Ошибка резидента

      Чëрный тонированный «Астон Мартин» медленно подъезжал к воротам неприметного сооружения на окраине Нью-Йорка. Напоминающее видавшие виды склады здание внешне вообще казалось необитаемым, но едва машина подъехала к воротам, как те начали бесшумно раздвигаться, открывая въезд в такой же пустынный, как и всё окружающее пространство, двор.       — Сэр.       Словно привидение из темноты материализовался высокий мужчина средних лет. Он дождался, пока водитель выйдет из машины и так же медленно подойдёт к нему.       — Ну, что, Абель, наш день настал?       — Тогда уж ночь, сэр, — хмыкнул мужчина и, развернувшись, уверенно пошёл в сторону покосившегося ангара.       Пройдя огромный заброшенный зал, они дошли до неприметного люка в полу. Несколько крутых ступенек уходили вниз, заканчиваясь у проржавевшей от времени двери. Несмотря на «преклонный» возраст, открылась она на удивление бесшумно.       — Сэр! Показатели в норме. Анализы тоже. Можно снимать.       Резким контрастом по сравнению с внешним трущобным антуражем двоих вошедших встретило ультрасовременное помещение, что скрывалось за неприметной дверью. Как в сказке про Буратино, которую Ник Фьюри с детства любил.       — Анализ кожного покрова? — Директор ЩИТа уверенно шёл по блестящему сияющему коридору, похожему на декорации космического корабля или интерьер инопланетной станции из фантастического фильма, на который создатели явно не пожалели средств.       — Ткани зарубцевались, открытые раны затянулись, — отчитывался, не отставая от быстро идущего Фьюри, встретивший его молодой мужчина лет тридцати в накрахмаленном медицинском халате. — Более пятидесяти процентов тела в шрамах, но угрозы для жизни нет. Можно работать.       — Отлично, — по-деловому кивнул Фьюри, — я и так три месяца ждал. Сейчас снимаем бинты. Хочу понять, насколько он готов. Абель, первый отряд в палату.       Идущий следом за директором сопровождающий усмехнулся. Насколько же важен и опасен должен быть для всемогущего руководителя ЩИТа человек, если три месяца его выхаживали лучшие врачи всего американского континента на засекреченной базе, оборудованной современнейшей техникой, а охраняли сильнее, чем золотые запасы Форт-Нокс, подписавшись под страхом смерти молчать обо всём здесь происходящем до конца жизни своей. Каждый день начинался и заканчивался подробным отчётом директору о состоянии пациента-арестанта, пока не прозвучало долгожданное «можно работать». И вот сейчас способный раздавить любого обычного смертного директор приказал привести элитный отряд охраны в комнату, которую уместнее было бы назвать камерой, а не палатой. Но, видимо, прикованный наручниками к кровати, полностью весь в бинтах обитатель этой камеры-палаты не был таким уж простым смертным.       Абель Кратц уже семь лет как был переманен Ником Фьюри с далеко не последнего поста в МОССАД. За это время он стал секретной правой рукой директора ЩИТа, «серым кардиналом» могущественной организации, отвечал за самые серьёзные операции и стратегические разработки. Именно собранная им команда лучших медиков, биологов и химиков была в настоящий момент как никогда близка к разгадке формулы сыворотки Эрскина. И именно этой команде поручили вернуть с того света доставленное в обстановке строжайшей секретности тело, на тот момент больше похожее на обгоревшую почти дотла головешку, чем на живого человека. Но пульс, хоть и едва уловимый, был, как и задача, которую команда Абеля Кратца успешно выполнила.       Неограниченные средства. Полная свобода действий. Повышенные меры безопасности. Наручники всё это время, с самого начала. Всего четверо, кто имел право входить в единственную без номера дверь минус третьего этажа. Все предпринятые меры безопасности наводили Кратца на мысль, что Директор считает этого человека реально опасным для себя.       За три месяца никто из обитателей базы не видел ни лица, ни тела загадочного «пациента». А потому Абель не скрывал профессионального интереса. Он знал в лицо многих могущественных врагов ЩИТа, а уж работавших на ГИДРУ почти поименно. Подходя к нужной двери, Кратц не просто так вспомнил о почившей когда-то могущественной организации. «Головешку» доставили ночью после крушения Трискелиона, а Абель умел складывать два и два.       Опять же бесшумно отворившаяся дверь впустила трёх мужчин в небольшую палату. Всё те же стерильные серые металлические стены, кафельный пол да тусклые лампы натяжного потолка — единственного источника света ввиду отсутствия окон. Из мебели два стула, на один из которых, стоящий рядом с простой кроватью, где неподвижно лежала белоснежная мумия, Директор Фьюри и сел. Руки и ноги больного прямо поверх бинтов были прикованы наручниками, короткая цепь от которых тянулась к железным фиксаторам по бокам ложа.       — Ну, что, погорелец, подлатали тебя… — наклонившись к единственной не закрытой бинтами части тела — глазам, произнес Фьюри. И только наблюдательный человек мог заметить, как веки едва заметно дрогнули. — Оклемался, пора и делом заняться.       Юное медицинское дарование Александр Орлов, выходец из России, один из четырёх сотрудников, имевших доступ в палату, терпеливо ожидал распоряжения Директора о снятии бинтов. Но тот разрешающе кивнул, лишь когда в дверях показалось шестеро вооруженных автоматами бойцов охраны.       Президента меньше охраняют… Кратц не сводил глаз с «мумии».       Командир охраны закрыл дверь, и только тогда Директор Фьюри кивнул головой. «Халат» подошёл к кровати. Под прицелом шести взведëнных автоматов он начал медленно разматывать бинты, то и дело бросая на пол отмотанные куски, которые уже невозможно было держать в руках. Пол у кровати покрывался слоями бинтов, словно снегом. Начали с ног. Сначала освободили одну, сняв укрупнëнную версию наручника лишь на несколько секунд, пока врач разматывал бинт на лодыжке, после чего приковали вновь. То же самое со второй ногой. Видавший на своём веку немало, Кратц несколько раз вздрагивал, когда обнажались глубокие шрамы.       Следующим этапом освободили тело, тут же закрыв всё ниже талии обычной простыней. Абель взглядом скользил за руками доктора. Еле заметно поднимающаяся исполосованная шрамами мощная грудь, как в змеящихся трещинах высохшая пустыня, безвольно лежащие сильные руки с просвечивающимися толстыми венами под тонкой бледно-розовой кожицей, только-только затянувшей места особенно глубоких ран. С руками те же манипуляции, что и с ногами. Сначала один наручник, освобождëнное от бинтов запястье, другой наручник. Когда врач дошёл до головы, Фьюри неожиданно остановил его.       — Всем покинуть палату. Абель, останься.       Когда дверь захлопнулась за последним вышедшим, Фьюри взял в руки конец бинта и начал медленно разматывать его. Абель зачарованно наблюдал. Плечи, шея, жёсткая линия подбородка. Плотно сжатые губы, едва раздуваемые дыханием крылья носа, судя по виду, сломанного как минимум в двух местах, чётко очерченные скулы. Высокий лоб в обрамлении седых у основания и обгоревших на концах волос. Последние бинты упали на пол. Фьюри наклонился к сетке шрамов на лице.       Кратц узнал командира отряда СТРАЙК. Хэндлер Зимнего Солдата, не последний человек при почившем Пирсе, считающийся погибшим вместе со всей делегацией ГИДРЫ при падении Трискелиона. Наверное, Абель слишком шумно выдохнул.       — Надеюсь, Абель, мне не нужно повторять, что всё происходящее и произносимое здесь, здесь же и должно остаться? — Директор чуть повернулся к нему.       — Да, сэр.       Конечно, он понял. Кому же хочется сменить тёплое и сытное место на холодную могилу? Фьюри едва заметно усмехнулся и повернулся обратно то ли к пациенту, то ли, если правильно понимать, к пленнику.       Но не успел он сказать и слова, как обгоревшие ресницы резко распахнулись. Абель снова заметно вздрогнул. Не карие, не жёлтые, а что-то среднее, цвета только что собранного гречишного мёда глаза смотрели прямо на них осознанно, смело, даже дерзко.       — С возвращением, Рамлоу… — улыбнулся Фьюри, но Кратц чётко уловил в интонации Директора совсем не радужные для бывшего гидровца перспективы.

***

      Стремительно влетающий в окно нос геликарриера словно масло разрезает бронированное панорамное стекло. Доведённые до автоматизма навыки наёмника движут телом, отброшенным обломком балки к стене. Брок видит, как основная часть рухнувшей балки погребла под собой Пирса и ещё нескольких человек. Брок старался не зацикливаться на раздающихся взрывах и доносящемся до него запахе плавящегося металла. Стеклянная кабина лифта складывается на его глазах, а следом и весь Трискелион. Брок чувствует, как летит вниз, уцепившись из последних сил за какую-то балку. Эта рушащаяся многотонная мельница перемелет его за считанные секунды. Это всё, о чëм он успевает подумать, и становится темно.       Следующий момент просветления Брок вполне мог бы принять за потусторонний мир, если бы не три «но». Он не заслужил попадания в Рай, а по-другому всё белое вокруг него, видимое сквозь щëлочки глаз, не трактовалось. Несмотря на горящее огнём тело, на Ад это тоже не походило. Да и вряд ли на том свете ставят капельницы. Постоянный клиент больничек, Рамлоу ощущения от проникновения иглы в вену помнил очень хорошо.       Робко мелькнувшая мысль, что он каким-то чудом выжил, очень быстро сменилась пониманием, что из одного ада он, судя по всему, попал в другой. Когда вводимые ему обезболивающие на время гасили пожар в теле, Брок как мог рассматривал комнату, в которой находился, и прислушивался к разговорам заходивших к нему людей. В основном он слышал два мужских голоса — незнакомые, но, судя по тембру, один принадлежал молодому парню, второй мужчине постарше. Несколько раз, правда, в полубреду от вводимых лекарств доносилось ещё два голоса — мужской и женский — и вот они казались знакомыми. Но было слишком хуёво, чтобы напрягать мозг воспоминаниями.       Сколько времени он провалялся бревном, прежде чем ощущение пожара в теле сменилось натянутостью кожи, Брок не знал. Боль постепенно уходила, и появлялось больше времени для размышлений, которые, впрочем, приводили к совсем нерадостным выводам. Он в больнице, но явно непростой. СТРАЙК, Кэп и Баки не пришли ни разу, значит, не знают, что он жив. Следовательно, его прячут от них. Но только ли от отряда и суперов? И кто? А главное — зачем? Многолетний опыт подсказывал, что в нынешнем положении нет ничего хорошего. Брок, конечно, знал, что рано или поздно получит ответы на свои вопросы, но не мешало бы хоть как-то подготовиться.       К тому моменту, как к нему вошли трое, и снова прозвучал знакомый голос, Рамлоу уже убедил себя, что дело придётся иметь не с другом. Если он ошибся — тем лучше, но закованные в наручники руки и ноги слишком красноречиво говорили, что нет.       Боли от снятия бинтов Брок не испытывал. Забытое ощущение скользящей по коже прохлады, правда, должной радости не приносило. Скорее всего, при крушении Трискелиона он сильно обгорел, отсюда и словно горящее тело, и неприятное ощущение стянутости кожи. Но его зачем-то спасли, поместив при этом в клетку.       То, что период пассивного состояния заканчивается и переходит в активную фазу, Брок понял сразу. И, пока разматывали бинты, пытался анализировать. В отличие от тела, мозг не пострадал и, не теряя времени, рылся в памяти на предмет понять, не пора ли начинать жалеть, что не сдох под обломками штаб-квартиры ЩИТа.       Пора. Это Брок понял, едва открыл глаза.       — Директор Фьюри? Однако, — Брок дёрнул наручниками, — вы не слишком гостеприимны.       — Мы с вами, Рамлоу, — многообещающе блеснул единственным глазом «спаситель», — оба люди неглупые. ГИДРА мертва, и я намерен сделать всё, чтобы у неё не появились наследники. Мне нужна вся информация по ГИДРЕ, включая описание и характеристику всех разработок, и коды Зимнего. И я получу её. От вас. Поэтому вы здесь. Только не надо мне говорить, что вы — простой наёмник и не в теме. Вы были приближены к Пирсу, курировали Зимнего. И единственный выжили. А уж на моё счастье или на свою беду… Решайте сами.