теперь выглядел прямо как он. Так же глупо и безрассудно, без малейших проблесков на сознательность. — Что теперь? — поинтересовался я, не скрывая сквозящей в голосе издёвки. Он без каких-либо сомнений взглянул на меня, будто для себя уже всё решил. «Видеть тебя не хочу.» — честно бросил он. — О, что же. У меня плохие новости. Ты действительно думаешь, что справишься с путешествием через Подземелье в одиночку? «Осилю, если понадобится. Мне всё равно.» — Один раз погибнешь — и пиши пропало, идиот! — мягко усмехнулся я. — Магии слишком мало даже для того, чтобы ты смог использовать свою решимость по назначению. Так что… Придётся тебе согласиться на мою компанию. Хочешь ты того или нет. Он угрюмо промолчал, исподлобья глядя вдаль, что я с лёгкой руки принял за согласие. И вдруг кое-что почуял… Его УР. Он вдруг поднялся с одного до четырёх. Менее чем за минуту. Это что, хотите сказать, вещичка Кловера так помогла? …Я вообще-то шутил про решимость, которая выливается через край. Надо будет поподробнее расспросить человека о том, что случилось в увиденном им воспоминании. Кто знает, вдруг найду какие-нибудь любопытные совпадения… или параллели. Час от часу не легче. О. Снова вспомнил о времени. Чёрт.