───── ◉ ─────
Уже на следующее утро одна из патрулирующих канареек сообщает о нарушителе. «Тот же, кто был на станции» говорит Птичник, и Мукуро откладывает в сторону скудный завтрак. Джи-Джи хихикает себе под нос, предвкушая кровопролитие, но оказывается отдернут: — Разберусь сам. Не стоит привлекать внимание так рано. Подозрение закрадывается в голову Мукуро, пока он идёт к центральным воротам в парк. Какой шпион полезет в парадный вход? И, если это штурм в лоб, какой мафиози будет вести себя так тихо? Если на поезде был враг, то почему не поймал их прямо в вагоне, когда все были в одном замкнутом пространстве? Почему просто не взорвать весь поезд целиком? Не первый раз для Вонголы, в конце концов. Всё вопросы отпадают, стоит ему свернуть на главную аллею парка. Мукуро не нужно приглядываться, чтобы разглядеть в конце дороги высокого мужчину с уже знакомой растрепанной шевелюрой и неловкой улыбкой. Стоит их взглядам встретиться, как тот машет над головой; его ладонь поднимается высоко над двухметровым проржавевшим забором. Странное жжение охватывает грудь Мукуро. Простой жест, который он постоянно видел чужими глазами на улицах, никогда прежде не был обращен к нему настоящему. — Замка, вообще-то, нет. Или не можешь справиться со щеколдой? — с показушным безразличием интересуется Мукуро, приближаясь к воротам. Ёши качает головой. С его губ не сходит слегка смущенная, но дружелюбная улыбка. — Не хотел вламываться на территорию без разрешения хозяина. — У тебя какая-то избирательная память. Я ведь сказал не ходить сюда. — Да, но я тут смотрел новости и забеспокоился. Можно с тобой поговорить? — Мы разговариваем. Редкие прутья черного забора очень похожи на тюремную решётку. Светлое и спокойное лицо Ёши сквозь неё выглядит несуразно. Встреть Мукуро его в тюрьме, то даже не стал бы обсуждать вступление в банду — при всех признаках мафиози, ему почему-то очевидно, что этот парень мухи не обидит и будет только обузой. Их разница в возрасте не имеет значения; важен лишь опыт, и относительно этого параметра в глазах Мукуро собеседник выглядит как наивный ребёнок. Мукуро не видел таких людей вживую уже много лет. Мукуро не уверен, что вообще видел таких вживую. — Да, но это немного неудобно… Хватаясь за ручку забора, он вспоминает слова Птичника о том, что пришел тот же человек, который ехал с ними на поезде из Токио. Вчера они предположили, что там был мафиози, но, смотря на него вблизи, Рокудо уже не так уверен. Да, у него довольно мощное телосложение и есть эта «мафиозная» выправка, на которую дети Неаполя насмотрелись сполна. Но для Мукуро на первом месте всегда было собственное чутье, и оно не видит никаких намёков на обман в речи, никаких признаков пламени: странный парень абсолютно безоружен и не ведёт себя, как человек, живущий на острие лезвия. Поэтому Мукуро пропускает его на территорию Кокуе, отшагнув с дороги. Хоть он и не видит очевидной опасности, сама настойчивость Ёши в возвращении сюда — уже подозрительно. А если что-то находится под сомнением, лучше не спускать с этого глаз, чтобы успеть защитить себя. Стараясь увести странного парня от центрального здания, Рокудо приводит его в заброшенный дендрарий неподалеку от входа. В отличие от разваливающихся строений, сад из деревьев загубить было тяжело, и это место осталось почти таким же, как прежде. Рука Ёши дёргается по направлению к камере, но он вовремя останавливается, словно вспоминая о причине своего прибытия сюда. На его лице мелькает неуверенность. Руки, покрытые мелкими шрамами и ожогами, беспокойно играют с краем толстовки. В конце концов, он говорит: — Я забыл твое имя. — Я его не называл, — отвечает подросток, заставляя Ёши замяться. — Точно… После нашей встречи я не мог уснуть всю ночь, — признается тот. — Столько вопросов и ни одного ответа. Что ты тут делаешь? Почему тут? Это не очень безопасно. Где твои родители? У тебя ведь есть место, куда можно уйти на ночь или ты здесь весь день? Что произошло? Как давно ты здесь? Сколько тебе лет? Я ни разу не видел этой школьной формы в Намимори. Хотя, если честно, я учился в Европе последние годы, так что мог пропустить… С каждым словом Мукуро чувствует, как у него усиливается мигрень. Он останавливается на небольшом выступе, чтобы смотреть сверху вниз. Старая привычка, позволяющая держать обстановку под контролем, вызывает у него дополнительный неприятный зуд под затылком, словно он загоняет в тупик безобидного зверька. Зверёк пялится на него большими глазами, не догадываясь, что в любую секунду может умереть, а он не уверен, что лучше сделать — пустить на мясо или смастерить чучело? Осознание приходит к Мукуро новой волной головной боли: вопросы Ёши звучат словно из другого мира, далёкого от его жизни, и он понятия не имеет, что с этим делать. — Слишком много слов, — с притворной усмешкой качает головой он. — С какой стати я должен тебе отвечать? — Если бы ты рассказал больше, то у меня была бы возможность помочь. — Мне не нужна помощь. На лице Ёши не дёргается ни одна мышца. Он не строит иллюзий по поводу характера собеседника. Чего ещё ожидать от бродяжного подростка? Само собой, его гордость легко задеть. Поэтому он терпеливо соглашается: — Не нужна. Но ты можешь хотеть чего-то, верно? — И каким образом это тебя касается? — Я ведь теперь знаю, что ты здесь, значит, это в каком-то роде моя ответственность. Я не могу просто уйти. Если с тобой что-нибудь случится, это будет моя вина. Мукуро непонимающе хмурится: — Почему это будет твоя вина? — Бездействие — все равно, что соучастие. Он смеётся — «какой же идиот», — и его плечи теряют прежнее напряжение. — Должно быть, тяжело жить с такой тупой позицией, — посмеивается Рокудо, подходя чуть ближе. Одной короткой фразой собеседник опустился в его глазах до уровня несмышленого ребёнка. — До двадцати трех, вроде, дожил. Пренебрежительный подход, напротив, не вызывает раздражения у Ёши; всё же, для него гораздо важнее наладить контакт. Даже если для этого нужно побыть посмешищем. Развеселенный подросток трясёт головой: — Каким-то чудом, не меньше. Там, откуда я родом, ты бы и дня не продержался. — Откуда ты родом? — Не скажу. — Но не из Японии? — По мне незаметно? — смеётся Мукуро, сверкая разноцветными глазами, горящими так ярко на фоне бледной кожи. Ёши пожимает плечами: — Здесь много мигрантов последнее время. Даже в нашем Намимори. Уголки губ Мукуро на мгновенье дергаются вниз. — Откуда едут? — Не знаю, я же давно тут не был. Из Европы, наверно. Со стороны не разобрать, — непринуждённо отвечает парень, тут же склоняя голову на бок: — Так все же, как давно ты здесь? — Недавно. Чем занимаются приезжие? — Понятия не имею. Я ведь только вчера приехал, откуда мне знать. Но в магазинах мы уже сталкивались несколько раз. Мукуро охватывает беспокойство. Прошлым днем он захватил тело какой-то пожилой женщины и посетил магазин на окраине, чтобы не привлекать внимание. Даже не смог взять больше еды на всех. Но, кажется, ему стоило быть ещё осторожнее: если в городе так много мафии, то могут быть и сильные противники. — Где твои родители? — спрашивает Ёши, выдергивая его из размышлений. — Мертвы. — Прости за вопрос. Мне очень жаль. — Не стоит, это я их убил. Печальное выражение лица Ёши каменеет на то время, что разум осмысливает услышанное. Мукуро пристально следит за тем, как шестерёнки двигаются под его черепом, стараясь обработать полученную информацию — то губа дернется, то бровь, выдавая напряжение. Через полминуты он всё-таки выдыхает, нервно потирая шею, и с небольшим укором говорит: — Не стоит так шутить. Кто-то может и не понять юмора. — Я и не шутил. — Ты не похож на убийцу. В точности отзеркаливая его предыдущие действия, Мукуро застывает. С каждым новым словом собеседник бьет рекорды по идиотизму. Казалось бы: куда дальше? А нет, есть куда. — Вот как? — тихо усмехается Рокудо. — Да, — кивает Ёши. Его бледные губы поджимаются, когда он упрямо поднимает подбородок, словно демонстрируя свою уверенность. — Но тебе нужно быть осторожнее здесь. Я видел репортаж ночью и, знаешь, у нас хоть и одна из самых безопасных стран, а все ещё существуют разные бандиты. Вроде якудза. — Я не боюсь каких-то якудза. Всю жизнь нахожусь рядом с подобными отбросами. — Уличная шпана и организованные бандитские группировки — это разные вещи. — Я ничего про «шпану» и не говорил. — Само собой, — говорит Ёши с голосом таким снисходительным, будто он подыгрывает фантазиям ребёнка. — Но мне бы очень не хотелось видеть новости о тебе, как об очередной жертве картеля. И я не хочу идти в полицию, пока не разберусь в ситуации лучше. Мукуро тщетно пытается найти хотя бы ноту фальши и неискренности. Никто не видит людей насквозь лучше, чем он; это то, чему он учился с раннего детства. Поэтому, если он не видит обмана, то, должно быть, его нет. Но с чего вдруг незнакомцу так переживать за него? — Считай, что я официально снимаю с тебя ответственность за всё, что со мной произойдёт. Проваливай и спи спокойно. Парень взмахивает руками, упрямо повторяя: — Не могу, пока не буду знать, что ты в порядке! Мукуро думает, что эту настойчивость бы да в правильное русло. Ему бы пригодился настолько дотошный союзник. В конце концов, он вздыхает: — Хорошо. Если нужно чем-то успокоить совесть, можешь принести мне еды. Только если решился, то тащи много, чтоб хватило прокормить армию. — Настолько проголодался? — мягко усмехается Ёши. — Ага, считай, что я ем за десятерых.───── ◉ ─────
Вернувшись в кинотеатр, Мукуро в первую очередь слышит крики. Его голова и без того раскалывается от всего происходящего, а громкие звуки лишь усиливают боль. — Закончили! — рявкает он. Кен отпускает ворот пиджака Дзи-Дзи, и тощее тело с грохотом падает на пол. Стоит его вниманию переключиться на Мукуро, как Джи-Джи хватает брата за предплечья и волочит по полу в соседнюю комнату. — А ну стоять! — пытается поймать их Джошима, но дверь захлопывается у него перед носом. Он недовольно рычит, вынимая львиную челюсть. — Чёртовы выродки. — Рассказывай. — Да что тут рассказывать? Только дед выходит за дверь — у этих головы срывает. Стены царапают. Еду таскают. У четырехглазого, вон, украли яд. Кен подходит к одному из перевернутых шкафов и поднимает закатившийся под него флакон. Маленький, пластиковый, с толстыми стенками и эмблемой Эстранео на крышке. Таких осталось совсем мало, и они все принадлежали Чикусе. — С чего вдруг? Он же не подходит их типу боя. — Пойди пойми этих выродков, — недовольно ворчит Кен, проверяя цельность флакона. — Наверно, кислота закончилось. Вот и решили стащить самое похожее. Мукуро тяжело вздыхает. Не то, чтобы он рассчитывал на беззаботную жизнь бандой, но, кажется, количество проблем увеличивается в геометрической прогрессии. — Верни это Чикусе и собери всех в главном зале. Есть о чем поговорить. Когда вся банда оказывается перед ним, Мукуро с хмурым видом облокачивается на колени, сплетая пальцы в замок. Его алый диван стоит на небольшой сцене, поэтому, даже сидя, он смотрит на всех сверху вниз. С гордым видом он начинает: — В Намимори уже полно мафии. Нам нужно позаботиться о безопасности территории и приступать к плану немедленно, иначе они что-нибудь заподозрят. Говорят, что главное в плане — чётко видеть реалистичную цель, но для Мукуро, которому любая цель — «дело пары недель», планирование всегда занимает особую позицию. После первых набросков он откладывает в сторону бумагу, созданную пламенем Тумана. Ещё раз пробегает взглядом по сообщникам. Снова подносит бумагу к лицу и читает. Задумчиво хмурится. Слегка ведёт в воздухе пальцем, корректируя написанное под свои замыслы. Откладывает её в сторону. Это повторяется несколько раз, пока все терпеливо ждут его указаний. Никто ещё не понимает, что это их последний спокойный день за долгое время, а потому Мукуро может заниматься планированием в полной тишине, расставляя свои пешки по шахматной доске.───── ◉ ─────
Небо над Кокуе Лендом окрашивается в грязно-серый цвет мокрого асфальта. На таком мерзком фоне даже лиловый закат, градиентом понимающийся от острых верхушке деревьев, становится тусклым и неприятным. Ветер раскачивает ржавые качели, и они со скрипом переваливаются на другую сторону, глухо ударяясь об землю. Мукуро морщится. Резкий звук заставляет его снова потерять концентрацию. Как только это происходит, все его органы чувств переполняет ощущениями. Влажные листья неприятно мнутся под волосами. Тонкие поломанные палки колют плечи и поясницу. Холодный ветер заставляет кожу покрываться мурашками. Слух тут же улавливает шорох мелких грызунов неподалеку. Заброшенная территория была отвоевана природой, а та неспособна оставаться тихой, как и любой живой организм. Устало потерев лицо, Мукуро жмурится крепче и снова старается оказаться в тишине и покое. Если бы кто-то увидел его со стороны, то, скорее всего, разволновался бы — много ли причин для того, чтобы лежать на земле в лесу, если это не потеря сознания? Да Мукуро и сам понимает, как странно выглядит. Но навык, приобретённый ещё в стенах тюрьмы, в крошечной бетонной камере, оказался настолько сподручным, что отказываться от него просто нелепо. Когда наконец-то его разум вновь покрывается мутной пеленой, отсекающей любые раздражители, в него проникают звуки иного типа. Сердцебиение. Тихий свист дыхания. Бурление текущей по жилам крови. Если очень постараться, можно распознать даже треск пламени, скрытого в глубине души. Тонкая дымка Тумана неразличима человеческому глазу. Оттого подчинённые его боятся: они понятия не имеют, каким образом Мукуро известно абсолютно всё, что происходит вокруг. Нет ничего страшнее, чем неизвестность. Быстрый ритмичный грохот сердца Кена сам собой притягивает внимание, и Рокудо не сопротивляется, позволяя туману растянуться в том направлении. У тумана нет глаз, лишь густая мгла. Все образы в нем — очертания тел, прозрачным пятном выделяющиеся на однотонно-фиолетовом фоне, все звуки — колебания на ровной глади, нарушающие покой. Когда Кен в очередной раз рявкает на Дзи-Дзи, туман дрожит вокруг него особо сильно. Его речь распознать легче всего — короткие простые слова, никаких сложных конструкций. «Или работайте, или катитесь отсюда». Движения близнецов нечеловечески быстрые. Их силуэты в тумане отражаются как нечеткие пятна, стремительно меняющие форму и положение относительно остальных вещей. Они отвечают что-то Кену, но так тихо и шипяще, что это невозможно распознать. Тот поднимает что-то продолговатое и железное — молоток? — с земли и замахивается. Сидящий ближе всего Дзи-Дзи рефлекторно отскакивает в сторону. Мукуро едва ни усмехается, но вовремя отдергивает себя, сохраняя концентрацию. Он-то знает, что это было лишь запугивание. Когда он впервые встретил Кена лицом к лицу после резни, тот пугливо юркнул за спину Чикусы, едва заметив трупы. Бессмысленные избиения — совсем не его метод разрешения конфликтов. Убедившись, что работа по починке забора хоть немного двигается, Мукуро выслеживает сердцебиение Чикусы. Хорошо знакомые люди всегда обнаруживаются быстрее. «Если не сработает, я посажу твоих питомцев на цепь». «Тебя же первого убьют, когда сорвутся». Очередные угрозы поднимают настроение Рокудо ещё сильнее. В дендрарии, который он заприметил, Птичник и Какимото собрались вокруг низкого навеса. Он располагается между несколькими кусками, почти вплотную к земле. Через туман трудно разобрать, что под ним находится, но Мукуро и без того известны их планы. Нет места лучше, чтобы скрыть ядовитые растения, чем локальный сад под боком. Вязкая дымка Тумана продолжает свой путь, пока Мукуро дрожит на ветру. Когда буйная природа начинает тревожить его концентрацию, он лишь раздражается, отказываясь проигрывать. Его помутненный рассудок на секунду начинает искать единственную девушку на территории, пока не понимает, что она, должно быть, уже ушла исполнять приказ. Тогда он отправляется на поиски последнего члена банды и быстро приходит в ступор. На территории Кокуе находится неизвестное сердцебиение, и это другое — новое — кардинально отличается от всего, что он прежде чувствовал. На мгновенье Мукуро теряется. В Виндиче он чувствовал существ разного толка: людей с пламенем, людей без пламени, созданий, потерявших всё человеческое, и тех, кто никогда не имел этого. Коротая дни в бетонной комнате, он изучал и запоминал всё, что может пригодиться ему после побега. Так что он совсем не ожидал столкнуться с чем-то неизведанным за пределами обители всех выродков. Новое пятно на его растянутом полотне тумана не имеет чётких границ. Оно большое, вытянутое, но его края постоянно меняют форму, кривятся, то растягиваясь, то сужаясь, словно оно излучает радиацию. Когда ему попадается человек с мощным пламенем, как это было с Джаггером, пламя таится в границах его тела, где-то внутри, лишь изредка подходя к краю, но никогда не касаясь тумана напрямую. Мукуро уверен, что понял бы, если бы почувствовал пламя, и это не оно. Неизвестность — самая пугающая вещь не только для его врагов и сообщников. Мукуро подскакивает с земли. Резкая смена положения заставляет мир в его глазах кружиться и мутнеть. Покачиваясь, он ускоряет неровный шаг, что быстро переходит в бег. Подозрение закрадывается в голову подростка ещё в пути. Предчувствие того, что он уже знает этого человека, неприятно щекочет затылок. М.М. ещё не вернулась, но он догадывается, какой результат принесёт её вылазка в город. — Что происходит? — низким — едва-едва сломавшимся — голосом спрашивает Рокудо, и оба мужчины уставляются на него. Лицо Ланчии застывает в безэмоциональном состоянии, но где-то внизу, под этой маской, проскальзывает ужас. Сцены бессмысленного кровопролития не прошли бесследно. Его взгляд нервно бегает от внезапно объявившегося подростка к новому знакомому, словно стараясь решить, как спасти ситуацию. А Ёши не видит этого, ведь его глаза прикованы только к одному человеку, и это не Ланчия. Совсем как в их первую встречу, парень выделяется в этом месте, как чужеродный объект. Даже серое небо, окрашивающее все в грязные тона, решило обойти стороной его волосы, и теперь на этом тусклом фоне они были зажженным посреди ночи костром, привлекающим всех живых существ подойти поближе и погреться. Ланчия открывает рот, чтобы сообщить о постороннем, но его опережает взволнованный Еши: — Ты знаешь этого человека? Губы Мукуро дергаются, едва не искривляясь в ухмылке. Теперь, оказавшись здесь, он снова обрел контроль и видит ситуацию насквозь. — Понятия не имею, кто это. — А он говорит, что вы знакомы, — хмурится Ёши, и его строгий взгляд, направленный на Ланчию, кажется, пытается спугнуть его как можно дальше. — Я вызову полицию, если вы не прекратите… Дальнейшие его слова проходят мимо ушей Мукуро, который отчаянно старается не расхохотаться вслух, пока это желание подкатывает к его горлу короткими спазмами; не то смех, не то тошнота. Картинка, полученная его глазами, накладывается на картинку, разведанную с помощью Тумана. Сначала они расплываются, отказываясь соприкасаться краями, конфликтуя, но чем больше Мукуро смотрит на отчитывающего Ланчию молодого человека, тем быстрее они становятся единым целым. Мукуро думает, что он потерял рассудок, если не заметил этого сразу. Дело не в откровенной фальши или злостном умысле, но в деталях. Во время спора его рука лежит на ремне, готовясь скользнуть к привычной кобуре. Когда щеки заливает смущенный румянец, а голова опускается в неформальном поклоне, его спина не сгибается ни на миллиметр, даже лопатки остаются сведены вместе, словно он не кланялся годами. Он говорит о полиции уже в который раз, но никогда не берет в руки телефон, как это делают гражданские, угрожая. Мукуро смотрит на высокого парня перед собой, и ему кажется, что сияние, увиденное прежде, разгорается прямо под его тонкой кожей. То ли маяк, приказывающий обойти его стороной на большой дистанции, то ли рыба-удильщик, заманивающая в ловушку.