***
Лëгкий полумрак начал заполнять квартиру, когда на этот раз Орсо последним вышел из душа. За проведённый там час можно было и грязь недельной миссии, и кожу с себя стереть. Но он просто стоял под душем и вспоминал, как они с Броком в детстве дурачились в уличном душе у хозяйственных построек итальянского дома ба. — Кофе? На кухне обнаружился Кэп с упаковкой капсул для кофемашины. Как ни пытались они сами, но простое действие перемолоть зёрна ни разу не имело итоговый результат как у Брока. А тут Кэп привёз капсулы спросить, как ими пользоваться, так они и сами на них перешли — вполне недурно, уж точно лучше, чем растворимое пойло. — Коньяк в верхнем навесном шкафу, — буркнул за спиной «Маша». Внутри квартиры была тишина, хотя все вернулись. Но не бормотала плазма, не отстукивали ритм шарики настольного тенниса, не разбавляли разговоры русские, итальянские, польские, немецкие и корейские слова. Стив включил кофемашину, а Орсо кивнул словам Гравса. Всё равно не поможет, но хоть уснут уже ставшим привычным за эти девяносто с лишним дней тревожным сном, а он вдобавок уткнувшись носом в пропахшую «Честерфилд Рэд» футболку брата.Часть 1
14 марта 2024 г. в 18:01
Пустой дом отозвался гулким эхом шагов. Джек перестал любить возвращаться сюда с того жуткого дня, который хотелось забыть как страшный сон, но который запомнился до каждой минуты, во всех подробностях.
Джек медленно прошёл в гостиную и опустился в кресло прямо на брошенные кем-то сушки в открытом пакете. Несмотря на то, что никто из СТРАЙК больше их не любил, даже сейчас, спустя три месяца, они покупали их исправно каждую неделю. Совершенно не заметив каких-либо неудобств, Роллинс опустошённо сгорбился и закрыл глаза, вспоминая.
Тем утром они проснулись, как обычно — обгоняя друг друга в две душевые, лавируя на кухне, дверца холодильника не успевала закрыться. Брок руководил бедламом привычными матюгальниками и варил кофе. Привычно первой выдохлась машина, и пришедший «к водопою», как ржали близнецы, последним в этот раз Таузиг пил растворимый.
Тот обычный день судьба выбрала днём гибели ГИДРЫ. Кто ж знал…
Джек вздохнул, открыв глаза, поднял голову и замер взглядом на единственном в их «берлоге», как сказал бы сам Брок, пережитке мещанства. Рассказы Попова и Баки о России открыли для командира много интересных слов и выражений.
На маленькой полке под так ни разу не включенным за три месяца телевизором стояла большая чёрно-белая фотография Брока, сделанная как раз в тот день. Как в начале каждого дня, они в раздевалке привычно встали в круг и обнялись. Потом Броку позвонили, он чуть отстал, а Мэй обернулась, чтобы сфотографировать Таузига на новый телефон. Брок случайно попал в кадр.
Джек сглотнул ком в горле, сквозь пелену, каждый раз предательски накатывающую на глаза, смотря на фото в чёрной рамке. В тот день фортуна от них отвернулась.
Не верилось даже тогда, когда геликарриер на полной скорости врезался в здание штаб-квартиры ЩИТа как раз в том месте, где по плану должна была находиться вся верхушка ГИДРЫ, прибывшая на переговоры с руководством Мстителей. Когда стало ясно, что вместо договориться Пирс и команда прибыли в Трискелион захватить власть, Фьюри поднял геликарриер.
Если бы они тогда поняли — зачем! Если бы знали детали плана! Не было бы атаки, крушения Трискелиона и этого куска картона в траурной рамке вместо живого Брока.
Джек обернулся на звук шагов.
— Всё ли мы сделали тогда? — Баки присел рядом, не оборачиваясь на скрип пола уже за своей спиной.
— Думаешь, я не спрашиваю себя об этом каждый грёбаный день? — непривычно ругнулся то ли сам Стив, то ли вросший в него за совместно проработанное время командир СТРАЙК.
Стив присел с другой стороны от Джека. Брок не любил фотографироваться, но в тот день даже улыбнулся, когда заметил, что Мэй фотографирует. И эта улыбка осталась с ними навсегда.
Стив тогда набросился на Фьюри, в молчаливом бешенстве тряс его за ворот, но его состояние списали на недовольство, что осуществленный план оказался идеей и личной инициативой Директора Фьюри, который не посчитал нужным ни с кем поделиться. Баки просто остолбенел и смотрел, как оседает бетонная пыль на месте рухнувшего Трискелиона, ставшего братской могилой для руководства ГИДРЫ и сопровождавших их лиц. Кто-то оттащил Джека. Одиннадцать крепких бойцов беззвучно плакали. Мэй молчала. Погнутый огнем кусок металла с железной биркой и надписью «B.RUMLOW» — вот и всё, что осталось им. И воспоминания. И эта фотография на полке.
— Я хотел остаться на зачистку после миссии, но меня отправили обратно.
Стив перевёл взгляд на Джека. СТРАЙК продолжили работать с ним и Баки, и они вместе вернулись на базу ещё ночью. Сам Стив вместо полагающегося отдыха несколько часов строчил отчёт, только бы не возвращаться домой, где было так невыносимо с воспоминаниями даже вдвоём. То, что Баки приехал к дому, где была общая «берлога» СТРАЙК, поняли, только когда затормозили.
— Не могу, — Джек откинулся на спинку кресла и с трудом отвёл взгляд от фотографии, — не могу заставить себя не то что убрать, а просто открыть шкаф и посмотреть на его вещи. И продать эту квартиру у Орсо тоже рука не поднимается. Здесь Брок жив, здесь всё дышит им.
Стив понимающе кивнул. Он знал, что СТРАЙК оформили квартиру на командира, и теперь Орсо как ближайший родственник принимал решение. И его нежелание обрубать концы можно было понять.
— И здесь тошно, и уйти отсюда невозможно. Не знаю, как вы, нас словно раздавило вместе с ним под развалинами Трискелиона.
— Мы даже не смогли с ним попрощаться и по-человечески похоронить… — прохрипел Стив. — Я, когда Баки в войну потерял, тоже так и не принял, что похоронить не могу. И вот опять…
— Три месяца прошло, а легче не становится. С каждым днём только хуже. Нихуя время не лечит.
Джек резко поднялся и, на ходу скидывая одежду, направился в душ. В ЩИТе эти косые сочувственные взгляды… Старк, должно быть, по просьбе Стива предлагал перебраться в Башню, но не приходить сюда, где всё пропитано командиром, СТРАЙК не мог. Они срывались на все миссии подряд, Джек ловил себя на мысли, что сам перестал беречься как раньше, и заметил это за Орсо и «Машей», но снова и снова выживал, чтобы вернуться в эти стены и как конченный мазохист, закрыв глаза, существовать воспоминаниями.