Человечность - не порок

Ну вот, я родился. То есть родилась. Что сказать? Ощущения были незабываемые. Дело в том, что ребёнок, когда рождается, не сразу начинает понимать «родной язык». И вот, я, вся такая важная, значит, рождаюсь с мыслью:» Ух, я щас тут всем покажу, где раки зимуют!» И куча непонятных взрослых вокруг начинает разговаривать со мной по-китайски. Со мной. Сразу после рождения. Включая мать и отца. И, как бы, я понимаю, что ответа они не ждут, но пока я это вспомнила… в общем, не хочу хвастаться, но я почти поставила рекорд по получению памятного местного и не только аттракциона под названием «искажение Ци». Вот такая вот я целеустремлённая, да. Как ни прискорбно признаваться, но озаботиться мыслью, куда именно меня послали (уж послали так послали, между нами говоря), мне пришло в пустую головушку только родившись. В своё оправдание смею заметить, что и я, и «оператор» прекрасно понимали, что выбора у меня особо нет — не пошла бы сюда, мыкалась бы в приёмной «Службы Распределения Посмертий» ещё невесть сколько, и не факт, что хоть чего-нибудь бы дождалась. А так хоть шанс есть. Но я узнала о том, куда именно переродилась, буквально случайно — в разговоре, кажется, повитухи и моего нынешнего а-ба (папки, по местному), проскользнуло словосочетание, от которого я невольно разрыдалась — Юньмэн Цзян. И тут я резко поняла, почему меня старательно весь разговор уводили от мысли спросить, куда меня занесло — «Modao» я в своё время прочла, просмотрела и немножко в фанатское сообщество занырнула, и мне не понравилось то, что я там увидела. В кого из персонажей ни ткни, куда не плюнь — от всех с души воротит. После раскрытия большинства (даже положительных) персонажей, появлялось ощущение, что ты, будучи умирающим от жажды в пустыне, долго и упорно копал мокрую грязь в попытках раскопать источник, а выкопал болото. Нет, я понимаю, почему тётушка Мосян в гейскую сказку про простого Золушка в беде, которого спасает прекрасный принц (который сам себе белый конь), запихнула всякие интриги, но менее несочетаемо от этого произведение не выглядит. Монстр Франкенштейна какой-то. И только ГГ на фоне всего этого выглядит белым и пушистым (ещё белее и пушистее, чем его белоснежный распрекрасный принц). И, как бы, и можно всех этих несчастненьких пожалеть, но… Меня в этом произведении, правда, зацепила безумно мысль, что некоторым, сколько шансов жить с окружающими в мире не дай, им всегда мало, что, как ни оправдывай некоторых людей, они всё равно устроят такое, что всем миром не расхлебаешь… Но и здесь (о чудо!), нашёлся пресвятой ГГ, на которого это правило не распространяется! Поэтому, во время прочтения произведения, мой скепсис можно было на развес продавать. Одно хорошо: из-за имбовости «молодого господина Вэя» все мои моральные терзания на тему честности наличия у меня читерских способностей из другого мира сгинули в туман, как не бывало. В конце концов, надо же мне будет как-то справляться с долбанцой ГГ. А то есть у меня нехорошее предчувствие, кто был тот мальчик на изображении… *** Три следующих года прошли продуктивно, но не интересно. Сомневаюсь, что кто-нибудь бы заинтересовался многостраничным описанием кормлений, смены пелёнок, складыванием башенок из кубиков и всеобщей радостью от того, что я хорошо покушала и не менее хорошо это всё переварила, о чём и сообщала миру самым естественным, но не самым приятным для зрителей способом после каждой кормёжки. Но кое-что из происходящего заслуживало описания. Как зовут мою местную а-нян (матушку) и кем она приходится остальному заклинательскому миру, я узнала способом, которым бы мне не хотелось узнавать больше ничего и никогда, а именно — скандалом. День сам по себе начинался довольно мирно — я с отцом сидела на полу и пыталась складывать слова. На самом деле, кубики привычного большинству детей вида с китайскими иероглифами выглядели для меня как шаманский укур мухоморами, но я старательно запоминала иероглифы и их способ стыковки между собой — он довольно не сложен и практичен, в отличии от значений самих иероглифов. Как сказал один писатель:"Гордость — нет денег, так давай тройную фамилию». Вообще, страшнее всего в китайском (возможно, только местном) для меня оказалось не правописание иероглифов — хотя, мне всего 2 года, намучаюсь ещё — а произношение. В прошлой жизни, признаюсь честно, для меня китайский звучал всегда как парселтанг из «Гарри Поттера» — «ссссссс», «шшшшш», «вавава». Я в прошлой жизни предпочитала на всех рычать и произносить буквы так, будто гвозди забивала. А тут… моё разочарование в окружающем мире не знало пределов. Но я старалась, да. Меня даже хвалили. Однако, учитывая читерскую природу моих успехов, меня это не радовало — скорее, задевало. Но вернёмся к скандалу. Отцу сильно не нравилось, что, по непонятным ему причинам, я в 2 года сумела написать кистью «папа» и «мама», но произносила слова «как дрова рубила», по его собственному выражению (довольно меткому, надо признать), и он во время каждой игры старался подсесть ко мне и поговорить. Обо всём. Я не протестовала, но удивлялась про себя, откуда в древнем Китае взялся такой сознательный отец — и разговаривать меня он учил, и ночью ко мне он подскакивал, и ходить учил, и кормил с ложечки (как позже выяснилось, ещё и кашки сам готовил), и пелёнки менял. Я не против мужского участия в жизни детей, не подумайте! Но в реалиях древнего мира… В общем, меня сильно заботил вопрос: где мать? Она вообще жива там? Как выяснилось в тот знаменательный день — да, а-нян жива. Даже по мужикам ходит. И вот, сидим мы с отцом в комнате (пусть будет столовая — мы там ели), перебираем кубики, разговариваем о чём-то своём, и тут в комнату влетают две женщины, и одна начинает отчитывать другую. А другая, влетев в комнату с перекошенным яростью лицом, только увидев отца — сразу состроила жалобные глазки, надула губки и ударилась в слёзы в три ручья. Меня она то ли не заметила, то ли не восприняла всерьёз, но, даже не посмотрев на меня (я надеялась, что это всё же моя нынешняя маменька, потому как видела её в детстве так редко, что и лица не запомнила), она кинулась к отцу на грудь, сбивчиво шепча, что она! Просто! Зашла! Пожелать! Доброго! Утра! А эта! Эта! На неё! С кнутом! И обозвала плохим словом! Несколько раз! А она! Ничего такого! Совсем никак! Ни за что бы, когда у неё свой вон какой! И тут мой ле батя открылся мне с другой, но, к сожалению, из-за прошлой жизни не новой стороны: — Цзян-фужэнь, если моя супруга вас чем-то обидела, этот ничтожный готов понести наказание вместо неё! — Самоотверженный какой, вы посмотрите, — Однако этот ничтожный просит вас смирить свой гнев и объяснить, что плохого совершила моя добродетельная супруга? Добродетельная, ога. А то, что, судя по наспех намотанной домашней одежде Цзян-фужэнь она вломилась в супружескую спальню посреди самого интересного, как к себе домой, тебя вообще не смущает, да? — Да как ты смеешь, слуга! — Взвилась незабвенная мадам Юй, сверкая своим Цзыдянем (ну а кто бы ещё это могла быть, в самом деле), — Твоя жена бродит тут везде, как у себя дома! Смеет хватать чужие вещи без спроса! Вопиюще пренебрегает всеми приличиями, о существовании которых только узнаёт! Сколько это будет продолжаться?! — Цзян-фужэнь, что такого сделала Цансэ?! «Цансэ-санжэнь, значит? Так вот ты какая, белая полярная лисичка! Стоп, это вот это вот милашка Цансэ, мать Вэй Ина? А я как-то иначе вас себе представляла, вы знаете?» — Как «что»? Ты смеешь насмехаться надо мной?! Не рассчитывай, что, если мой муж тебе благоволит, ты и твоя зверушка можете здесь делать, что вздумается! — Мда, вроде и понятно, что хочет сказать мадам Юй, но схему построения диалога она, конечно, выбрала в корне неправильную. Эх, а я ещё слишком мелкая, чтоб помочь! С другой стороны, а стал бы меня кто-нибудь сейчас слушать? И тут в игру «отпинай хозяйку дома» включилась а-нян: — Цзян-санжэнь! Что же я вам сделала, что вы меня так ненавидите?! — О, заламывание рук и заплаканные глаза к небу подъехали, — Я лишь хотела помириться с вами, и зашла в ваши покои, только чтобы оставить подарок! Укоризна, излучаемая взглядом Цансэ, направленным на мадам Юй, ощущалась почти физически. «Стоп, она пришла не к Цзян Фэнмяню в комнату, а к его жене? Это я что, ошиблась насчёт неё? Хотя, нет уж, видят Высшие Силы, мне и в голову не могло прийти, что можно помириться с человеком, вломившись к нему в комнату, пока его там нет, даже не спросив разрешения, чтобы оставить подарок! Но это хотя бы объясняет, куда из этого развесёлого паровозика потерялся ныне здравствующий глава Цзян.» И тут я поняла, что мне напоминал весь этот цирк с конями: самая что ни на есть классическая манхва про бедную, несчастную попаданку, которая настолько необучаема, что и спустя десять лет не может выучить местный этикет, за что ей нещадно полощут мозг окружающие, которых отгоняют от «зашуганной» звезды мужики из её гарема. Блин, и вот это тоже надо было сюда пихать?! — Мне всё равно, что ты там хотела! Я не разрешала тебе заходить в свои покои! Как ты посмела?! И кроме того, моя спальня была заперта лично мной наложенной печатью 4-го уровня!!! Хочешь сказать, ты не догадалась, что тот, кто наложил такую печать на свою дверь, будет не рад непрошенным гостям?! — И ведь даже добавить нечего. — Но у нас на горе… — Сколько раз тебе повторять, что ты уже не у себя на горе!!! Пять лет прошло, как ты с неё спустилась, но ты всё ещё оправдываешь свои безумные, дикарские выходки тем, что на горе Баошань-санжэнь так не принято!!! Твоя наставница не учила тебя, как себя вести?! — Юй Цзыюань!!! — О, а кто это к нам пожаловал с таким важным видом, полным оскорблённого достоинства? Дамы и господа, позвольте вам представить: второстепенный герой этой романтической вакханалии, нежный и тихий любитель скандалить с женой, Цзян Фэнмянь собственной деловой персоной! Ну-ка, ну-ка, а вы чем меня порадуете? — Почему ты кричишь на всю Пристань Лотоса с самого утра? — А, то есть вся Пристань слышала, почему она кричит, один ты, бедочка, не в курсе. Бедный, несчастный глава великого заклинательского ордена, которому так не повезло с женой — вот всем в Юнмэне рассказала, почему кричит, одному ему забыла. — И почему Цансэ в слезах? — А, то есть, её тебе жалко?! — Мадам, ну вы же себя сейчас сами и утопите окончательно, — Как ты можешь, Фэнмянь?! Да что в этой невоспитанной девице такого, чего нет во мне?! — Актёрского таланта. — Она творит такое, а ты ей потакаешь?! — Жена, как бы сложно Цансэ не давались правила внешнего мира, сейчас себя невоспитанно повела именно ты, — с абсолютной уверенностью в своей правоте выдал этот фрукт. А, то есть, если бы к тебе вломился в комнату неприятный тебе мужик под предлогом того, что он «старый друг» твоей жены, и вам, по его авторитетному мнению, стоило бы поладить, ты бы обрадовался, да? — Кроме того, что такого сделала Цансэ? — Сам того не подозревая, Цзян Фэнмянь нажал на кнопку ядерного чемоданчика. — Что?! А она до сих пор недостаточно натворила?! — От мадам можно было свечи зажигать, — А как же вчерашнее происшествие? Ты о нём уже забыл?! Странно, ведь в нём участвовала твоя обожаемая Цансэ! — Это был несчастный случай! — Как бы не так! Она сломала твой духовный меч! Даже её муж не спустил ей этого с рук, но не ты! А ведь послезавтра совет кланов! Что о нас подумают, если увидят, что ты явился туда без меча?! — Эта санжэнь отвезёт главу Цзян на своём мече! — Радостно подскочила а-нян к самому носу мадам Цзян. Ой, дураааааа… — Я тебе отвезу! Уже мнишь, что заняла моё место?! — Цзян-фужэнь! — Цзыюань! Почему вы двое вечно одёргиваете только мадам? — А что?! Разве прилично женатому заклинателю летать на мече чужой жены?! — Я буду очень рад, если моя супруга отвезёт меня сама, — попытка неплохая, но этого явно маловато будет после всего, что уже случилось. — Ха! К чему это мне? Чтобы ты и дальше прощал выходки Цансэ-санжэнь? — Гордо фыркнула мадам, тактически отступая с поля боя, — Я надеюсь, ты соизволишь пообедать со мной и А-Ли сегодня? — Непременно, — глава Цзян явно лучше меня знал, куда бить. Мадам фыркнула и ушла, вздёрнув нос. А она не протестовала против обращения по фамилии мужа. Что же у них случилось? — Прошу прощения за жену, — смущённо пробормотал глава ордена, — когда я предлагал вам помириться, я и подумать не мог, что всё так обернётся! Ну ты ещё ручками разведи для полноты образа. А вот кстати, чья же всё-таки это была светлая идея — взломать чужую комнату, чтоб пролезть туда с подарком? — Мне действительно стоило спросить, — покаялась Цансэ. Всё равно непонятно. Учитывая, каким человеком был её сын в произведении (с сюрпризами то есть), да и она сама… Так что же тебе надо было спросить? Да — да, неразумно судить по одному случаю, но фамильная безбашенность прослеживается уже сейчас. Наконец-то взрослые раскланялись и белый лотос Цзян изволил красиво свалить из наших грешных жизней. Я только собралась подойти с вопросами (фиг с ней, с конспирацией этой, я же не засну без ответов), как дражайший а-ба взял инициативу на себя: — Цансэ! Что ты творишь?! Я же просил вести себя тихо! Ты только вчера так крупно проштрафилась, а уже новые неприятности нам на головы нашла! А хороший батя муж всё-таки — и проблемы, созданные а-нян, у него «наши», и при всей любви к жене, к порядку её пытается призвать… — Но это не я! — Возмутилась маменька. А кто? — Ты же не веришь, что такое слабое воздействие моей Ци могло сломать столь древний меч?! Я следила за всплесками своей духовной силы, и никаких её колебаний на тот момент не было! Моя энергия вообще была абсолютно спокойна! А подложить подарок с запиской в комнату Цзян-фужэнь вообще была идея Фэнмяня! О, какие пироги. С заклинателями. А я вот догадывалась, что у китайцев своё понимание «тихого и доброжелательного» человека. Теперь, вон, и подтверждение имеется. — Я тебе верю, — серьёзно кивнул Чанцзэ, обнимая жену, — но что твои, что мои слова вряд ли убедят Юй Цзыюань. — И что же нам делать? — с мокрыми глазами спросила Цансэ. — Кажется, нам стоит покинуть Юньмэн, — с грустью в голосе отозвался её муж, — потому что спокойно жить нам здесь точно не дадут. Ещё бы, с такими-то подробностями. — Не плачь, любовь моя, — отец погладил а-нян по голове, прижав её к себе, — мы что-нибудь придумаем. Мы оба сильные и умелые заклинатели; Нам нет нужды переживать, что мы не прокормим себя и детей, равно как и о том, что мы не сможем их всему научить сами. — Хорошо, — улыбнулась мать, — я тебе доверяю. — Тогда я схожу обсудить наш уход с главой Цзян, — кивнул отец и ушёл. И, как только он повернулся к а-нян спиной, её лицо мгновенно исказилось злобой, а после того, как за ним захлопнулась дверь, забытая мной и отцом после еды на столе чашка была брошена на пол, и разлетелась после удара. Хорошо, что мне хватило мозгов всё это время прикидываться увлечённой кубиками. — Уйти?! Мне?! Ни за что! Я столько усилий приложила, чтобы влюбить в себя этого дурачка Цзяна! И мне теперь снова спать под кустами и кланяться всяким немытым крестьянам за их чёрствый чёрный хлеб?! Ещё и постоянно рискуя для этого жизнью?! Я ученица самой Баошань-санжэнь! Кто может быть достойнее места госпожи великого Ордена, чем я?! Неужели эта тупая бешенная псина Цзыюань, все достоинства которой заключаются только в родстве с хитрым и везучим человеком?! Она даже этого легковерного Цзяна очаровать оказалась не в состоянии, пришлось её брату вмешиваться, чтоб у неё хоть какой-то шанс на личную жизнь был! — Эмоции схлынули, и маменька обратила свой взор на меня. «Предупреждение: Вас заметили» — Дочь, чем ты занимаешься? Не пались, что поняла гораздо больше, чем могла бы без памяти о прошлой жизни, не пались… — Дочь, ты оглохла? — с милой улыбкой пощёлкала у меня перед лицом пальцами Цансэ. — Да, а-нян? — я вздрогнула (надеюсь, натурально) и с виноватым лицом посмотрела на это создание передо мной, — Эта дочь увлеклась и не слышала… — Ах, ничего, твоя а-нян рада, что тебе было интересно, — с милой улыбкой проворковала Цансэ. Сама бы не слышала всё то, что она несла только что — не поверила бы. О нет, я, кажется, знаю, что сейчас будет и зачем я ей так скоро понадобилась. — Твой а-ба покормил тебя? — Да, а-нян! — Хорошо, а в ходьбе ты сегодня практиковалась? — Да, я сама пришла сюда сегодня! — Вот молодец! А нравиться тебе в нашем доме? — Нет! — шок на лице Цансэ был бесценен. Да, я это нарочно. — Почему?! — Лестница, ведущая к этой комнате, слишком крутая, — пожаловалась я. — Я три раза чуть не упала! — Ха-ха, вот как? — улыбка на лице маменьки была такой перекошенной, что никого бы не обманула сейчас, — Но лестницу можно и поправить… — Да? — Я сделала вид, что задумалась. Дразнить её было забавно, — Тогда нравится! — Только вот, знаешь… Нашему а-ба сильно не нравится наш дом, — расстроенно сообщила мне Цансэ с таким видом, словно делилась не этим, а тем, что её заявлению в духе:"Земля круглая», не поверили. — И он хочет, чтобы мы его бросили и ушли бродить по Поднебесной! Представляешь? — Нет, не представляю, — серьёзно кивнула я. Хотя моя фраза и относилась к тому, что я в целом вообще плохо представляла себе жизнь бродячего заклинателя, а-нян я благоразумно решила не просвещать об этом сейчас, а в идеале — вообще никогда. — Твоя а-нян так рада, что ты её понимаешь! — Возликовала Цансэ, — Но… Твой а-ба, он… не слушает меня в этом вопросе, — о, и даже слезу пустила. Тебе бы в Грушевом Саду выступать, а-нян, бешенные деньги бы зарабатывала, — Ты не могла бы его убедить вместо меня? — Но, а-нян, как же эта дочь сможет убедить а-ба, если ты не смогла? — И глаза почестнее. — О, твоя а-нян лишь просит тебя сделать, что можешь, — улыбнулась Цансэ, — просто спроси отца, ладно? — Да, а-нян.