Willing/Желающий

            Минерва с беспокойством смотрела на Арабеллу; по ее лицу текли слезы. Вина, которую она сама испытывала, отражалась в глазах Арабеллы. Она не была уверена, что и думать, чувствовала ли она себя виноватой из-за того, что не увидела этого раньше, или виноватой из-за того, что увидела это и ничего не сделала? Она починила чашку и приготовила новую чашку кофе для потрясенной женщины. Интересно, будет ли она чувствовать себя плохо из-за того, что помогла ей через полчаса. Северус уже раздраженно подергивался, явно желая снова допросить бедную женщину.              — У тебя есть успокаивающее зелье, Северус? — спросила Минерва, она все еще так сильно дрожала, что не могла взять чашку.              — Нет, у меня есть мысль о сыворотке Правды, — раздраженно сказал Северус, чистокровка вроде Арабеллы точно поняла бы, что это значит. Чистокровные рано выучили латынь, без сомнения, задолго до того, как поняли, что она сквиб. Он наблюдал, как она выпрямила спину и свирепо посмотрела на него. Северус, в свою очередь, просто ухмыльнулся ей почти свирепо, отчего она заметно побледнела. Не многие могли выдержать его взгляд, когда он был повышен до десятого уровня. Именно так оно и было сейчас, оно сулило смерть тем, кто под ним.              — Северус, — раздраженно вздохнула Минерва, но ее растянувшиеся губы выдавали веселье, которое она испытывала. Честно говоря, этот мужчина мог свести с ума святого в течение недели. Сомнений не было; он определенно мог вывести ее из себя, когда хотел.              — Я хочу вернуться как можно быстрее, а теперь сядь, Минерва, — сказал Северус. Он удивленно моргнул, когда Минерва сделала именно то, что он ей сказал. Она, должно быть, так же отчаянно, как и он, искала ответы; она всегда сопротивлялась, если он приказывал ей что-то делать. Не то чтобы у него это вошло в привычку; в конце концов, она учила его, когда он был ребенком. Ему показалось странным разговаривать с ней на равных, когда он впервые стал учителем, и это оставалось таковым долгие годы после.              — Ты знала или не знала о жестоком обращении с ним? — спросил Северус мрачным тоном, а голос его был низким и угрожающим. Он не собирался уходить, пока не получит ответы на все свои вопросы, и плевать на последствия.              Арабелла уставилась на них обоих, страх, который она испытывала, усилился еще больше. Она ожидала этого семь лет назад, когда началось расследование. Тем не менее, никто не приближался к ее дому, несмотря на то, что они должны были знать, что она нянчилась с Гарри. Ее чувство вины также никогда не исчезало, и ее вера в волшебный мир упала до небывало низкого уровня. Они были членами Ордена, она не знала, может ли доверять им какую-либо информацию, которой располагала. И все же казалось, что они не оставят ее в покое, пока не узнают правду. — Альбус Дамблдор знает, что вы здесь? — спросила она, сомневаясь, что он написал бы ей и рассказал.              Северус наблюдал за ней; в ее голосе прозвучала интонация, когда она произнесла его имя. Он не мог точно определить, что именно, но это определенно было нехорошо. Мало кто произносил имя Дамблдора иначе, чем с благоговением, как будто он был вторым пришествием Мерлина. — Нет, он не знает, и так оно и останется. — ответил Северус, игнорируя любопытный взгляд, который бросила на него Минерва; она, очевидно, не уловила тона Арабеллы.              Арабелла кивнула, выглядя глубоко раздосадованной.              — Начни с самого начала, почему тебя сюда назначили? — спросила Минерва, подавшись вперед, желая знать всю историю, а не только отрывки.              Она выглядела немного успокоенной, слегка поникла и начала говорить: «Я получила письмо от Альбуса на следующий день после поражения Сами-Знаете-Кого. Я должна была приехать сюда и присматривать за Гарри на протяжении многих лет. С четкими инструкциями не рассказывать ему о его родителях или волшебном мире». — сказала Фигг.              — Ты не выполнила свой долг! — яростно прорычал Северус.              Арабелла вздрогнула от слов Северуса и его разъяренного тона: «Нет, нет, я его выполнила, я сказала Альбусу правду, он несколько раз отвечал, но после того, как Гарри исполнилось шесть, я больше о нем ничего не слышала. Он посоветовал мне перестать драматизировать, что порка не означает, что он подвергся насилию. В другой раз он сказал, что мальчики есть мальчики, что они с братом попадали во множество передряг». — она наполовину кричала, наполовину умоляла их поверить ей.              — Ты сказала ему, что Гарри отшлепали? — растерянно спросила Минерва.              — В том-то и дело! — сказала Арабелла, и слезы снова потекли по ее лицу. — Я сказала ему, что у Гарри была ранена рука и подозрительно выглядящая рана на животе. Я дала ему бинты и все такое и отправила его домой, думая, что кто-нибудь придет и разберется с этим, но никто этого так и не сделал! — Отчаяние в ее голосе невозможно было подделать.              — Ты отправила ему письмо, когда Гарри сбежал? — спросил Северус, его тон вернулся к нормальному.              — Сначала я не хотела, он бы просто отправил его обратно в тот дом. Если бы вы его видели, вы бы поняли. Он был таким очень худым, таким обиженным и таким несчастным… Я не думала, что он долго проживет... всем сказали, что у него расстройство пищевого поведения. У него его не было! Он съел абсолютно все, что я ему давала... все. — воскликнула Арабелла, семнадцать лет разочарования наконец-то вырвались наружу. — Я знала, что улицы – не место для ребенка, вероятность того, что он выживет, была еще меньше, поэтому я написала ему. Это было самое трудное решение, которое я когда-либо принимала, но я сделала это. Из этого ничего не вышло, я писала снова, одно и то же снова и снова. Только когда ребенку должно было исполниться одиннадцать, начался настоящий ад.              Минерва прижимала руку ко рту, в ее глазах тоже стояли слезы. Казалось, она не могла говорить; она была глубоко потрясена тем, что услышала.              — Тебе следовало забрать его и уйти, — презрительно сказал Северус.              Затравленные, налитые кровью глаза Арабеллы превратились в черные: «Я бы хотела». — призналась она. — Ты знаешь, он часто сидел там, и я показывала ему фотографии моих кошек. Я не могла позволить ему даже здесь развлекаться. Я так боялась, что Дурсли больше не разрешат ему приходить, если ему это понравится. Вы правы, я действительно подвела его, и я должна была сделать больше. — отвращение к себе в ее голосе было слышно всем.              — Да, ты должна была, — с горечью сказал Северус, — например, отвезти его в больницу, у него была сломана рука, и все, что ты дала ему, это бинты для перевязки.              Арабелла моргнула, откуда он узнал, что рука сломана? Или что Гарри сделал перевязку? Она не сказала ему этого, только что было больно, и она дала ему бинты, чтобы помочь. Надежда вспыхнула подобно поднимающемуся аду, когда она поняла, что единственный способ, которым он мог узнать: «Ты знаешь, где Гарри? С ним все в порядке? Он в безопасности? Он счастлив?» — она спросила в быстрой последовательности.              Даже Минерва переводила взгляд между ними, гадая, что же она пропустила. Ее рука наконец убралась ото рта, когда в ней начал закипать гнев. Не Северусу, а Дамблдору предварительное предупреждение, что это может оказаться правдой, нисколько не помогло. Она выпустила когти и была готова пустить кровь ради мальчика, которого никогда не видела с тех пор, как он был младенцем, даже тогда она видела его всего несколько раз.              — Северус? — спросила Минерва, ее сердце билось, как капризный барабан. Знал ли он, где Гарри? Если да, то почему он держал это в секрете от Дамблдора? Из-за того, что он подозревал… что оказалось правдой?              — С ним все в порядке не благодаря тебе, — с горечью сказал Северус.              — О, о, слава небесам, — воскликнула Арабелла с облегчением, охватившим ее, наконец-то она поняла. Гарри был жив, он был в безопасности, если бы она стояла, то упала бы, и от облегчения и от сильной слабости в коленях. Это немного уменьшило чувство вины, но не полностью. Чувство вины никогда не покидало, это то, что она знала, она была привязана к нему до дня своей смерти.              — Северус... что? — спросила Минерва, выглядя потрясенной до глубины души. Все это время она беспокоилась, и по какой-то причине именно Северус помог ему?              — Не сейчас, Минерва, — сказал Северус. Он пришел сюда, полный гнева и ярости на эту женщину. И все же, сидя на ее набитом куклами диване, он не мог не пожалеть ее. Он знал, что сделал бы именно то, что сказал ему Дамблдор несколько месяцев назад. Хотя он и не думал, что это распространялось на наблюдение за жестоким обращением, он никогда по-настоящему не узнает. Знание, что она чувствовала себя виноватой, очень помогло.              — Где Дурсли? — бесстрастно спросил Северус.              — Вернон находится в тюрьме ее величества Уондсворт, — тихо сказала Фигг. Это была старейшая тюрьма в Лондоне, и, по иронии судьбы, раньше она называлась Исправительным домом Суррея. — Петуния в тюрьме ее величества Холлоуэй.              — Все еще? — спросил Северус.              — Да, судья, которая их судила, оказалась сестрой магглорожденного волшебника, она очень хорошо знала, кто такой Гарри и что он сделал. — сказала Минерва, ее губы дрогнули в мстительном веселье. — Им вынесли суровый приговор, показав пример того, что нельзя мириться с жестоким обращением.              — Действительно, — сказал Северус, и его собственные губы скривились. — У вас остались какие-нибудь письма? Какие-нибудь доказательства?              Арабелла вскочила со стула, на котором сидела, и прошаркала к своему письменному столу. Она достала большую жестяную коробку и принесла ее сюда. Внутри было множество вещей, явно не маггловского характера. Включая галеон, Серп и Кнут. Это заставило Северуса почувствовать некоторую жалость к ней, к тому, через что она, вероятно, прошла, когда была подростком. Как она, вероятно, была разочарована, когда для нее не пришло письмо из Хогвартса. Она порылась в нем, разложив письма и бумагу странного розового цвета у себя на коленях.              — Это письма от Дамблдора, даже то, в котором говориться о задании. — сказала Арабелла, передавая их Минерве, которая стояла к ней ближе всех. — Это копии писем, которые я отправляла Дамблдору.              Северус взял копии, любопытство взяло верх над ним, когда он начал читать. Его злило и тошнило от того, что Дамблдор мог игнорировать ее беспокойство так, как он, очевидно, делал. Он посмотрел на Минерву, которая тоже читала одно из них. Теперь, когда у него были доказательства, он не был уверен, что, черт возьми, делать.              — Я в это не верю, как он мог? Все это время он чувствовал себя виноватым, но все это было напоказ! — взвизгнула Минерва, чувствуя, что хватается за соломинку. Она стояла, скомкав письмо в руках. Яростно дыша, пытаясь каким-то образом сдержать свой гнев.              — Почему ты никому не сказала, когда они разговаривали с тобой много лет назад? — спросил Северус.              — Никто не заговорил со мной, вы первые волшебники, которых я увидела, кроме Гарри, с тех пор, как я переехала сюда. — сказала Арабелла, — Я ожидала, что кто-нибудь что-нибудь скажет! Все здесь знали, что я нянчилась с Гарри. На этих улицах полно только любопытных сплетников!              — Почему вы не сообщили властям? Магловским властям? — спросила Минерва.              — Гарри Поттера не существует в их записях, он родился в волшебном мире. — сказала Арабелла. — Если бы я что-то сказала, записи показали бы, что Гарри там не жил. Они, вероятно, подумали бы, что это фальшивый телефонный звонок, и полностью проигнорировали бы все, что я могла сказать или сделать. — Социальные службы не приехали бы, она была уверена в этом.              — Полиция бы приехала, — сказал Северус.              — О, — сказала Арабелла, как будто она, наконец, поняла, какого рода авторитеты они имели в виду. — Альбус сказал мне никогда не впутывать магглов, если бы я это сделала, он бы просто уничтожил их и снял меня с должности. Мне нужно было быть рядом с Гарри, по крайней мере, со мной он мог поесть и я могла немного помочь, в чем он нуждался.              — Северус, что нам делать? — спросила Минерва, передавая ему остальные письма, ей определенно хотелось сейчас выпить целую бутылку шотландского виски. Это потрясло бы волшебный мир до глубины души. Они обвиняли его, да, но это было больше связано с необходимостью кого-то обвинить, чем с реальной мыслью, что он поступил неправильно. Это, с этим, было доказательством того, что Дамблдор пренебрег принятием мер.              — Он мог бы утверждать, что так и не получил писем после шестилетия Гарри, — сказал Северус.              — Это большая жирная ложь! — огрызнулась Арабелла. —Их собрал его Феникс.              — Это не значит, что он их читал, — вздохнул Северус.              — Альбус никогда не избавляется от писем, у него ими забит целый ящик, — сказала Минерва.              — Он не хочет? — с любопытством спросил Северус.              — Никогда, каждый раз, когда он кладет их в левый боковой ящик, рядом со своими лимонными леденцами, но я уверена, что они запечатаны. — сказала Минерва. — Думаю, пришло время взглянуть.              — Лучшее время для этого – когда он в Министерстве, — сказал Северус, и у них возник план.              — Я согласна, — сказала Минерва, сверкнув глазами, и Северус никогда раньше не видел, чтобы она выражала поддержку.              — Как Гарри? — спросила Фигг, прерывая их безмолвный разговор. — Когда вы его нашли?              — Дамблдор нашел его, Гарри не захотел им подыгрывать, и они решили держать его взаперти в Хогвартсе. Что они планировали делать, я понятия не имею. Я не должен тебе больше ничего рассказывать, если Дамблдор приедет, он будет знать все, что произошло и было сказано здесь. — сказал Северус.              — Но он счастлив, да? — спросила Арабелла.              — Очень даже, — сказал Северус.              — Мы поговорим еще немного, когда доберемся до Хогвартса, молодой человек, — строго сказала Минерва. Здесь она волновалась до смерти, а Гарри был в безопасности. Она даже не могла найти в себе сил по-настоящему разозлиться на него.              — Я знаю, — криво усмехнулся Северус. Его глубоко позабавило, что его бывшая учительница трансфигурации назвала его «молодым человеком». Теперь, когда она действительно на его стороне, он расскажет ей все. Это означало бы, что на его стороне были Поппи, Люпин, а также Минерва, хотя Люпин еще не знал всей правды, возможно, и не узнает. Он не полностью доверял оборотню.              — Спасибо, что уделили мне время, — сказал Северус, вставая.              — Не могли бы вы передать Гарри, что я сожалею о том, что не сделала больше? Что я надеюсь, что он наконец счастлив, пожалуйста? — попросила Арабелла, прижимая Северуса к себе, не подозревая о его отвращении к людям, прикасающимся к нему. И все же Мастер зелий не отстранилась, он посмотрел ей в глаза и увидел, что они были похожи на глаза матери. Опустошение, отчаяние, малая доля счастья и настороженность. Обе женщины чувствовали себя так, словно их бросил весь мир, в какой-то степени они были правы. Они были брошены своими семьями и разочарованы.              Даже Минерва была удивлена, что Северус не отстранился, единственным человеком, которого она когда-либо видела, чтобы он прикасался или позволял контактировать, была Лили. Возможно, это было из-за его детства, и единственное прикосновение, которое он знал, было грубым.              — Я так и сделаю, — сказал Северус, наконец отступая.              — Спасибо, спасибо, — сказала Арабелла, и ее карие глаза наполнились облегчением.              Северус просто кивнул, уставившись на Минерву, она кивнула в ответ, и они оба аппарировали на месте. Как только они оба ушли, Арабелла откинулась на спинку стула. Облегчение накатывало на нее волнами; было так приятно иметь возможность кому-то довериться.              — У Гарри прекрасные котики, — сказала Арабелла, когда ее кот наполовину Низл запрыгнул к ней на колени. — Наконец-то Гарри нашел свой путь домой. — он был в своем законном мире, и он, очевидно, не доверял Дамблдору. Хорошо, он имел полное право не делать этого, крепко обняв кошку, она вернула коробку в ящик и пошла наверх спать. Она была такой измотанной, несмотря на то, что было еще рано.