***
Благословлять ли бессонные ночи? Полудрем, что вуалью разделяет реальность и вымысел, отдых и бодрствование — не позволяя занять ни одну из сторон. Короткие летние ночи казались растянутыми, как мягкая карамель, растопленная полуденным солнцем. Этот шум — шелест травы и тихая поступь, реальны? А игра теней и блики отсветов — часть сна? Опаляющее шею дыхание, травянистый запах и искры касаний щекочущих щеку прядей — гость из сна или… Кто-то реальный? Но разве сны бывают столь же осязаемыми? Разве сон может иметь запах? Своё дыхание? Искра импульса, пущенная разумом, пробуждает Серену и глаза встревоженно распахиваются, встречая закат алого всплеска. Рука сжимает клинок, что всегда лежит под кистью, и эльфийка перехватывает ногами нарушителя, рывком перекатывая того на спину, седлая верхом. Горло противника обжигает ледяная сталь, а Серена быстро моргает, прогоняя отголоски сновидений и дремы. — Кажется, я предупреждала тебя о последствиях, что встретишь, если решишься нападать на меня, — тихий змеиный шепот разрывает тишину, что украшает лишь треск древесины в тлеющем костре. Девчонка сильнее прижимает свое оружие к горлу мужчины, прожигая нарушителя взглядом. — Спокойно, — голос блондина остается прохладным, однако Серена видит, что его владелец… Напуган. Поднятые над головой руки тому лишь подтверждение. — Я безоружен. И не собирался нападать на тебя. Девица недоверчиво оглядывает красноглазого компаньона, пытаясь разглядеть, не спрятано ли где оружие, которым он может вспороть внутренности, но мужчина остается неподвижным, подтверждая свои… Мирные намерения. — Тогда что ты собирался делать? — Серена не отступала, продолжая требовать ответов, но эльф хранил молчание, многозначительно разглядывая путницу, что сидела на нём. — Говори! — девчонка с нажимом придавливает лезвие, не собираясь довольствоваться тишиной этого неоднозначного события. Астарион раздосадованно кривится, ощущая гадкость положения, в которое влип. — Полегче! — вампир говорит вполголоса и кладет свои ладони на руку, что сжимает клинок, слегка отводя остриё и уменьшая давление на шею. Этот жест провоцирует всплеск нетерпеливой агрессии, сопровождаемый тоненьким порезом на шее, сквозь который посочилась густая кровь пленника. Крепче сжав оружие, Серена склонилась, чтобы прошептать над ухом. — Тогда говори! Астарион недовольно вздыхает, но нарушает свой обет молчания. — Я собирался тебя укусить, — опешив от слов, девица резко приподнимается, но по прежнему держит клинок у шеи противника, оставаясь настороженной. Её глаза медленно скользят по чертам лица Астариона, а собственное личико вытягивается в легкой растерянности. И правда: красные глаза, бледная кожа и эти иссохшие трупы животных в лесу… Дурная, как могла не заметить этого? Еще и клыки! В рот ему, конечно, Серена не заглядывала, но какая разница?! Как она могла не заметить очевидного? — Ты так и продолжишь сидеть на мне? — утомившись от положения жертвы, загнанной охотником в ловушку, Астарион делает несильное движение пахом, подкидывая Серену вверх, тем самым вырывая её из плена задумчивости. Но тут же жалеет об этом, следуя инерции, клинок только сильнее вжимается в бледную шею. — Убери оружие, я не собираюсь нападать! Сбрасывая вуаль размышлений и растерянности, эльфийка прячет клинок за пазухой и вновь облачается в раздражение. Серена поднимается на ноги и отступает от лагерной лежанки, Астарион вторит движениям девушки, подальше отходя от огня и спящих вокруг него спутников. — Почему не сказал мне? — Серена требовательно сократила дистанцию и сложила на руки на груди, непрозрачно намекая, что разговор не окончен. — А что бы ты сказала? — язвительный полушепот обезоруживает. — В лучшем случае, просто выгнала меня, а в худшем, вонзила кол меж ребер. Так ведь у нас поступают с теми, кто обречен на вечную жажду. Серена принимает оскорбление на свой счет. Никогда прежде она не встречала вампиров, лишь читала и слышала о них в чужих историях, и никаких негативных эмоций по отношению к пленникам жажды не испытывала. У каждого свои недостатки. Но сейчас она хмурится, немного обиженная таким отношением. Он вообще ничего не знает, чтобы делать такие выводы! — У меня нет никаких предубеждений касательно вашего рода, однако твои действия подтверждают некоторые суеверия! Мужчина устало вздыхает, меньше всего на свете ему хочется объясняться перед малолетней эльфийкой, что вряд ли сможет разделить тягости двухсотлетней жажды. Но ему нужно добраться до врат Балдура, и если Серена решит, что он опасен — придется выживать в одиночку, а это не входило в план. — Послушай, я слаб и вымотан, мне нужна кровь, чтобы быть на пике своих возможностей. Ночами я охочусь на зверей, что могу поймать, но этого недостаточно, я восстанавливаюсь всё медленнее, а значит, не приношу пользы и уязвим в битвах. Необдуманно было кусать тебя без дозволения, но я не собирался убивать тебя, всего несколько глотков и я снова я. Серена внимательно наблюдала за вампиром: его движения, разнузданные больше обычного, вполне подтверждали сказанные слова — он слаб. Но что, если это лишь ловушка, призванная усыпить бдительность, последствия которой — смерть от потери крови? Впрочем, они путешествую уже несколько недель и Астарион никогда не проявлял интерес к чужим шеям, как и любопытства к другим членам группы. Напротив, держался особняком, предпочитая уединение с книгами и вином. — Подожди, ты… Убеждаешь дать тебе меня укусить? — эта мысль приходит внезапно, но Астарион остается неизменен своему привычному образу, он устало закатывает глаза, как-будто корит себя за этот недооцененный спектакль открытости. — Да, Серена, я прошу тебя дать мне немного крови, — это откровение самую малость… Ошеломляет. За пару недель Серене удалось перекинуться с вампиром разве что парой полноценных фраз, а сегодня он почему-то выбрал её шею для укуса и полуночного признания, хотя рядом лежала Шедоухарт, с которой у Астариона больше общих наговоренных тем и выпитых кубков вина. Но признаться… — Хорошо, — она хотела этого. Быть укушенной. Узнать, каково это — оказаться жертвой красноглазого кровопийцы. Понять, как тело среагирует на боль подобного характера. Разве цель искателя приключений не в этом? Испытывать новое, рисковать жизнью, лезть в неприятности, идти на поводу у собственных безумных мыслей? Они с Астарионом в одной команде, связаны одной целью и бедой, и хорошо сработались, обчищая чужие дома и карманы от лишнего золотишка. Отчасти Серена доверяет ему, но финальное решение зависело не от этого — больше всего эльфийке хочется наконец поддаться тёмному веянию своего сердца. Может, это наконец избавит ее от бессонницы и сделает немного счастливее? — Правда? — Астарион растерянно озирается по сторонам, словно ожидая подвоха, где на него со всех сторон нападут другие путники приключения. — Не думал, что ты согласишься. — Да, только не здесь. Нельзя, чтобы кто-то увидел нас. Не думаю, что другие отнесутся к твоей особенности с подобным пониманием, как и я. — Согласен, — Астарион хищно ухмыльнулся, не веря своей удаче. — Я знаю место, где нам никто не помешает, это недалеко от лагеря. В руке Астариона клубился всполох огня, что освещал путь, укрытый кронами тяжелых деревьев. Внутри вампира трепетало предвкушение, он бы прямо здесь набросился на эльфийку, что добровольно пожертвовала кровь, но не хотел пугать жертву, да и сам предпочел бы более комфортные условия. Этим он отличается от живности, что не силах противостоять собственным инстинктам и бездумно нападает на добычу, лишая ее жизни. Помимо жажды Астариона терзало кое-что ещё. Прожигающее любопытство. Она согласилась. Добровольно подставит шею для укуса и позволит напиться. Но почему? Молодая беспечность? Глупость? Что она скрывает за маской холодной рассудительности? Вампир украдкой глянул на спутницу. Девчонка шла плечом к плечу. Удивительно, но внешний вид остроухой оставался совершенно спокойным, будто от Астариона не зависит её жизнь, будто он не может убить её. Какая самоуверенность, раз позволяет себе демонстрировать бесстрашие! И все же… Эльфу чертовски интересно, настолько, что он не может сдержаться. — Скажи, почему разрешаешь укусить себя? — в ответ Серена лукаво оценивает своего спутника. Что это, личный разговор? Точно нет, слишком много откровений для одного вечера и такой загадочной личности как белокурый эльф, с которым девица сцепилась в схватке у иллитидского корабля. Серена не собиралась лгать, но и правда… Должна быть неполной. — А что, следовало поступить как клейменная страхом простолюдинка: воззвать к помощи союзников и прикончить тебя? — Серена тихо посмеивается. — Будь я более эмпатичной, оскорбилась бы, подумав, что ты считаешь меня такой. Но мне нет дела до того, какие мысли обо мне витают в твоей голове, так что я отвечу на вопрос. Мне любопытно, — девчонка дергает плечами, продолжая невозмутимо двигаться вместе своим спутником. Это любопытство играет Астариону только на руку, какое счастье, что именно её он выбрал в качестве… Возможной закуски. Не ошибся. Серена и вправду разумом граничит с безумием, но оттого и легче с ней налаживать контакт. Может её нескончаемое любопытство и азарт помогут положить Касадора и укрепят позиции Астариона среди остальных путников? — Любопытно стать моим ужином? Девица останавливается и тянет за собой Астариона, двумя пальцами схватив его за ткань рукава белоснежной рубашки. — В моей голове — паршивая личинка, — Серена указала на собственный лоб и покрутила пальцами у висков. — Я могу обратиться в иллитида в любой момент, как и ты, между прочим, — теперь Серена указывает на середину лба вампира. — Хреновый исход, он мне не по нраву, но он вероятен. Поэтому если твой укус подарит мне яркие эмоции, которые я вспомню перед обращением или смертью… Почему нет? Хочу испытать это на себе, — брови Астариона снова поднимаются вверх от изумления, но… Он впечатлён. — Если звучит эгоистично, могу подсластить пилюлю — ты хорош в бою, умело прячешься в тенях и бьешь без промахов, а еще искусно владеешь отмычкой и залезаешь в чужие карманы. Мне нужен такой союзник, так что… Почему бы нам не помочь друг другу? Астарион всматривается в глаза путницы, пытаясь отыскать в них подсказку, но там — тишина. Веки воровки опускаются спокойно, дыхание ровное, а поза — расслаблена и лишена напускной напряженности. Искусно обольщает и лжет или же… Говорит правду? Если так, то наглость эльфийки способна потягаться с врожденным безумием и самоуверенностью. Вампир растягивает ухмылку. — Не думай, будто я купился, подлиза. Отмычка — часть твоей руки, как и чужой карман. Со всем заявленным ты справляешься сама, — скорое разоблачения вгоняет Серену в краску. Пусть они и не общались, но вампиреныш успел подметить сильные стороны союзницы. Интересно, он выбрал её шею, потому что счёл слабым звеном или же причина кроется в ином? Эльфийка не отступает, вооружаясь природным очарованием и смелостью. — Что правда, то правда, — Серена с улыбкой принимает своеобразную похвалу. — Но я не лгу, когда говорю, что такой союзник мне необходим. К чему тебе детали моего интереса? Сделка выгодна, разве нет? Я тебе кровь, а ты… — Благосклонность и лояльность, конечно, — Астарион заканчивает предложение за девушку. Лёгкий трепет интереса касается сознания вампира. Эта девица, напрасно лишенная его внимания, оказалась не так проста, какой привиделась в первую встречу. У них больше общего, чем можно догадываться. — Тогда смею предположить, что юная мисс замышляет нечто зловещее, в чем ей понадобится поддержка преданной части группы? — Вовсе нет, я же сказала, что просто хочу ощутить новые впечатления, всё остальное — вторично, — до чего пытливый! Серене думалось, будто эта вылазка будет молчаливой, как и любое другое их взаимодействие друг с другом до этого момента, но вампир оказался не в меру пытливым. — Я пока тебя плохо знаю, но чутье подсказывает, что ты привираешь, а может и откровенно лжешь, — говорить ли Астариону о недосказанности? Этот порок запятнал их обоих, а потому, может ли вампир требовать честности, сам пренебрегая ею? Первозданный цинизм и наглость открывают мужчине и эти двери, делая его непроницаемым к чужой дерзости. — Какое это имеет значение? Я не могу объяснить природу своего интереса, но тебе не стоит испытывать мое терпение двусмысленными вопросами, — голосок трогает дрожь раздражения. Как бы ни старалась Серена оставаться хладнокровно невозмутимой, пылкие эмоции оборачивались против, всегда находя выход к свету и окружению. В ответ вампир лишь посмеивается, передразнивая путницу. — Какие угрозы, — Астарион резко останавливается. Он делает это намеренно, в тот момент, когда Серена, идущая позади, особенно невнимательна и не может контролировать столкновение со спиной вампира. Мужчина обернулся. Между парочкой не осталось и крошечки расстояния. — Извини, но мне показалось, что твой интерес к этому событию ничуть не меньше, чем мой, так что не делай вид, будто убежишь в любой момент. Твои горящие глаза говорят об обратном, — ничего глаза Серены ему не сказали! Признаться, он и не заглядывал в них, но вампиру достаточно того, что эльфийка, не смотря на все провокации, не ушла раньше, а значит интерес её сильнее, чем недовольство или страх. Хотя Астарион сомневался, что последнее девчонка вообще способна испытывать рядом с ним. Грязно выругавшись, Серена на шаг отпрянула от вампира. Подкарауливал, пока расслабится, не иначе, уж больно это похоже на диверсию! Эльфийка хмурится, упирая руки в бока, выказывая своё недовольство и нежелание мириться с подобным… Хамством? Заигрыванием? — Если ты собрался проверить, хватит ли мне наглости уйти прямо сейчас… — но Серена не успевает закончить, вампир щелкает её по носу, хитро разглядывая. И куда подевалось всё отчаяние, с которым Астарион просил глоток крови? Осмелел. — Продолжим перекрестный обстрел колкостями или же ты выполнишь обещанное? Мы на месте, — от накатившего негодования и правда хочется уйти, но тогда к чему она тащилась за вампиром, все это время парируя неоднозначный диалог? И вообще, она ничего не обещала! Клятву на крови не приносила, да и слов на ветер не бросала. Ночь выдалась тихой: цикады молчали, как и ночные птицы, лишь журчала вода и развесистые ветви деревьев шуршали листьями, пропуская сквозь них дуновения ветра. Астарион гасит огненный шар, но небольшая поляна озарена светом — голубым и мягким, дрожащим от ветра, но манящим. Эльфийка периферийным зрением замечает шевеление и поворачивает голову, совершенно теряя нить повествования и любое желание продолжать препирательства. Поляна, устланная крошечными цветами, озарялась светом сотен светлячков, что кружили у воды и сочной летней пыльцы. Изумительная красота в мгновение завладела вниманием Серены, и пока та с приоткрытым ртом запоминала каждую секунду этого волшебного момента, вампир внимательно следил за ней. Как холодный свет скользит по чертам лица, бликами играя с радужкой глаз, как бьется венка на белоснежной коже, как летний ветер играет с темными волосами, как в задумчивости та облизывает губы и как эльфийка на самом деле хороша собой, даже потеряв самообладание. Вампир ухмыльнулся, заметив свой внутренний интерес к загадочной персоне их отряда. — Очень… Красиво, — недолго в голосе витает растерянность, но Серена достаточно быстро приходит в себя, возвращая взгляду нахальство. — Ты всех женщин кусаешь в подобных местах?.. Ну или мужчин. Или и тех, и тех. Ну то есть… — привычная дерзость утонула в загнанном пульсе неловкости. — Я хотела сказать… Не знаю, как это работает, может как с ориентацией. Просто забудь, это мои рассуждения. Астарион с интересом наблюдает за потоком сознания Серены и едва сдерживает смех, когда девица сама себя загоняет в ловушку, неуклюже спотыкаясь о мысли, что не может держать за зубами. Это кажется забавным. — Если ты хотела узнать, нравятся ли мне женщины, то могла бы спросить прямо, — вампир подходит к одному из деревьев и усаживается наземь, продолжая следить за каждым движением девушки. Серена хмурится, недовольно косясь на вампира. Конечно, он истолковал её вопрос так, как хотел сам, но если быть до конца откровенным, это ей тоже любопытно. Но вампиру об этом знать не обязательно. — Не хотела я этого узнать! Детали чужой ориентации меня не касаются, мне просто стало любопытно, разделяют ли вампиры кровь на мужскую и женскую, есть ли у них предпочтения и всякое такое. Праздное любопытство! Я просто не встречала вампиров до тебя. Ладно, — эльфийка подошла ближе и внимательно рассмотрела Астариона. У неё совсем не было понимания, как сейчас себя вести и что нужно делать. Любой первый раз сопровождается неловкостью и не важно, впервые ты пробуешь эль, познаёшь мужчину или укус вампира. Серена опустилась на колени перед Астарионом и вопросительно посмотрела, безмолвно потребовав помощи, и мужчина откликнулся. Протянув руку, и дождавшись, когда Серена вложит в неё свою ладонь, Астарион резко потянул эльфийку на себя и повернул её спиной к груди, крепко прижав. Тишину резанул приглушенный девичий писк, вырванный неожиданностью и легким смущением плотной близости. Шея Серены аккурат оказалась возле клыков Анкунина. Астарион сделал тихий вдох, поглощая всю палитру переплетенных тонкими нитями ароматов. Волосы Серены пахли смесью зелий: что-то коричное, что-то перченое и могильно холодное, но необъяснимо притягательное, а кожа… Вампир склонился чуть ниже к шее, чтобы распробовать. Сладкая. Как сахар июньского персика и десертного вина, но пепельная, как жила драконьего сердца, как пылающий вулкан или адский огонь. В ответ на дразнящую прелюдию зрачки вампира сузились. Осторожно подхватив локоны кончиками пальцев, Астарион перекинул их на соседнее плечо, оголив белоснежную шею. Серена замерла в томительном ожидании, не обращая внимания на то, каким напряженным остается тело, словно оно готовилось… К сопротивлению. — Расслабься, — руки Астариона медленно скользят по плечам девушки, призывая к повиновению. — Если послушаешься, возможно, тебе даже понравится. Обещаю, я не убью тебя. Недолго поколебавшись, Серена внимает просьбе (или приказу?) и расслабляется, позволяя себе утонуть в руках голодного вампира. Астарион слышит, как участилось биение сердца, и покоряется стойкости крошечной эльфийки, что ни одним движением не смеет выдать страх. Но он ощущает его призрачное присутствие. Едва ощутимое, уступающее любопытству, но все же явившее себя на эту церемонию. Вампир сильнее сжимает девушку, но не для того, чтобы удержать, а из чувства собственного желания. — Умница, — слово срывается шепотом и Серена поддается чарам вампира, отводя голову в сторону. — Я никогда не забуду этот дар. Спасибо. Клыки пронзают мягкую кожу, разрывая плоть и пробираясь к вене. В ответ на боль, всё внутри скручивается в крике боли и Серена сжимает ладони в кулаки, цепляя ткань штанов Астариона. Хватка вампира крепка, и с каждой секундой тот лишь сильнее прижимает к себе жертву, насыщаясь рубиновой жидкостью. Кровь была жгучей, опаляющей внутренности, но непомерно сладкой и дурманящей: с каждым глотком Астариону хотелось лишь больше и больше, не останавливаться, испить до последней капли. Голодный, проснувшийся демон наконец нашел лазейку в своей клетке. Мгновенная вспышка боли быстро отступила, утонув в необъяснимом чувстве блаженства: набат сердца утих, каждая мышца, скованная напряжением, стала мягкой и волокнистой, а разум окутала пелена спокойствия. Серена закрыла глаза, позволяя плыть по течению новых, ярких ощущений. От жадных объятий Астариона по телу волнами побежали мурашками, и ей хотелось еще — хотелось остаться в пленительном моменте ядовитого укуса, что одурманил разум. Хотелось плыть дальше, наслаждаться минутами крепкого единения и тревожного удовлетворения. Рука вампира легла под грудь, туда, где билось сердце Серены и с каждой секундой оно становилось всё спокойнее, тише и медленнее, оставляя жизнь где-то далеко, в ином мире — злом и несправедливом, агрессивном, казалось, совсем ненастоящем, в который Серене больше не хотелось возвращаться. Её место здесь, где-то между жизнью и смертью, последней секундой гулкого удара сердца и сладкого вздоха жизни. Ощутив, как обмякло тело Серены и притих разум, Астарион остановился и вынул клыки из шеи. Он резко отвернул голову, борясь с демоном, что требует еще, требует вновь прильнуть к ране и осушить Серену, как и положено вампиру. Ладони сжимаются, а внутри — настоящий поединок между ним и теневой стороной, гадкой и звериной, неподвластной контролю. Запуганный своими же мыслями, вампир вновь приложил руку к груди Серены и прислушался. Бьется. Тихо и размеренно. Только сейчас Астарион заметил, что Серена молчаливо наблюдает за звездами, откинув голову на его плечо. Она жива. Эльф расслабляется, позволяя себе повторить за девушкой — поднять глаза к небу, чтобы созерцать столь далекие от них иные миры. Он сыт. Терзающий две сотни лет голод отступил, наконец Астарион смог заглушить несмолкаемый голос жажды, отравляющий каждый миг жизни. В одну секунду — крошечную, почти незаметную, вампир ощутил непривычное чувство теплоты и благодарности, но так сильно его испугался, что поспешил спрятаться за привычной маской холодности и безразличия. Серена помогла ему. Она правда это сделала. Доверилась ему, хотя могла выгнать или даже убить, но сейчас — лежит с ним, совершенно потерянная и слабая, вверившая свою жизнь в руки вампира. Никто прежде не делал подобного для него. Никто… Не заботился о нем. Астарион не знал, как описать испытанное, но кажется… В этом моменте он счастлив. — Подумать только, даже здесь, во снах, ты грезишь обо мне. О моих укусах, — голос Астариона меняется, насмешливые металлические ноты выдают его вторжение в голову Серены. Утомленная и ослабленная ранениями, эльфийка не предпринимает никаких действий, этот момент — её, всецело, до каждой секунды, разделенный с тем Астарионом, что навечно уснул. И она не станет делиться, устраивая сцену в сновидениях. Она устала, и здесь, в собственной крепости, хочет отдохнуть и отдаться тому, что уже никогда не повторится. — Истязаешь меня в моих же снах. Какая грязная игра, — Серена не отрывает взгляда от звезд, борясь с подступающей гнетущей темнотой неведения. Мягкий, непривычно теплый смех Астариона отзывается на её лице улыбкой. — И это ты мне говоришь о честной игре? Твой лик должен красоваться в божественном пантеоне покровителей жуликов, воров и обманщиков. Прости, милая, но такие как мы никогда не играют по правилам, — от этих слов Серена лишь шире улыбается, пряча подкравшийся румянец на щеках в сгибе локтя вампира, что по прежнему обнимает ее. Льстец. — Я знаю, чего ты добиваешься. Чувствую, как ты пытаешься улизнуть вглубь воспоминаний, чтобы вызнать местонахождение убежища, — бесхитростный план вампира трещит по швам, но тот остаётся невозмутимо спокойным. — Зря стараешься, ты ничего там не найдешь. Я научилась этому трюку еще во время заражения личинок, когда император был частым гостем в моих снах. Я не пропущу тебя дальше, чем это воспоминание, ты только тратишь силы. — Этакая прозорливость, — пронзающий холод уколом отдается в сердце ослабленной эльфийки. — Но я — не император, и я всё же попробую. Если ты конечно сама не жаждешь рассказать мне о том, чего я так желаю. — Ты о могуществе? — невинный голосок лишь с виду такой, на самом деле в нём яд и ледяная сталь. — Не знаю, быть может стоит поискать другие скверные ритуалы, что вознесут тебя выше богов? Тут я плохой советчик, сам же сказал, я — покровительница воров и шарлатанов, а не зазнавшихся и жадных до величия вампиренышей. Это удивительно, они по прежнему лежат в объятиях друг друга, но холод, что сквозит в разговоре сравним разве что с самыми далекими уголками этого мира. Изнуряющая игра доставляет им удовольствие? Астарион недовольно закатывает глаза, но уже через секунду скользит ладонью по мягкой и сочной груди путницы, заключенной в объятия. — Какое остроумие, Серена. Твой характер стал ещё сквернее прежнего, — девчонка перехватывает руку и откидывает в сторону. — Сочту это за комплимент. — Быть может подскажешь, где тебя искать? Ты так быстро сбежала, а мне казалось, мы хорошо проводим время вместе, — Астарион не успокаивается. Легкий толчок и Серена лежит плашмя лицом вниз. Она не успевает вывернуться, как вампир быстро поворачивает её на спину, нависая сверху, демонстрируя свою силу и язвительную ухмылку. Эльфийка принимает эту игру, раздвигая ноги и пуская Анкунина ближе. — Вот именно, что казалось. Это было частью хитрого плана. — Врушка, — Астарион склоняется для поцелуя, но девчонка отворачивается, не желая принимать грубые ласки бывшего возлюбленного. В ответ вампир нетерпеливо хватает Серену за подбородок и поворачивает к себе, удерживая, не позволяя отвернуться. — Ты бежала в спешке и улизнула в самый последний момент. В следующий раз тебе это не удастся. Серена, взбудораженная гневом, хватает Астариона в ответ, также — за подбородок и сжимает из всех сил, которых осталось немного. — Следующего раза не будет. До чего дерзко! Астарион лишь сильнее ухмыляется. Он знает, что это ложь. И она тоже. Ширма, за которой прячется нечто иное, зловещее, но притягательное, зовущее на свою сторону, от чего сложно отказаться, вкусив лишь раз. — Ну, и где же ты спряталась, моя любовь? Я знаю, не смотря на зловещий шарм, у тебя много друзей, — Астарион опускает подбородок, но не двигается, продолжая хищно висеть над Сереной, наблюдая за каждым изменением в лице. — Птичка Шедоухарт спрятала тебя? Или Карлах предоставила убежище в аду? А может… — вампир презрительно ухмыляется. — Безответно влюбленный Гейл? Восхищаюсь его наивностью. Уповать на твоё расположение, прекрасно зная, что сердце, душа и тело принадлежат другому. Мне, — он едко смеется, но продолжает внимательно следить за реакцией Серены. Выдаст ли себя? Съест наживку? Даст ему подсказку? Но лицо эльфийки озаряет лишь гримаса отвращения. Девчонка отталкивает от себя вампира и выскальзывает, быстро поднимаясь на ноги. Астарион остается на земле, вальяжно раскидываясь на мягкой траве. Он зловеще улыбается. — Моё сердце, тело и душа были твоими ровно до того момента, пока ты не вознамерился обратить меня. Отныне я принадлежу лишь себе, и знаешь, быть может Гейл заслуживает моего расположения больше, чем ты. Мне бы следовало его навестить, как считаешь? — Серена выплевывает это, словно смертельный яд, и стрела находит свою цель. Астарион подскакивает, делая несколько резких шагов, но эльфийка держит дистанцию, не позволяя стать ближе. Он зол, в лице не осталось прежней веселости или насмешки. Только гнев. Нетерпение. И желание. В эту минуту насмешливо улыбается уже Серена. Расставленные сети заманили хищника в ловушку — сбить его с толку, запутать, внушить гадкую мысль, что не даст покоя и отвлечет от истины. — Я найду тебя. Продолжу преследовать, обещаю, — не вызов, не азартная игра. Настоящая угроза, что должна запугать, но Серене не страшно. Ей удавалось обыгрывать вампира столько раз, и ничего не изменится. Пусть у него сила, власть и могущество, но с ней… Всё та же хитрость, обман и неукротимая жажда жизни. — А я продолжу убегать, обещаю, — они недолго стоят в молчании, не отводя глаз друг от друга. Некогда союзники стали злейшими врагами друг для друга и эта игра, что они затеяли, продолжалась, ведь никто не был готов останавливаться. Иначе… Если не так, то как могут быть вместе? Он не примет отказа в обращении, но стоит Серене подчиниться — навсегда станет презренной. А она ни за что не расстанется со свободой, но никогда не пожелает быть забытой, не захочет остаться призраком бурного прошлого. — Я не ожидал иного, — он улыбается. Открыто, честно, с восхищением. И Серена отвечает тем же, позволяя на секунду быть настоящей. Но улыбка также скоро исчезает, уступая место угрожающему тону и суровости. — Больше не смей вторгаться в мои воспоминания и сны. Они — только мои. Не очерняй их своим темным присутствием. — Приказываешь мне? — вампир смотрит с вызовом. Но оказывается безоружным, когда Серена произносит последнее слово, прежде чем проснуться. — Нет. Прошу.***
Лучи солнечного света пронзали своей яркостью и заполняли пространство комнаты теплом. Глаза, не привыкшие к освещению, болезненно слезились и Серена прикрыла лицо ладошкой, оставляя себе несколько минут, чтобы привыкнуть к обстановке. Остатки полудрема развеял сердитый голос: — Ты не должна была здесь появляться, — от неожиданности эльфийка вздрогнула и повернулась в сторону, откуда шёл звук. На дубовом комоде, темно-коричневого цвета, кое-где покоцанного, но пышущего дороговизной, сидела Тара — кошка-трессим и личный фамильяр Гейла. Серена знала, что Тара не терпела её присутствия рядом с Гейлом, и прекрасно понимала, что неприязнь вызвана исключительно заботой к волшебнику. Кошка, что повадилась ловить почтовых голубей, остро ощущала терзания неразделенной любви. Если бы Серена выбрала Гейла, они бы точно подружились, но сейчас… Странница всем нутром ощущала гадкую неприязнь со стороны животного. — Я знаю, но это вышло не по моей воле, — эльфийка лениво потянулась и внезапно осознала, что тело… Совсем не болит, а рука словно и не была сломана. Гейл и вправду самый настоящий волшебник. Кошка переминулась с лапки на лапку и одним ловким прыжком приземлилась на кровать, сев на самом краешке. — Ты должна уйти, — усатая не собиралась отступать, напротив, строгим взором напирала на незваную гостью. Серена поморщилась. — Не волнуйся, я не собираюсь задерживаться. — Сегодня, — трессим недовольно покосилась и, приняв самый невозмутимый вид, начала вылизывать лапку. Странное поведение кошки служило катализатором утреннего раздражения, боже, она в самом деле думает, будто Серена станет слушаться? И почему она вообще указывает? Девчонка откинула край одеяла, намеренно продемонстрировав обнажённое тело и осторожно спустила ноги на пол. Оглядевшись, Серена заметила аккуратно сложенную одежду. Она неспешно подошла к комоду и начала одеваться. Гейл, подразумевая, что его давняя подруга может скрыться без прощания, предусмотрительно оставил только длинный шелковый халат пурпурного цвета. Губы Серены дрогнули в лёгкой улыбке. — Ты продолжишь меня игнорировать? — фамильяр не спускала взора с гостьи, сопровождая ту осуждающим взглядом. — Тара, — затянув пояс, девушка обернулась к кошке. — Мне кажется, но это не твое дело, когда я уйду, ясно? Если ты думаешь, что я стану следовать чьим-то указам, то смею напомнить, с этой задачей не справился даже абсолют. — Удовлетворяешь себя чужими страданиями? — в голосе кошки упрек, неприязнь и самый настоящий симбиоз негативных эмоций, что направлены на Серену. Но эльфийка лишь пожимает плечами и упирает руки в бедра. — Хочешь пристыдить меня? Повесить вину? Я — последняя, кто поведется на подобную провокацию. Но если тебе так любопытно, Гейл — последний, кому я хочу причинять боль, — последние слова выходят неровными, искаженными раздражением и огнем нестерпимого характера. Не собираясь продолжать эту гадкую баталию, Серена направляется к двери и тянется к ручке, но Тара, взмахнув крыльями, перерезала путь и негромко шикнула. — Но именно это ты и делаешь! Делаешь ему больно! — Что ты хочешь? — Серена шикнула в ответ, слегка нависнув над животным. — Я уже сказала, что не задержусь! Мне нечего тебе больше сказать и слушать тебя больше не желаю! — эльфийка резко потянула ручку на себя. Тара поддалась натиску двери и отскочила, пропуская гостью в коридор. Окна, пущенные практически в пол, открывали невероятный вид на густой хвойный лес, устланный бархатистым и плотным мхом. Среднее окно было витражным, и солнечные лучи, проходящие сквозь насыщенные цвета, окрашивали помещение цветными бликами, придавая комнате поистине мистическую атмосферу, коей обладал и сам Гейл. Эльфийка не двигалась, только изумленно озиралась, вкушая каждый кусочек пространства, восхищаясь красотой и уютом, теплотой и… Светом. Внизу, выходя из-за двери, появился Гейл. Как и всегда, он был поглощен книгой и совсем не замечал ничего вокруг, лишь через несколько секунд волшебник ощутил пытливый взгляд Серены и повернулся в сторону лестницы, задрав голову. Мужчина тепло улыбнулся и эльфийка, поддаваясь внутренней теплоте и горящим чувствам, отвечает тем же, босоного пускаясь в бегство по лестнице, чтобы утонуть в объятиях волшебника. — Я так рада тебя видеть! — объятия Гейла мягкие и теплые, как вода океана, разогретая знойным солнцем — ласковая и бережливая, поглощающая всю без остатка. Он пахнет книгами, травянистыми зельями с корицей и Серена… Скучала по нему, правда. Хоть и знает, что ее дружеских чувств недостаточно, чтобы сделать Гейла по настоящему счастливым. — И я по тебе скучал, Серена, — сердце волшебника трепещет, он и рад видеть свою старую… Подругу. При таких странных обстоятельствах, в такую странную ночь, она всегда желанная гостья в его доме и сердце. Навеки. Гейл кладет щетинистую щеку на макушку эльфийки и незаметно вдыхает аромат ее волос: знакомый и приятный, терпкий, пряный, цветочный. Как же он рад её видеть… Насладившись минутой душевного покоя, эльфийка немного отдаляется. — Прости, что завалилась среди ночи и развалила твою библиотеку. Не знаю, как так вышло, видимо свиток сошел с ума, — Гейл распускает объятия и лениво отмахивается. — Прекрати. Я всегда рад тебя видеть, к тому же, твоей вины в этом нет, — волшебник неловко покосился куда-то в угол и перекатился с пятки на носок. — Идем позавтракаем, я заварю новый чай. Остались твои любимые лимонные бисквиты, — мужчина протянул свой локоть, ожидая, пока девушка соизволит ответить ему на аристократичный и вежливый жест. — Лимонные бисквиты? — бровь эльфийки приподнимается. — Ты что, покупаешь их на случай моего внезапного появления? — подловила? Или совпадение? Гейл остался невозмутимым, пряча свои истинные мотивы. — Серена, я правда очень тебя люблю и ценю нашу дружбу, но не считай меня одержимым. Просто мне тоже нравятся лимонные бисквиты, — волшебник посмеивается и на этот раз протягивает раскрытую ладонь. — Идём, за завтраком расскажешь, что с тобой приключилось.