Бертосексуалити —
это сексуальность/сексориентация, при которой человек
испытывает романтическое, сексуальное и эмоциональное влечение к Берту.
— Ну что, Кларисса, ягнята замолчали? Ни о чём не подозревая, Роб обернулся и попал на настоящий скример. Рожа Стива расплылась по экранной перегородке, оставшейся со времён пандемии. Раздутые ноздри, перекошенный рот, лезущие из орбит глаза — зрелище отожглось на сетчатке Роба до конца его дней. — Слышал? Слышал меня? — Да как же нет, когда ты так орёшь! — на секунду Роб так перепугался, что вышел из себя. Стив же обрадовался его гневу. — О, старый добрый Штицхер вернулся! Добро пожаловать обратно! Ты понял отсылку? Понял, да? Это из «Молчания ягнят». — Машаллах! — взорвался Мади — на минуточку, самый уравновешенный человек коллектива. — Стив! Так это была шутка? Вот это ты шутканул! Над каждым в радиусе шести футов уже. Я чуть не умер со смеху в десятый раз! Со стула аж летел! А если бы ты не уточнил про отсылку, я бы, наверное, ещё посомневался. Вот спасибо! — Ну и чего ты глумишься надо мной? Не насладился днём? — Того! Тебе разве не надо строчить рапорт? — Скучно, — пожаловался Стив. — Очередная бюрократическая писулька. Одна собачья работа… Где настоящая жизнь детектива, где она? — Мэйсон! Другим — пахать, а нам бы только хуями махать! — вступился Роб. — Пиши давай! Это она и есть, жизнь детектива. Работа в бюро — это тебе не бесконечная ловля преступников и погоня как в блокбастерах. Тебя ввести в курс того, чем мы тут все заняты? Ну так вот: больше половины времени мы заполняем макулатуру да ищем улики. Человек невиновен, пока не докажут обратное. И на обвинителе лежит работа доказать эту виновность. А недоказанная виновность абсолютно равнозначна доказанной невиновности! Будь иначе, у нас в обществе бы все… — Роберт осёкся, неожиданно услышав в собственных словах много личной правды. Он что сейчас, оправдывал себя? К тому же пламенную речь прервал мобильный. Роба точно молнией шарахнуло. Звонила его мать. Вообще-то в ближайшем будущем он собирался выкроить вечерок и набрать ей. Конечно, разговор не определял ход его жизни. И всё же в том, что ничего приятного его не ждёт, Роб даже не сомневался. Вместе с тем он бы не вынес мысли, что не справился со взятой на себя задачей рассказать матери немного личного. И вот — она его опередила, не дав шанса на сомнения. С другой стороны, её инициатива значила, что от Роба больше не требовалось принятия непростого решения. Оно само свалилось ему на голову. Прихватив телефон, он поспешил в курилку. Ответил. — Роберт! — тепло поприветствовала фрау Штицхен. — Давно не созванивались, дорогой. Как служба? — Неплохо, — выдавил Роб весьма деревянно. — Ты как? — Чудненько! У меня есть пятнадцать минут перед книжным клубом, вот и решила узнать, как у тебя дела. Ты, кстати, читаешь сейчас что-нибудь? — Д-да, — Роб вспомнил книгу на прикроватной тумбе. «Дьявол в Белом городе» — реальная история маньяка Генри Холмса. К счастью, мать таких подробностей не уточнила. — Ты… Тебе Селена что-то рассказала? — Нет, при чем тут твоя сестра? Что она должна мне рассказать? — Ничего. Ты просто так неожиданно звонишь, думал, что-то случилось. — Возмутительно, что звонки стали настолько тревожными знаками. Почему нельзя звонить просто так? Тем более своим детям. Ох, Роб, приезжай в гости на Рождество. И кстати о твоей сестре. Она тоже приедет. Да не одна, а со своим новым молодым человеком. — Нда? Неуж-ели? — гаденько протянул Роб. — Наконец-то, скажи ведь! Может так потихоньку и забудет своего бывшего муженька. Как же! Не было никаких шансов оставить Деймона позади. Скорее страны мира поцелуются в дёсна и заживут в гармонии и дружбе. Даже противозачаточное поведение бывшего Селену не останавливало. Сестра была мудрой и рассудительной только в отношении чужой личной жизни. Ей бы очень не помешало посоветовать себе свои же советы. Роб почесал щетину на подбородке. И так и не нашёл причины для отказа. — Приеду. — Замечательно, дорогой! Ты тоже можешь взять с собой кого-нибудь. О, так это хитрожопый подкоп, чтобы подлезть к его личной жизни. Мама не менялась. — Роб, я пошутила. Не злись. — Нет, я, — какой-то порыв толкнул Роба изнутри. Он заходил из угла в угол, но, поймав себя на суете, одёрнул. — Я тут встретил кое-кого… Не думаю, что мы приедем вместе. Просто говорю. Фрау Штицхен заликовала: — Роб! Боже, как я рада! Что ж, сейчас он подпортит её радость. — И это не женщина. Раз. Два. Три. Секунды растянулись. Негромкий аварийный сигнал, который всегда звучал в голове Роба при первых признаках опасности, издал слабый писк и почему-то заткнулся. — Хм. Ну-у. Что ж. Он определённо счастливчик, раз сумел завоевать сердце моего Роберта. И это всё? Роб никак вывернулся наизнанку, а мать среагировала так, словно это был секрет Полишинеля. Поразительно, но короткий разговор примирил Роба с реальностью быстрее, чем еженощные самокопания. Точно всё вдруг уравновесилось. То есть, внутреннее непринятие себя строилось на возможном неодобрении матери? Боязни оказаться сплошным разочарованием? «Ты поймёшь, как это работает, как только сделаешь», — так сказала Селена. Роб дал себе зарок отправить гениальной сестре бутылку «Вдовы Клико». И цветы. И, пожалуй, клубнику в шоколаде. В этот момент он был готов отписать ей всё своё имущество и органы в придачу. Почему, чёрт возьми, так полегчало-то? Вся его жизнь будто бы только что стала полностью принадлежать ему. И Роберт Штицхен не имел ничего против этого. — Так ты влюблён? Роб запсиховал, но следом подумал. Ему определённо понравилось название собственному состоянию. Влюблён — звучало охренительно! Точный диагноз, на который даже правдоподобно списывались промахи: «Он же влюблён, что с него взять? Ну раз влюблён, тогда другое дело». — Не знаю. Влюблён-не влюблён… Зачем снова эти ярлыки? Во всяком случае, теперь почти каждое счастливое воспоминание Роберта было завязано на одном человеке. А это что-то да значило. Роб больше не воспринимал то, о чём они с матерью говорили. Он вернулся за своё рабочее место на еле гнущихся ногах. Уже практически заболев мыслью, что влюблён. Как там говорят? Позитивное мышление приводит к позитивным событиям. Концепция мира. Рабочий день близился к концу, и коллектив привычно гудел. В нужные моменты Роб умел отключаться от окружающей обстановки, либо уж это происходило само собой. Однако слух детектива так или иначе оставался в дежурно-неактивном режиме. И на этот раз он чётко выловил среди фонового шума знакомую фамилию. Что уж там, та буквально заставила Роба моментально очнуться. — Что ты сейчас сказал? — О мой бог, ты тоже тут, — зад Стива подскочил в кресле и плюхнулся обратно. — Напугал. Как ты мимо меня-то прошёл, а я не заметил? — Что. Ты. Только что. Сказал? — Я сказал, чтобы Хавьер обратился по своему вопросу к эксперту Норману. Хаутдезерт же уходит сегодня. — Куда? Почему? — Не знаю. Я слышал в столовке, вот и всё. — Что ты слышал? — Кто-то трепал, что Берт от нас уходит. Да не помню я, Роб. Херня какая-то. Ты собираешься? Мы идём отмечать повышение Хавьера. — Нет, я… — внутри Роба всё задрожало от нервов. — У меня работа. — Да, брось, дружище! Сегодня же пятница… Ну хорошо, мы будем в баре через дорогу. Присоединяйся, когда… — остаток фразы заглушила зашумевшая в ушах кровь.***
Мысли наскакивали друг на друга, создавая в башке невыносимую кашу. «Куда это ты, блядь, собрался?» «Кто разрешал тебе вот так просто уходить?» «Обязательно быть таким мудилой?» «Ненавижу». «Не поступай со мной так». «Пожалуйста». Роб не запаниковал, разве что совсем немного. То ли не успел, то ли другие эмоции не дали страху набрать силу. Он влетел на четвёртый этаж, свернул на автопилоте в нужном направлении. Ноги сами помнили этот путь. Глаза помнили. И сердце. Роб резко распахнул дверь, заставив Берта вздрогнуть и отскочить от раковины. С его рук прямо на пол потекла вода. Медицинская бирюзовая роба, чёрные волосы, спокойное выражение лица — Берт был всё тем же. И в тот же миг мир вокруг Роба снова встал на рельсы. Земля вернулась на свою орбиту. И всё вдруг потеряло свою скучность и бессмысленность. Пересилив оцепенение, Роб подобрался. Офицерская выправка всегда придавала ему уверенности. — Привет, — сквозь ком в горле выдавил он. — Привет. Они застыли на местах, как если бы застали друг друга за чем-то неприличным. — Ты… — Роб прочистил сухую глотку, — уходишь? — Рабочий день кончился. — Нет, говорят, ты вроде как совсем уходишь из бюро. Берт недоумённо сощурился. — Кто-то слышал сегодня в столовой, как ты это сказал. — Всё не так, — сообразив, ответил он. — Мне просто пришлось отдать свою ночную смену. Сегодня я должен был дежурить. — Знаю. Роб опустил глаза. Затем вновь посмотрел на Берта растерянно-болезненным взглядом нашкодившего щенка. «Присмирённая овчарка» наверняка выглядела убого. Однако сейчас Робу было не до внешнего впечатления. Заметив его состояние, Берт взял Роба за руку и потянул за порог. Дверь с грохотом захлопнул сквозняк. — Здесь есть кто-нибудь ещё? — Роб кивнул в сторону секционной. — Из живых нет. Роб пошевелил влажными пальцами. Растёр оставленный Бертом мокрый след на коже, чтобы ощутить его всей ладонью. — Ты сейчас домой? — Разумеется, — Берт ответил с неприсущей себе холодностью, удивившись вопросу. Хотя ответ не был столь уж очевидным. Берт относился к тем людям, у которых большой выбор, где провести вечер пятницы. — Хочешь подвезу? — сердце Роба забилось горячо и больно где-то в животе. — Буду обязан. Моя машина в сервисе. — Знаю, — повторил Роб. Я так много о тебе знаю. Я никогда не переставал приглядывать за тобой. — Что ж. Тогда я переоденусь и выйду. Встретимся на парковке. — Пригласишь к себе? — голос у Роберта окончательно сел, и фраза оттого прозвучала нагловато. Совершенно сбитый с толку, Берт свёл брови. — Роб? В холодном помещении Роберта немного знобило. Да и в целом ситуация складывалась неуютно, странно и шатко. Они давно не общались и словно бы забыли, как делали это прежде. Да, Роб сам затянул с разговором и теперь вынужден импровизировать. Долго запрягает, но быстро едет — это стопроцентно о нём. Но ему требовалось время, чтобы разобраться со всем. Он больше не мог игнорировать о себе нечто настолько важное. Ладони Берта всё ещё блестели от влаги. И зрелище это казалось сейчас раздражающе неправильным. Роб шагнул вперёд так резко, что Берт невольно посторонился. Он выдернул охапку салфеток из диспансера на стене и принялся вытирать чужие руки. Они были ледяными от остывшей воды. — За что ты извинялся? — Я? — Берт замер, как если бы воздух остался в лёгких, на вдохе. — Ты написал: «Мне жаль». За что ты просил прощения? Наконец на спокойном лице Берта проявились прежние, знакомые Робу эмоции. — За те слова, что сказал тебе в последний раз. — Но ты правда не обязан разбираться с моим дерьмом. — Но такое не говорят человеку, который нравится. Репетируя в мыслях будущую встречу, Роб конечно же рассчитывал на доброжелательность и лояльность Берта к его косякам. Но теперь, когда это действительно происходило, Роб испытывал незаслуженное счастье. Настолько добрый и всепрощающий человек достался ему ни за хуй собачий! Высушив Берту руки, Роб машинально поднёс его ладонь к губам и невесомо поцеловал. Кожа пахла той санитарной чистотой, которая ассоциировалась с медициной. И Робу иррационально нравился этот неживой стерильный запах. — Мне нужно узнать у тебя кое-что очень важное, — он целовал раскрытую ладонь серьёзно и задумчиво, как если бы забылся и не совсем соображал, что творит. — Я не сделал тебе больно? Сердце, глупое сердце, не иначе сдурело. Роб всерьёз забеспокоился, не разорвёт ли его. — Разве не я должен был у тебя это спрашивать? Пауза. Затем глаза Роберта осознанно расширились. — Да не об этом речь! — ещё не хватало делать из его задницы алтарь! Роб попытался переформулировать вопрос в более понятный, но в итоге лишь повторил: — Я не сделал тебе больно? Берт улыбнулся самыми краешками губ. — Тебе придётся придумать что-то посущественнее, чтобы причинить мне боль. — Хорошо, — тихо выдохнул Роб. — Хорошо. В солнечном сплетении что-то невыносимо раскалилось и тут же остыло. Напоследок Роб погладил чужую руку и отпустил. — Берт. Тот поднял взгляд — Роб редко звал его по имени. Но сейчас это было просто необходимо. — Я ни на что не гожусь. Вина скребла Робу душу. Хотелось поступить честно и правильно по отношению к Берту, а не сделать вежливое одолжение. Ради уважения к нему. И, Роб надеялся, ради того, что может быть в будущем между ними. — Я не умею говорить нужных слов. Я груб, холоден, самовлюблён и покрыт толстой шкурой. На встречу сюда я взял только твёрдость немца и храбрость детектива. — Мне хватит. — Что? — растерялся Роберт. — Всё, что мне нравится, у тебя всегда с собой. — Нет, этого недостаточно для того, что мне следует сказать… — Роб, я не хочу, чтобы ты извинялся. Ты можешь даже ничего не говорить больше. — Так я хочу! Поэтому выключи на минуту своё великодушие и дай мне договорить! — Роб выпалил эти слова на одном дыхании. — Мне никогда не стать таким, как ты, как бы я ни старался. — Я и не хочу второго себя. — Ты не понимаешь! Я пытаюсь сказать, что вижу в тебе всё то лучшее, чем хотел бы обладать сам. Берт попытался снова заговорить, но Роб продолжил громче и быстрее, не дав себя перебить: — Будь у меня возможность выбирать кем быть, если не самим собой, я бы хотел стать таким, как ты. Ты умеешь любить людей. Ты умеешь видеть мир хорошим. Ты располагаешь к себе всех и каждого, притягивая взгляды. Ты можешь быть спонтанным и лёгким, пока другие ненавидят себя за каждое не выполненное самообещание. Ты не критикуешь себя, а гордишься собой. Ты везде видишь не недоставки, а преимущества. Не трудности, а возможности. Ты не пытаешься никому понравиться, и потому эта естественность нравится всем. Говорись легче, ведь от Берта не исходило неприятия. Он остался тем же добрым человеком с большим сердцем. Видя, что Робу не по себе, Берт не мучил его, не залечивал обиды, самоутверждаясь за его счёт. А выслушал. Роб никогда не встречал таких людей больше. — Я бы хотел быть настолько же смелым, свободным и открытым миру человеком. Но не выходит. Ты посоветовал зажить своей жизнью. Я думал об этом очень долго. Но оказалось, проблема не в том, что я никак не перешагну выдуманный страх. Дело в том, что я не вписываюсь в ту жизнь, о которой ты говорил. Мой организм просто отторгает это дело, я проверил. Я и правда не гомосексуалист. Мне не нравятся мужчины. Мне и женщины-то не нравятся. Ненавижу людей. Раздражающие недоумки с интеллектуальной недостаточностью. Я слишком долго схожусь с ними, чтобы вот так взять и полюбить целый мир. Но есть один человек, который мне нравится. Так вышло, что он мужчина. И так вышло, что мне совершенно неважно, какие там у него половые придатки. Так что я не такой, как ты. У меня слишком конкретные сексуальные предпочтения. И если на свете не существует бертосексуальности, я её только что изобрёл! Поймав короткую паузу в монологе Роба, Берт торопливо кивнул. — Ничего. Такое тоже бывает, — он ответил тихо. Говорить в полный голос казалось чем-то недопустимым в этот момент. — Я не ожидал, что кто-то так быстро залезет под мою толстую шкуру. Вероятно потому не успевал реагировать на это как положено. — В попытке расслабиться Роб вздохнул. — Последние недели были похожи на кошмар. Это было охренеть как неприятно. — Я знаю… То, что я сказал в прошлый раз — грубая неправда. На самом деле я умею ждать. Нет ничего плохого в том, чтобы двигаться с разной скоростью. И нет ничего плохого в том, чтобы подождать того, кто действительно нравится. Нам не обязательно быть в отношениях, не говоря уж о том, чтобы объявлять о них. Я лишь не хочу, чтобы ты жалел о том, что происходит. И каждый раз винил себя и злился на меня, как если бы я не дал тебе право выбора. — Я пожалел, что всё вышло из-под контроля. Но не пожалел, что это произошло. Я этого хотел. Где-то между этажами хлопнула дверь, послышались отдалённые голоса. Когда всё стихло, Роб снова заговорил: — Я буду лажать. И скорее всего по-крупному. Чего бы ты от меня ни ожидал, ты будешь разочарован. Я не знаю, как себя правильно вести. Я не знаю, что должен делать. Роба встретил обещающий взгляд. Берт склонил к нему голову. Лоб ко лбу. — Просто будь собой.***
Длинная ладонь Роберта идеально умещала сразу два члена. Шея и грудь у Берта покрылись испариной. Нависающий сверху Роб создавал нехилую тесноту и жар. Он представлял, как это выглядит со стороны: физическое превосходство, грация дверцы от грузовика. Роб едва ли не втирал чужое тело в матрас. Кровать раскачивалась ходуном, скрипела, как старая дрезина. Спинка лупила по несчастной стене. — Тяжело? — Нет, — выдохнул Берт. — Быстрее. В такие моменты он был особенно красив и непозволительно горяч. Роб еле сдерживался, чтобы не обслюнявить это хорошенькое лицо с идеально чистой кожей. Он облизнул губы и снова покосился на рот Берта. Наверное, Роб пересёк тот рубеж, за которым тормоза ещё хоть как-то срабатывали. Берт приоткрыл рот в стоне, и выжидающий Роб тут же толкнул туда язык, присосавшись с упорством пылесоса. Берт трепыхнул головой, хватая воздух жадными глотками. Его губы покраснели и припухли от удушающих поцелуев. Именно такие Роб и любил. Он поймал судорожный вдох Берта в очередной поцелуй. И тот вибрацией проскочил Робу по языку. Это вышло настолько личным и интимным, даже больше, чем их скрещённые трущиеся друг о друга члены. Одна короткая передышка, и Роб набросился на чужие губы снова, не заботясь о том, что Берт задохнётся. Он не знал, как остановиться. В этот момент всё, что ему хотелось — прижаться к источнику своего удовольствия. Запрокинув голову, Берт раскованно простонал. Его грудная клетка вздымалась. Глаза подкатились, взгляд остекленел. Момент — и между их животами стало мокро. Роб убрал руку и проехался членом прямо по образовавшейся лужице. Он задвигался быстро и настойчиво. Ему не требовалось отдельное приглашение. Тем более с этого ракурса вид открывался идеальный. Роб фиксировал взглядом каждый жест. И когда Берт посмотрел на него из-под полуприкрытых ресниц, Роб вышел на финишную прямую. Разрядка пробежала через всё тело и вплеснулась в болото между их животами. Он осторожно приподнялся на руках, чтобы ничего не испачкать. Приятное опустошение сладко расходилось внутри. — Да не парься ты, — Берт вытер себе живот прямо об одеяло. От шока у Роба перекосило лицо. Да, он был патологическим аккуратистом. Одно из ненавистных ему ощущений — это чувствовать, что он недостаточно чист. Следом под разочарованно-возмущённый стон Роба Берт вытер и его. — Не бухти, Румпельштильцхен. Тут всему понадобится стирка сегодня. — И поэтому можно вести себя, как свинья? — Швайнэ! — О, замолчи уже! Твой немецкий безнадёжен. — Забыл, что ты командуешь на службе и у себя дома? Никак не здесь! — Само собой у меня ты не будешь обтирать сперму постельным бельём. — Скучал по тебе, — с нежностью поделился Берт. — Есть кое-что очень свинское, от чего ты точно не откажешься. Он вынул из прикроватной тумбочки пепельницу и сигареты с зажигалкой. — Доставка прямо в кровать. — Ц-ц-ц, — впрочем, колебался Роб недолго. Расположив на груди пепельницу, он с удовольствием закурил. Берт приподнялся на локте, опираясь на руку. Вторую ладонь опустил Робу на живот. Тот мелко вздрогнул, мышцы невольно напряглись. Берт погладил их широким движением кисти, а затем лишь подушечками пальцев. — Такой твёрдый. Робу хотелось отпустить комментарий, но он не совсем понимал, в какой смысл Берт обернул свой намёк. — У тебя самая идеальная фигура из всех, что я когда-либо видел, — Берт потрогал его бедро возле самого паха. Кончики ушей Роба полыхнули. В паху снова напрягалось, тело начинало заходиться в предвкушении. Он поймал чужую руку, как муху на подлёте, зафиксировав её на весу. Берт нахмурился, и Роб ослабил хватку, чтобы та не воспринялась грубостью или протестом. — Просто это… не оставляет меня равнодушным, — объяснил он. — Вижу. На то и расчёт. Берт вынул из пальцев Роба сигарету и, сделав пару затяжек, вернул её. Роб докурил и затушил окурок в пепельнице. — Чего бы ты хотел? — в неуверенности спросил он едва ли не по слогам. Берта вопрос почему-то повеселил. — Похоже, я хочу того, что ты наметил сделать со мной? Роб убрал пепельницу на тумбочку и повернулся на бок. — Что тебе нравится? Я никогда не спрашивал. От лёгкого смущения Берт улыбнулся. — Я тебе всё расскажу, но для начала мы немного передохнём. Роб сморщился, наверняка став похожим на шарпея. Тема спровоцировала ряд неприятных ассоциаций, по цепочке. Всё, что нравилось Берту, уже наверняка выполнялось любовниками из его обширного списка. Иначе как бы он понял. В уме всплыли свежие фото с фейсбук: на них был Берт в окружении милой девушки и двух странно разодетых мужиков. Один выглядел как Аль Капоне на фазенде. Второй словно бы владел тремя борделями в Майами. — Просто знай, что я не потерплю вокруг тебя всяких фриков, — в лоб заявил Роб. — Тебе не придётся никого терпеть. Я однолюб. — Однолюб, но многоёб! — Не волнуйся ты так. Хуй не пароход — всех не перевезёшь. — Откуда ты знаешь выражение моей покойной бабки? — Ты рассказывал. Во взаимном порыве они нырнули в новый поцелуй. — Ну есть одна фантазия, как меня арестовывает полицейский. Он зачитает мне мои права и всё такое… И так горячо отодвинет полы пиджака, показывая кобуру. И у него ещё должны наручники висеть на бедре. — Подозрительно персональная фантазия. — Есть такое. — И за что бы тебя могли задержать? — Хм… За быструю езду? — Пф! Ты же в курсе, что я не автопатрульный? — Тогда за сопротивление офицеру? Роб закатил глаза. И всё же ему нравился этот дурошлёпский разговор. Наконец-то он мог позволить себе, не таясь, шутки и откровения, целовать, обнимать, трогать Берта за разные места, когда вздумается. Бесподобное ощущение! Лишь только сейчас Роб понял, с каким трудом прежде ему приходилось держать руки при себе, чтобы не делать это каждую свободную минуту. — Перестань, окей? — неожиданно серьёзно шепнул Берт. — Я же сказал сегодня, тебе ничего особенного не нужно для меня делать. Если ты кому-то нравишься — ты нравишься ему. Если нет, пытаться исправить это, исправляя себя — бессмысленно. — Я знаю. Просто хочу. — Тогда я просто побуду здесь, пока ты так мило флиртуешь со мной, выведывая мои предпочтения. — Это не флирт! Oh mein Gott! — Душно стало. — Окно открой. — Нет. Просто помолчи. — Вот ты мудила! Уже минуту спустя Берт совал ему в ухо свой мокрый способный язык. Роб побухтел для сохранения имиджа, но так и не предпринял ни единой попытки высвободиться. Хотя это не стоило бы ему больших усилий. Дымящуюся шишку спас жужжащий на тумбочке телефон. Пришло сообщение от сестры.Selena
10:06 pm Ну как там с принятием правильного решения?Отлезь.
Это да? Скажи, что это ДА? Ну ты же не настолько чёрствый тупоголовый баран!ДА!
Тогда не отвлекаю. P.S. Спасибо за шампанское и всё остальное. — Только не говори, что тебе пора идти. Роб обернулся, чтобы ответить серьёзно. Но Берт поцеловал его, и все возражения вылетели из головы. — Будешь так делать, и я останусь здесь навсегда. Угроза явно представилась Берту соблазнительной. Он решил, что будет непременно и дальше «так» делать. — Это прозвучало очень по-гейски? — Да, — захохотал Берт. — Ты говори, когда меня будет заносить. Шутливый разговор всё больше затрагивал что-то глубоко внутри. Возможно, ещё чуть-чуть и от этой сахарности у Роба слипнется зад. Но почему-то сейчас хотелось быть таким любвеобильным шизиком. — Поесть бы, — пожаловался Берт. — Я собирался купить китайской еды после работы, но ты сбил меня с толку. — Я думаю о том же. Схожу сейчас, — Роб замялся и быстро прибавил: — Сигареты всё равно кончились. — Не, моя очередь. Ты всегда покупаешь еду. На мне уже клеймо халявщика. — Всё нормально, я же сказал! Роб почувствовал, как в его висок вкручивается взгляд. — Ну что ещё? — Ты не такой грубый, каким хочешь казаться. Ты заботился обо мне, даже порой сам этого не замечая. Дай мне пару минут, и я приведу ещё кучу примеров… Так что не говори мне, как ты не любишь людей. — А я только собрался поблагодарить тебя за то, что ты не заводишь этот разговор, — съязвил Роб безобидно. — То люди, а это ты. Разница колоссальна. — Ну да, — не стал спорить Берт. — Просто понравилось это слышать. — Lümmel! — И что это? — Балбес. — Так и знал. Скажи ещё что-нибудь на своём мужественном немецком. Ха! Есть вещи, которые по-немецки звучат очень даже красиво. — Du bist mein Licht in der Dunkelheit. — Что? — Ничего. — Это обо мне? — Нет, — слишком активно заотрицал Роб. Берт отвернулся к потолку. Повторил тихо: — Ду бист мейн… — Не запоминай! — переполошился Роберт. — Уже, — Берт рассмеялся. — Забудь! Робу вспомнились вдруг слова Берта, которые тот сказал, когда между ними впервые случилось некое подобие секса. «Если я встречаю кого-то, кто мне действительно нравится, я не остановлюсь, пока не заполучу его». Роб тогда ещё лепил кучу отмазок и подстёгивал раскатавшего губу наивного дурачка Хаутдезерта. Дать себя «заполучить» — ну это уж явно не в характере Штицхена. Ну и где он теперь? Проебался так проебался. И несмотря ни на что Роберт ни о чём не жалел.***
В понедельник шеф пришёл на службу не в духе и устроил всем настоящий ад. Атмосфера в отделе уже с утра стояла тухлая и удручающая. Вот только настроение Робу ничто не могло испортить. Он даже принёс кофе для Стива. О чём, впрочем, мгновенно пожалел. У растроганного Мэйсона натурально затряслась губа. — Кофе? Мне? За что? — Уж явно не за то, что ты каждодневно засираешь мне мозг своей трепотнёй. Ты, конечно, тот ещё зудила, но всё же свой зудила. Стив осмотрел стаканчик на наличие надписей: «Хаха. Пошёл ты, Стив», «Обломись, еблан!». «Повёлся! Там ослиная моча». Не обнаружив ничего подозрительного, он снова расчувствовался. — Ты знал, что я люблю тебя больше всех, дружище? Больше всех вместе взятых в нашем отделе. Из-за перегородки высунулась зубасто улыбающаяся физиономия Мади. — Да испарись ты уже, Стив! — буркнул Роберт. — Это просто кофе, а не Нобелевская премия мира. Лишний дали в кофейне. — О, Роб! — Стив приобнял Штицхена за плечи. — Если ты чего-то захочешь, если тебе когда-то что-то понадобится, знай — Стив всегда рядом. — Да, Роб, — поддержал Мади, — если ты когда-то что-то захочешь, — он приложил руку к груди, — Стив всегда рядом. День выдался воистину суровым и мозгодробительным. И всё же Роб улыбался. Он без конца ловил на себе непонятливые косые взгляды сослуживцев. Ему даже стало немного неловко за свою простую радость.