***
Покосившийся забор напрягал всех жителей Дистрикта. Поселение находилось рядом с лесом, где обитали дикие животные. Многие собирались построить новый, но лишних денег и материалов не было ни у кого. К счастью, Гарри это было только на руку. Конечно, перелазить через дряхлый забор было той ещё задачкой, к которой парень уже привык, в отличие от Гермионы, которой потребовалось больше времени, чтобы перелезть. Брюнет придержал девушку, за что она кивнула в знак благодарности. Не успели они ступить на тропинку, как в поле зрения появился рыжий парень. — Гарри! Гермиона! Почему так долго? Вы не представляете, как я устал! Гарри улыбнулся, а Гермиона лишь цыкнула и сказала: — Рон, меня не было буквально минут двадцать, а ты уже устал? — Парень недовольно надул губы. — Конечно, Гермиона! Ты бы видела, что творит мама! Я еле-еле сумел сбежать, но бедная Джинни всё ещё там… Гарри ухмыльнулся. — Неужели так муторно собраться, дружище? Рыжеволосый парень постарался улыбнуться. — Конечно, Гарри… Пойдёмте, мама уже переживает, что вы опоздаете. Гермиона многозначительно посмотрела на Рона, но через секунду улыбнулась и поцеловала того в щеку. Уизли вспыхнул, как огонь, а Гарри оставалось только улыбаться всю их дорогу.***
— Джинни, не двигайся, прошу тебя! Миссис Уизли молниеносно взяла белую резинку, которую только что принес Рон, и принялась плести косу. — Дорогая, — устало произнесла она, почувствовав настрой младшей дочери. — Ты не должна переживать. Твоё имя вписано всего лишь четыре раза… Там же будет целая толпа! Гарри, Гермиона и Рон сидели за столом и терпеливо ждали, когда же Миссис Уизли закончит плетение косы. Гарри посмотрел на Джинни. Её рыжие, тонкие брови нахмурились, а пустой взгляд смотрел в пол. Из всех присутствующих она хуже всего переживала этот день. Ох, Мерлин… Гарри помнил, когда ей исполнилось двенадцать, а ему тринадцать, когда её имя было вписано в первый раз… Это был, похоже, самый ужасный день в её жизни. И Гарри понимал её. Он будет участвовать в жеребьёвке уже в пятый раз (не считая того, что он добавил своё имя ещё пятнадцать раз ради еды), и это напрягало. На самом деле парень и вправду переживал. Но, конечно, не за себя. Каждый раз, когда рука миссис Амриндж тянулась за бумажкой, его сердце готово было в любой момент остановиться при одной только мысли, что там окажется имя его семьи. — Да, я знаю… — Неуверенно начала Джинни. — Но я и вправду ничего не могу с собой поделать. Миссис Уизли закончила плетение волос и наконец-то отпустила дочь. Гермиона за столом грустно улыбнулась. — Все мы переживаем… — Гермиона встала из-за стола и поправила свое белое платье. — Но мы всегда будем рядом друг с другом. Джинни улыбнулась ей. — Ну, как вам я? — Уже больше похожа на саму себя, проговорила девушка. — Сегодня по случаю Жатвы на ней дорогущее белое платье вместо серого школьного. «Классное платье», — говорит Рон. Джинни бросает на него взгляд, стараясь понять, на самом деле ему нравится, или он только посмеивается. Платье и вправду классное, но в обычный день она никогда бы его не надела. Уизли сжимает губы, потом улыбается. — Что ж, если придется ехать в Капитолий, то лучше быть красивой, так ведь? Теперь очередь Гарри задуматься: в самом деле она так думает или просто играет? Он думает, второе. — Ты в Капитолий не поедешь, — отвечает Гарри. Джинни смотрит на него и тепло улыбается. Гарри непроизвольно усмехнулся. О, Мерлин, как же он восхищался этой девушкой… Её нравственностью, её огненным, как её волосы, характером, её нежными чертами лица и мелкими веснушками по всему лицу… Рон легко ударил его ногой под столом. Брюнет перевёл на него взгляд и застал уже привычную картину: Уизли приподнял бровь и улыбнулся хитрой улыбкой. Гарри не мог не усмехнуться.***
Выходя на улицу, первым, что можно было увидеть, — это толпы людей, которых мужчины в белых костюмах расставляли по шеренгам. Гарри ненавидел это. Каждый раз, каждый год он содрогался от страха за своих друзей. Они были ему семьёй, которую у него отняли ещё в самом младенчестве. Настоящей. Гермиона взяла его за руку, привлекая к себе внимание. — Мы справимся, — уверенно сказала она. — Всегда справлялись. Рон, стоявший рядом с ними, положил руку на плечо Гарри. — Мы пройдём это вместе. Как и всегда, неправда ли? — На лице Уизли появилась лёгкая улыбка. Каждый раз брюнет задавался вопросом: «А заслужил ли он вообще таких друзей?» В последнее время ему казалось, что нет. — Я уже вижу по твоему лицу, о чем ты думаешь, — хмуро сказала Гермиона, переглядываясь с Роном. Но, в конце концов, её голос смягчился. — Ты дорог нам, Гарри. Безусловно. И мы всегда будем стоять друг за друга, не так ли? Рон слабо улыбнулся и прижался к боку девушки. — Естественно. Кто же, как не Гарри, сможет сделать тот самый прекрасно вкусный пирог! — восторженно и в то же время мечтательно воскликнул он. — Я всё ещё чувствую его чудесный аромат… Гарри рассмеялся, смотря, как Гермиона отвешивает слабый подзатыльник рыжеволосому.***
— Палец, — коротко сказал мужчина в белом костюме. Гарри застыл, но всё же протянул указательный палец правой руки. Мужчина перехватил его, и, благодаря маленькому приспособлению, уже через секунду на документе красовался отпечаток крови. — Дальше. Люди молча гуськом подходят к чиновнику и записываются — так Капитолий заодно и население подсчитывает. Тех, кому от двенадцати до восемнадцати, расставляют группами по возрасту на огражденных веревками площадках — старших впереди, младших — сзади. Родственники, крепко держась за руки, выстраиваются по периметру. Есть еще другие — те, кому сейчас не за кого волноваться или кому уже наплевать, — они ходят по толпе и принимают ставки на детей, чьи имена сегодня выпадут, — какого они будут возраста, из Шлака или из торговых, будут ли они убиваться и плакать. Гарри не стал испытывать судьбу и двинулся дальше. В глазах начинало рябить из-за большого обилия белого цвета. Он, оказавшись в толпе парней, взглянул на толпу справа, где находились девушки. В глаза сразу бросилась Джинни со своим ярким цветом волос. Она неуверенно сминала подол платья, глядя себе под ноги. На сцене — три стула, кафедра и один большой стеклянный шар. Гарри, не отрываясь, смотрит на полоски бумаги в шаре. На двадцати из них аккуратным почерком выведено: «Гарри Поттер». Два из трех стульев занимают мэр Фадж, высокий лысеющий господин, и приехавшая из Капитолия Амбридж, женщина-сопроводитель, ответственная за двенадцатый дистрикт, — с короткими волосами, в светло-розовом костюме и с жуткой белозубой улыбкой на лице. Они о чем-то переговариваются, озабоченно поглядывая на пустующий стул. Как только часы на ратуше пробьют два, мэр выходит к кафедре и начинает свою речь. Ту же, что всегда. Рассказывает историю Панема — страны, возникшей из пепла на том месте, которое когда-то называли Северной Америкой. Перечисляет катастрофы: засухи, ураганы, пожары, моря, вышедшие из берегов и поглотившие так много земли, жестокие войны за жалкие остатки ресурсов. Итогом стал Панем — сияющий Капитолий, окаймленный тринадцатью дистриктами, принесший мир и благоденствие своим гражданам. Потом настали Темные времена, мятеж дистриктов против Капитолия. Двенадцать были побеждены, тринадцатый — стерт с лица земли. С вероломными дистриктами был заключен договор, снова гарантировавший мир и давший им Голодные игры в качестве напоминания и предостережения, дабы никогда впредь не наступали Темные времена. — Это время раскаяния и время радости, — нараспев возглашает мэр. Церемонию показывают по телевидению, и все, кому не лень, теперь смеются над дистриктом десять. Пытаясь вернуть внимание к Жатве, он поспешно представляет Миссис Амбридж. Как всегда бодрая и неунывающая, она выходит к кафедре и провозглашает свое фирменное: «Поздравляю с Голодными играми! И пусть удача всегда будет на вашей стороне!» Гарри скривился. Руки сжались в кулак, а зубы сами начали мять нижнюю губу. Он стоял сбоку, чуть поодаль от Рона, и мог чувствовать ту же напряженность. Они и вправду думают, что смогут заставить их бояться из-за того случая благодаря уродливому запугиванию? Гарри передёрнуло от гнева. Рон, заметив это, прильнул к его плечу. — Думаю, пора начинать! — Воскликнула миссис Амбридж с каким-то больным весельем. Женщина встала рядом с шаром, в котором находилось бесчисленное количество бумажек. Морщинистая рука протянулась к ним и зарылась в самую глубь. Через секунду она рассматривала клочок бумаги. Её глаза заблестели, заставляя замереть всю толпу. — Том Марволо Реддл! Кажется, Поттер всё это время задерживал дыхание, ведь только сейчас он смог выдохнуть. Чуть дальше от себя он заметил шевеление, и парень с чёрными, слегка кудрявыми волосами сдвинулся с места, двигаясь к сцене. «Почему именно он?» — думал Гарри, судорожно вглядываясь в затылок парня. Он сжимает кулаки, пытаясь убедить себя, что это не имеет значения. Они никогда не были друзьями, даже не соседями. Они никогда не разговаривали друг с другом. Их ничего не связывает… кроме одного случая несколько лет назад. Возможно, сам Реддл о нем уже и не помнит. Зато помнит Гарри. И знает, что никогда не забудет. Тот день был мрачен и дождлив. К обуви липла грязь с тропинок. Ему было одиннадцать, когда он потирал красный от холода нос и всхлипывал. Он снова облажался. Дурсли, кажется, начали ненавидеть его ещё сильнее, чем раньше. В тот день Дадли со своими дружками подловили его в школьной библиотеке. — Что, уродец, вновь пытаешься спрятаться? — Слышался голос кузена в голове. Гарри и не помнил, как стоял возле круглого стола, Дадли его грубо толкнул, заставив больно упасть на пол, как руки задрожали от обиды, как высокие стеллажи с множеством разных книг затряслись и с невероятной силой попадали на пол, как Дадли испуганно завизжал и со своими дружками кинулся к выходу, как дома его лишили еды и выгнали на улицу, напоследок обозвав жалким уродом. Маленькая тропинка привела мальчика к высокому дереву, которое стояло напротив деревянного здания. Ноги задрожали, и Гарри сполз по толстому стволу дерева вниз. Глаза предательски слезились. Сильный ветер поднимал лёгкую, невероятно широкую для такого тощего мальчика футболку. Гарри обхватил колени дрожащими руками. Маленькие капли дождя уже давно намочили волосы и одежду мальчика. Тело подрагивало от ужасного холода и голода. Где-то вдалеке громыхнул гром, что заставило Гарри вздрогнуть. Голова сама по себе закрылась в ладонях. Мальчик судорожно убрал ладони от лица из-за внезапного скрипа двери. Из помещения вышел мальчик примерно его возраста. Лёгкая кофта и штаны были потёртыми и множество раз зашитыми. В руках тот держал чёрный пакет. Его тёмные волосы развевались на ветру, а взгляд упал на маленькую дрожащую тень возле дерева. Парень замер, кажется, всматриваясь в темноту. Поттер смотрел на него, а тот смотрел на Гарри. Рука брюнета опустилась в чёрный пакет, откуда он достал буханку хлеба. Он присел на корточки и, постелив тот же самый пакетик, положил хлеб на него. Парень встал, в последний раз взглянул в тень и ушёл внутрь здания. Гарри долго всматривался в дверь здания, боясь подойти. Но желудку это явно не понравилось, и он громко запротестовал. Не в силах больше сдерживаться, Гарри встал на ноги и подошёл к ступенькам, на которых лежал долгожданный хлеб. Буханка была вкусна. Намного лучше, чем чёрствый хлеб, который он успевал выкрасть со стола у Дурслей.***
Реддл поднялся по деревянным ступеням, а миссис Амбридж уже успела положить руку на его плечо и потянуть к центру. — Как волнительно! — затрепетала она. — Пожалуй, нам пора узнать второго героя! Она выпустила брюнета из своей хватки и легко сунула руку в круг. На этот раз она взяла бумажку с самого верха и раздражающе медленно развернула её. Воцарилась удушающая тишина. Гарри сжал руки, а его зрачки увеличились, когда он услышал последующие слова: — Джиневра Уизли! Как-то раз в лесу, поджидая добычу на дереве, Гарри задремал и грохнулся вниз с десятифутовой высоты прямо на спину — да так, что, казалось, весь дух из него вышел. Он несколько секунд ни вдохнуть, ни выдохнуть, ни даже пошевелиться не мог. И вот теперь он испытывал то же самое: горло перехватило, и он не в силах издать ни звука, а имя подруги всё стучит и стучит молотом в голове. Кто-то хватает его за руку. Наверное, Гарри стал падать, и его поддержали. Это ошибка! Этого не может быть! Имя Джинни — на четырех листках из тысяч! Разве он не обо всем позаботился? Разве не он взял эти чертовы тессеры, чтобы ей не пришлось рисковать? Четыре листка. Четыре листка из тысяч. Расклад — лучше не бывает. И всё, всё насмарку. Как будто издалека до него доносится ропот толпы — самая большая несправедливость, когда выпадает кто-то из младших. Потом он увидел Джинни: бледная, с плотно сжатыми кулачками, она медленно, на негнущихся ногах бредет к сцене. Мурашки пробежали по его спине, губы задрожали, а глаза начали метаться из стороны в сторону. Страх сковал всё его тело. Рядом с ним издал тяжёлый вздох Рон. Его глаза были широко открыты, смотря прямо на Джинни. Именно сейчас Гарри понял, как сильно ненавидит Амбридж. Смутный силуэт миссис Амбридж отдавал ужасно ярким розовым цветом. Гарри начало тошнить. Он и не понял, как рванул со своего места, как испуганные глаза Рона смотрели на него, как его рука пыталась ухватить Гарри, но было слишком поздно. Поттер перелез небольшое ограждение и рванул вперед. Ноги подрагивали, но парень не обращал на них внимания. Он не успел добежать до Джинни, которая мрачно смотрела на сцену, как вдруг его схватили крепкие руки и вывернули его запястья. В голове стоял звон. — Стойте, стойте! — кричал он, кривясь от боли. — Я доброволец! Джинни, отошедшая от ступора, уставилась на него с невероятным страхом в глазах. Лицо миссис Амбридж просияло. — Чудесно! — восхищается женщина. — Но… мне кажется, вначале полагается представить победителя Жатвы и… только потом спрашивать, не найдется ли доброволец. И, если кто-то изъявит желание, то мы, конечно… — все более неуверенно продолжает она. — Да какая разница? — вмешивается мэр. Сзади, вцепившись в Гарри, как клещами, своими тонкими ручонками, исступленно кричит Джинни: — Нет, Гарри! Нет! Не ходи! — Гарри не смотрел на нее. Он стискивает зубы и поднимается на сцену. — Браво! Вот он, дух Игр! — ликует Амбридж, довольная, что и в ее дистрикте случилось наконец что-то достойное. — Как тебя зовут? Гарри с трудом сглатывает комок в горле и произносит: — Гарри Поттер. — Давайте все вместе поприветствуем нового трибута! — заливается Амбридж. Он стоит ни жив, ни мертв, пока многотысячная толпа застывает в единственно доступном акте своеволия — молчании. Молчании, которое лучше всяких слов. Тишина не прекратила давить, заставляя звон в ушах становиться всё сильнее. И вот, сначала один, потом другой, а потом почти все подносят к губам три средних пальца левой руки и протягивают ее в сторону Гарри. Этот древний жест существует только в Двенадцатом Дистрикте и используется очень редко; иногда его можно увидеть на похоронах. Он означает признательность и восхищение, им прощаются с тем, кого любят. Миссис Амбридж откашлялась, явно недовольная. — Ну что ж, — она повернулась в сторону двух трибутов. — Мы наконец-то подходим к концу. Пожмите же руки! И только сейчас Гарри поднял взгляд к Реддлу. Тот уже смотрел на него. Его белоснежная кожа казалась больной, а чёрные глаза на секунду показались красными. На его лице застыло нечитаемое выражение. Он первый протянул ладонь, не отводя взгляда от лица Гарри. Гарри же поспешил слегка сжать его ладонь, а Том — укрепить хватку, принося лёгкую боль.