Алюминиевые огурцы

      Минхо надеялся, что умрет в тот день.       Но у Тайны были другие планы.       Он был на грани жизни и смерти, когда перед закрытыми веками стало мелькать синее свечение. Призрачное, замутненное полумертвым сознанием. Его медленно вытягивали из лап Смерти, возвращая в родное тело. Обожженные легкие тяжело вобрали спертый воздух. Смог осел в организме, заставив закашляться. Минхо ощутил нечто тяжелое на лице. В это нечто ударялись дыхание и кашель, возвращались обратно, согревая кожу.       У него хватило сил раскрыть глаза, и тут же синее свечение испарилось. Мутное заржавевшее небо грузно приветствовало его. Закружилась голова. Кажется, на него была надета маска. Минхо совершенно не помнил, как попал в передрягу и каким образом чуть не умер. Кажется, его спасли.       В поле замутненного зрения показалась лисья морда. Улыбающаяся, щурящая глаза. Нет, она была ненастоящей. Это была маска. Потертая, грязная, в царапинах и сколах. Из щелей ярко горели белесые глаза. Некто нависал над ним, а некто другой расхаживал вокруг. Лисья морда направила вытянутый нос в сторону шума. Некто другой шумел жестяным мусором, стучал и громыхал: не мог усидеть на месте.       Минхо не мог надышаться. Отчего-то он вспомнил другую свою смерть. Кажется, это было от голода. Кажется, прошло много времени. Почему он оказался здесь и задыхался? Он не помнил. Промежуток между первой смертью и второй испарился в жгучем смоге.       — Поднимайся! — прорычала лисья морда.       Больше она не улыбалась. Она скалилась. Опасно и предупреждающе. Минхо не знал, сможет ли пошевелиться. Но его и не спрашивали.       В небе заскрипела птица. Лисья морда наклонилась, взяла Минхо за грудки, встряхнула. Под спиной зазвенели жестянки. Нежданно вернулась чувствительность: что-то впивалось в лопатки. На плечо лисе грузно опустилась ворона, защелкала механическим клювом, намереваясь вцепиться в лицо Минхо. Адреналин подскочил в крови, и сердце застучало, отбивая энергичный ритм в ребра. Минхо вцепился в руки лисы.       — Хватит пролеживать бока! Иначе скормлю химерам, — мужской голос был приглушен из-за маски, но это не отменяло его командный и угрожающий тон. Ворона поддерживающе заорала в лицо, оглушая скрипом механизмов.       — Чонин, помягче с ним, — отозвался некто другой. — Он только что вернулся с того света.       — Да плевать мне, — лисья морда, а точнее, Чонин толкнул Минхо обратно на землю.       Минхо помнил, кто такие химеры. Слияние двух видов животных с металлами под воздействием радиации, химических газов и конца света. Опасные хищники, приспособившиеся к жизни на пустынной планете. Таких осталось мало, и кружили такие вокруг выживших. Им не требовалась еда, они убивали ради удовольствия. Больные твари. Охота была для них развлечением.       — Остынь, — просипел Минхо. Собственный голос показался чужим, слишком охрипшим.       — Надо же, — фыркнул Чонин, отойдя в сторону. — У швали появились силы говорить.       Ворона на его плече заскрипела, клацая крыльями, а затем взмыла в воздух. От нее раздалось скрипящее эхо, волнами накатывающее на разболевшуюся голову Минхо. Ржавое небо привычно приняло черный силуэт вороны, опаляя раздраженные глаза. Он вздохнул, собрав силы, и стал подниматься с земли. Тяжесть чувствовалась в каждой конечности, но рвение игнорировало такие неудобства. Нужно было подняться, как и велел Чонин.       Удержаться на ногах было сложнее. Минхо пошатнулся, потеряв равновесие из-за головокружения. Однако это считалось мелочью по сравнению с тем, через что проходило его тело в постапокалиптических реалиях. Минхо легко справился и с этим.       — Наконец-то, — огрызнулся Чонин.       Он зашагал вслед за удаляющимся напарником. Под его ногами скрипели и бренчали железки, обломки, гвозди и окаменелые кости. Пустошь была усеяна трупами: машин, существ, инновационных устройств, техники. Когда-то люди пытались сохранить экологию, но планета превратилась в кладбище. Серое, ржавое, пластиковое кладбище. Горы мусора и ни единого растения. Стухшая земля и жгучий смог, наполненный химическими газами.       Каждый из выживших больше не был тем, кем являлся.       И каждый знал колющую правду: «Не будет уже так, как было».       Идти по ржавому мусору было трудно. Он впивался в стертую подошву ботинок. Смотреть под ноги стало привычкой: упустишь момент, и гвоздь тут же воспользуется этим.       А впереди простиралась лишь бескрайняя пустошь, покрытая смогом и ядовитым туманом. Чонин побрякивал экипировкой: грязным рюкзаком, свисающими ремнями. Натянутый капюшон зеленой олимпийки скрывал уши жуткой маски лиса. Стальная окислившаяся бита все время была в движении. Его рука, обтянутая перчаткой, легко раскачивала орудие, не давая продуху.       — Хенджин, не забредай далеко! — командный тон Чонина эхом расслоился в пустом пространстве.       В отличие от укомплектованных Чонина и Минхо, Хенджин выглядел налегке. Расстегнутая куртка, застиранная футболка, сумка-почтальонка через плечо, шапка с округлыми ушами. Что удивило сильнее: он был без маски и без обуви. Казалось, он находился в естественной среде обитания, когда как Чонин и Минхо оставались чужаками. Хенджин передвигался босиком по осколкам, ржавым обломкам и гвоздям. Здоровое на вид лицо не выражало мук боли. На грязных стопах не оставалось царапин, а гвозди его боялись.       У Минхо появилось назойливое ощущение, что эта компания была ему знакома. И Чонин, и Хенджин казались давними воспоминаниями, которые Минхо оставил где-то по ту сторону. Они были дежавю, помутнением сознания, когда ясно понимаешь, что забытое реализовалось вновь. Минхо отчетливо помнил, что после апокалипсиса, после многих произошедших событий, остались те, кто смог приспособиться к жизни после смерти. Может, это были именно они, с кем Минхо выживал бок о бок, пока не произошло то, что он уже не помнил. Он не помнил, как оказался посреди пустоши. Он не помнил, почему задыхался смогом. Но сбегать и не было смысла: выжить здесь можно только в компании таких же искалеченных.       Чонин словно учуял, в какую сторону направились мысли Минхо. Он глянул через плечо, сверкнув сквозь маску обесцвеченными глазами без зрачков:       — Сбежишь, я тебя снова найду и закопаю.       Значит, Минхо был им важен. Зачем и для чего? Значит, они знали Минхо. Но почему сам Минхо забыл об этом, очнувшись после касания смерти? Словно важные воспоминания бесцеремонно высосали из него.       Угроза Чонина звучала правдоподобно, но Минхо одолел интерес к прошлому и забытому. Чонин шел впереди, явно имея цель. Настороженный, проявляющий всю внутреннюю жесткость. Хенджин, в отличие от него, то отходил, то возвращался. Он был любопытен и не знал, что такое опасность. Высокий, худощавый, он производил впечатление мечтателя, которых сжирали первыми. Он поднимал обломки, переплавленный в месиво пластик и кидал обратно в залежи мусора.       Ржавое небо постепенно стало окисляться, напоминая плесень. Грязные пятна обволокли небосвод, заменяя облака. Это означало наступление ночи. Темное время словно откусывало от рыжего купола, оставляло заражение и копоть. Чонин напрягался с каждым прошедшим часом, раздражался и стал чаще рычать в сторону Минхо:       — Шевелись быстрее.       — В чем дело?       — Они близко. Я чую, — лисья морда озарилась.       Хенджин был вдалеке. Сидел на корточках и разгребал жестяной завал, пытаясь добраться до земли. Минхо сомневался, что у него это получится. Неизвестно какой глубины был слой мусора. И неизвестно, зачем Хенджин вообще это делал?       На горизонте позади Хенджина виднелись разгромленные здания: лишь напоминание о когда-то процветающем городе. Огромные могильные плиты с окнами и зияющими дырами в стенах. Смог окутывал их серым туманом, а черные пятна небосвода с тяжестью нависали над огромным кладбищем. Заплесневелые облицовки обглоданных скелетов сливались с химозным закатом.       — Может, у тебя паранойя? — съязвил Минхо.       — Моя паранойя никогда не подводила, — огрызнулся Чонин. — Ты безоружный, заноза в заднице. Еще и еле ноги передвигаешь.       — Что-то ты своего напарника так не гоняешь. Он вон тоже без оружия.       Лисий нос повернулся в сторону Хенджина:       — Ты ошибаешься, — Чонин демонстративно фыркнул и продолжил путь в сторону железного леса, расположенного правее от городского кладбища. — Двигай булками, пока химеры не сцапали.       — Отстань от моих булок, — измученно проворчал Минхо. Идти было тяжело.       Хенджин настороженно приподнялся на согнутых ногах. Аккуратно, словно через ржавые рамы машин его бы легко заметили. Уставился на скелеты зданий, на зияющие раны, на скрюченные арматуры. Ворона противно заскрипела в небе, покрытом плесенью. Чонин остановился, навострив лисьи уши, крепче сжал рукоять биты.       — Они здесь, — мрачно озвучил он предзнаменования.       — Булки? — глупо отозвался Минхо.       — Убью прямо сейчас! — рявкнул на него Чонин.       — Выпей что-нибудь от нервов, голова и так раскалывается, — пожаловался Минхо, обойдя его.       Чонин замахнулся битой, просвистел воздухом. Минхо вовремя увернулся, споткнувшись о жестяную банку. Она со звоном отлетела в сторону, ударилась о сплющенную бочку, покрытую ржавчиной и плесенью. Минхо закашлялся, случайно проглотив большую порцию спертого воздуха. Респиратор еле справлялся со своей функцией. А справлялся ли?       Скелеты зданий осыпались, промозгло задрожали от скрипучего, ржавого рыка. Долгого и измученного, пробирающего до костей. Ворона со свистом и скрежетом понеслась вниз, снижая высоту полета.       — Следуй за мисс Палли! — прокричал Хенджин: чистым, живым голосом.       — Шевелись, — Чонин грубо толкнул в спину, заставляя перейти на бег.       И Минхо побежал, укушенный адреналином и страхом. Опасность витала в густом смоге, дышала в затылок, кусала за пятки. Минхо чуял, знал: от химер тяжело убежать. Тяжело убежать от Смерти.       Ворона сливалась с плешивым сумраком. Ускользала из поля зрения, возвращалась вновь, следила, чтобы Минхо не отставал. Позади Чонин щелкал и звенел ремнями и костяшками, прикрывал тыл. Ворона скользнула в лес, скрылась среди черных стволов. Настойчивый запах ржавчины пробрался в маску, залег в легких и на языке. Застывшие ветки цепляли одежду, резали кожу. Обглоданные, опаленные, мертвые деревья молчали в спертом тумане без единого порыва ветра. Природа сохраняла обет молчания.       — Сука! — выругался Чонин где-то за спиной.       Минхо не отважился оглянуться. Но теперь отчетливо слышал тяжелое сопение, ржавый скрип массивных механизмов. Ворона впереди тоже заскрипела: удушливо, зазывающе. Кровь застучала в висках, а сердце отбивало поршнями. Хотелось лавировать так же ловко, как это делала Палли, но Минхо постоянно спотыкался на железном мусоре и натыкался на колючие ветки. Он боялся проткнуть маску, от которой и так не было никакого толку: Минхо задыхался спертым воздухом и собственным загнанным дыханием.       — Быстрее! — агрессивно подгонял Чонин.       Ворона осела на скошенной крыше беседки, разрушенной, падшей. В темноте горели синем зияющие дыры вместо глаз: из них выглядывало сердце. Она скрипела клювом, щелкала, призывая Минхо к себе. И Минхо выбрался из лап железного леса, вырвал пятки из цепких когтей.       — Сюда! — крикнул Хенджин, подзывая рукой.       Он стоял рядом с открытым люком, из которого пробивался наружу призрачный свет. Освещенный теплотой тоннеля, он выглядел намного младше: наивным, энергичным и живым мальчишкой со смешной шапкой и босыми ногами.       Минхо ринулся к нему. Но в одно мгновение спину обдало холодом, мгновенным порывом ветра, а затем — хлыстом. Это сбило с ног. Минхо прокатился по металлическим обломкам, напоролся на острые углы пластика. Разодрал колени и ладони. Слева послышался грохот, резкий рев, рваное сопение. Химера не успела схватить его, не успела вцепиться кроличьими зубами, зато успела ударить длинным собачьим хвостом.       От крола в существе осталась только морда и задние мощные лапы. Габариты совсем не вписывались в осознании: химера была крупнее даже собаки в своем привычном представлении. Огромная и покрытая железной чешуей. Различными обломками и металлическими элементами.       В прыжке она вписалась в дерево, погнула железный ствол. Химера отряхнулась, грузно нацелилась на Минхо, перебирая лапы в подготовке к прыжку. Она выпустила пар из ноздрей, и Минхо понял, что Смерть его не отпустила. Смерть спустила с поводка свою гончую.       Красные кроличьи глаза, неимоверно огромные и хищные, встретились с черными кроличьей маски. Забавно выглядело бы со стороны: огромный крол съедает крола поменьше. Когда-то это было обычной практикой в живой природе. Но теперь это звучало похабно и дико. Страшно.       Химера напружинила задние лапы. Она сопела и скрипела железками. Минхо забылся, что нужно двигаться, что нужно что-то сделать. Больная голова, законсервированные легкие и мысли о скорой смерти не отдавали отчета застывшему в страхе телу. Он следил, как химера оттолкнулась, как зависла в воздухе. Он видел в ее зрачках самого себя. Видел силуэт белой кроличьей маски с одним обломанным ухом. Оказалось, он сидел на коленях среди металлического пепелища.       Но все произошло быстрее, чем ощущал Минхо.       Искры отлетели во все стороны от резкого удара биты по железной морде. Скрежет противно ввинтился в уши. Ворона оглушительно заскрипела, надрываясь в гомоне из собственных звуков. Химера заскулила, проехавшись по земле. Обломки отскочили от нее, показав розовую первородную кожу. Нежную на вид.       И Чонин не стал долго ждать. Не стал бояться, много думать о последствиях. Он кинулся на нее. Кинулся без раздумий. Без страха и инстинкта самосохранения. Он придавил тушу к земле. Но габариты взяли свое. Химера вцепилась зубами в его бок, вырвав озлобленное:       — Падла!       Химера протащила его по изгаженной земле. По звонкому мусору, по обломкам цивилизации и разрушенной беседки. Лисья морда зарычала: хищно, не по-человечески. Чонин цеплялся за ее спину, цеплялся за чешую. Он отодрал клинок из кобуры на бедре. Химера подняла его над землей, зажимая бок в пасти. Чонин замахнулся, неистово изрекая проклятья, и вонзил лезвие в нежную розовеющую кожу. Химера завыла, сжимая челюсти. Она пачкалась в крови Чонина, Чонин пачкался в ее масле, вкручивая клинок глубже.       Ворона не переставала хлопотать на крыше, скрипеть, скакать. Химера завалилась наземь, придавив Чонина под собой, и оба обмякли. Палли заклацала клювом и слетела к ним, стала тыкать в горло Чонина, во вздувшиеся вены, пожухлую кожу.       Только сейчас Минхо заметил, что Хенджин не сдвинулся с места. Он ждал, смотря на развернувшуюся картину. Он ждал смерть или упертость Чонина.       И Чонин победил. Победил химеру, победил ожидания Хенджина, победил смерть.       Он рывком вытянул кинжал из мертвой туши. Приставил лезвие к пасти химеры, протиснув между челюстями. Он провернул рукоять, размыкая стиснутые зубы. Чонин зарычал из последних сил. Помог рукой раскрыть зубастый рот, освободить собственную плоть из мощных кроличьих зубов.       — Сука-блядие! — вырвалось у него.       Голову химеры он безжалостно откинул от себя. Она обмякла, прогремев железками. И Чонин обмяк следом, улегшись на спине. Его грудь тяжело вздымалась, а маска сопела: совсем как дышала химера. Сверкающие глаза потухли, прикрытые веками.       — На одну меньше, — сухо произнес он. — Спасибо, Ли-драть-тебя-в-сраку-Минхо!       У Минхо продолжала кружиться голова.