Аватара. снисхождение

Ведь я поймал тебя, ведь я же тебя поймал…

      — Звезда! — восклицает Софи и резко разворачивается в мою сторону. Волосы рассыпаются по плечам золотыми нитями, резинка падает на пол, стукается звонкой стеклянной бусиной.       Бам.       — Ну, звезда. Ты что звезд в своей жизни не видела? — ворчу я, перелистывая картинки в «Алисе в стране чудес». Мартовский заяц своими маленькими красными глазками смотрит на меня осуждающе. И есть за что — день у меня выдался на редкость дрянной, поэтому получается только сердится и ворчать. И кому от этого хорошо?       — Падающая, — качает головой София и повторяет тоже самое еще раз по слогам, что до такого слабоумного, как я дошло.       Оказываюсь рядом почти мгновенно. Все чудесатие и чудесатие. По планам ближайший звездопад через четыре дня. Не по метеорологическим прогнозам, конечно, у меня есть источники понадежнее. Тем страннее было обнаружить их ошибки. И действительно — в необъяснимо черном для городской ночи небе то и дело мелькают росчерки света, падаю. Только я один слышу, всегда слышу так непозволительно много…       Бам.       — Ты уснул что ли?       Софи — громче всех падающих звезд — тормошит меня за плечо и я открываю глаза.       Хочу сказать ей: «так страшно слышать крики умирающих, до сих пор не привык».       Хочу сказать ей: «я почти умер за эту секунду, как хорошо быть живым».       Хочу сказать ей: «видеть твое лицо — значит быть живым».       Но не говорю ничего, только смотрю на Софи — ярче всех падающих звезд — в белом хлопке развивающегося платья. В каком-нибудь романе наверняка написали бы, что она похожа на привидение, но сейчас Софи живее всех бессмертных.       И пока я смотрю на нее, пока ее глаза светятся сапфирами в темноте, в этот момент нет ничего кроме…       — Ей! Ты мне вид загородил! Отойди от окна, будь человеком, Баранкин, ну чего ты ржешь, как конь, — София пытается обидится, даже скрещивает руки на груди, но все равно бросает эту безнадежную попытку.       Фраза «будь человеком» действительно очень смешит, но наблюдать такую вещь, как звездопад Кассиопеи из окна не дело, а время идет, тикают часики в лапках мартовского зайца, время пить чай.       Поэтому я импровизирую.       Хватаю Софи за руку и тяну ее к выходу, так что она едва успевает запрыгнуть в балетки.       Четыре этажа под нашими ногами пролетают (в какие-то моменты мы и правда почти летим) незаметно и вот мы уже стоим у люка на крышу. Софи правда поглядывает на него недоверчиво. Увесистый замок кажется ей нешуточным препятствием.       — А ключи у тебя есть? — с сомнением спрашивает Софи.       — Ага.       Ключ у меня и правда есть. В самом начале карьеры их было несколько сотен, а потом дверей стало так много, что пришлось объединить все в один.       Но Софи вовсе не обязательно знать о подробностях моей работы, главное, что щеколда убедительно щелкнула и люк открылся.       Уже наверху судорожно вдыхаю удивительный пряный августовский воздух. Так, стало быть, пахнет рай. Преодолеваю нечеловеческое усилие, засовываю голову обратно в люк, чтобы позвать Софи и сталкиваюсь с ней лбом. Мы смеемся. Втаскиваю почти невесомое тело за собой.       София оглядывается по сторонам и издает восхищенный возглас:       — О!       — Ага.       Через какое-то время София снова обретает данный человеку уникальный дар речи:       — Слушай, а почему мы каждый день не ходим на крышу? Это же такое… — Софи в попытке описать свои душевные переживания разводит руками в стороны.       — Потому что каждодневное повторение действия ведет к потери интереса к этому действию.       — Логично.       Софи задирает голову вверх, я вслед за ней.       Царица Кассиопея на своем космическом троне продолжала сыпать звезды, как в честь праздника правители кидают подданным золото.       Раз, два, три… — считает вслух Софи       » — Пятьсот миллионов этих маленьких штучек, которые иногда видны в воздухе.»       Конечно же она не успевает, сбивается. И когда уже счет идет на десятки начинает дрожать от холода, потому что лето летом, а в первом часу ночи все равно прохладно. Вспоминаю, что вытащил ее в тонком платье, чертыхаюсь, стягиваю с себя кофту — все равно не мерзну. Накидываю ей на плечи, не удержавшись, провожу по неаккуратным, всклокоченным соломенным волосам, обманчиво жостким, но очень мягким на ощупь.       «Если до зари спрядёшь из соломы золото…»       Софи ниже меня на пол головы, моя кофта ей почти плед.       — Потанцуем?       Софи, никак не ожидавшая подобного предложения, удивленно распахивает глаза.        — Учти, что последний раз я танцевала в средней школе. Я тебе все ноги отдавлю.       Хмыкаю. София ходит бесшумно, я по сравнению с ней тот еще гиппопотам.       — Это еще вопрос кто кому, — улыбаюсь как чеширский кот, еле удерживаюсь от желания исчезнуть на радостях.       Она знает, что спорить со мной — занятие безуспешное. Поэтому подходит ближе, бормоча что-то вроде «сам напросился».       Несколько минут у нас уходит на определение функций конечностей в танце, а потом начинается…       «белые танцы по росчерку вьюги. смотрим вперед, но не видим друг друга»       Волшебство.       То есть, чисто теоретически, ты понимаешь, что волшебство это вообще все что когда-либо происходит в мире, но почему-то по-настоящему чувствовать начинаешь его только когда…       Белая юбка Софи кружится солнцем, а звезды сыплются за шиворот и жгут кожу, так, что на глазах выступают слезы.       Не боишься ни оступится, ни поскользнуться, ни десяти этажей под ногами, потому что чужие руки держат крепко, не дадут и шанса на падение.       Забываешь про сотни и сотни дел, про сотни и сотни дверей, сотни и сотни ждущих тебя, потому что сейчас все, что есть — Танец. ***        — Знаешь чего я очень-очень хочу? — Софи сидит на подоконнике, завернутая в плед с дымящимся чаем в руках.       — Ну?       Чтобы все эти звезды вернулись обратно. Не важно что они — горящие метеориты или падшие ангелы. Я это и загадывала, когда смотрела на это все.       Значит все так и будет.