All my tears have been used up...

Остальные уроки шли очень медленно, тем самым значительно ухудшали настроение армянке. Сегодня вместо обеда пришлось сходить к медсестре, она дала новый пузырёк с таблетками. По окончании уроков, девушка уже стояла у входа в кабинет. Из-за угла сразу появился Али — Давай просто быстро уберёмся и разойдёмся по своим делам — сказал парень, одновременно стуча в дверь кабинета. — Да ты просто гений, без тебя бы не поняла — руки девушки на автомате надевают наушники. Из-за двери послышалось «входите», после чего азербайджанец открыл дверь. — Итак, в кладовке есть всё: тряпки, моющие средства, швабра и так далее. Все колбы с подставками нужно отнести туда, надеюсь, в этот раз ничего не разобьётся. Ох да, Милена, попрошу тебя отдать мне наушники с телефоном, после наказания я верну вам их. — сказал учитель — Чтобы вам не мешать, я пока пойду в учительскую. — завершил фразу и протянул руку к армянке. Вы издеваетесь? Только не наушники, чем они вообще могут помешать? — Это так обязательно? Можно лучше их оставить? — надежда умирает последней, не так ли? — Не волнуйся, я верну их тебе сразу после того, как вы уберетесь — забрал наушники и вышел из кабинета. Надежда умерла. И сейчас придётся убираться с самым бесячим человеком на свете без музыки. Это будет тяжело, но другого выхода нет. — Ладно, я протираю парты, а ты моешь пол. Дальше разберёмся — с этими словами армянка вошла в кладовку за тряпками. Они приступили к работе. Все было не так плохо, как казалось девушке. Но эта неловкая тишина давила на обоих. И, видимо, Азербайджан сдался первый. — Почему я вообще здесь торчу, это не я разбил колбу — конечно, он решил начать разговор с упрёка. По-другому он не может с ней общаться, как и она с ним. — Слушай, ты не хочешь здесь находиться так же, как и я. Так что хватит тут ныть, лучше усерднее работай, чтобы все это быстрее закончилось! — христианка пытается не повысить голос, но получается это мягко говоря плохо — или вообще вали, без тебя справлюсь. — Ну да, ты же гордая и сильная, в помощи не нуждаешься. — ухмыляется он. — Чего ты вообще пристал?! — рука черноглазой сжала тряпку — Сегодня весь день ты только и делаешь, что выводишь меня! — На уроке я даже не пытался! Я просто спросил, что случилось у тебя с Россией. — вскидывает руки. — Так и спроси его самого, зачем ко мне полез то?! Какое тебе вообще дело до меня?! — Я спрашивал, но он ничего путного не ответил, да и ты сама изменилась. Как никак, мы всё ещё брат и сестра, поэтому я и спросил, что случилось — Вау, сам Азербайджан решил спросить про моё самочувствие! — Армения уже не пыталась сдерживаться — не противно? — Что? — он ответил так тихо, почти шёпотом и недоумение промелькнуло в его глазах. — Ну как же, ты меня сестрой своей никогда не считал и ненавидел! — сказала лишнего, но уже поздно. — Как будто ты хотела стать моим другом! Ты сделала все, чтобы я поссорился с отцом! — Что?! — тот же самый взгляд, который был у ковролюба пару мгновений назад, как же они похожи друг на друга парой. И характером и внешностью....— ничего я не делала! Ты считал, что если он твой отец, то не должен заботиться обо мне. А обо мне он забывал из-за тебя, я всегда была его нелюбимой жочерью среди всех других. Меньше всего всего внимания он уделял мне! Когда мне стукнуло15, я начала понимать, что пора высказатьсяпо этому поводу. Он же никого дальше тебя не видел, а тебе это нравилось. Отец должен уделять внимание и мне, я тоже его дочь. Я вхожу в кавказские страны! У меня и так не было детства, а ты пытался своими манипуляциями над папой отобрать у меня всё, что осталось! — Нет, это не так! Клянусь Аллаху, что у меня даже не было таких мыслей! Наоборот я хотел, чтобы он уделял всем внимание. Просто ты была очень закрытой и вредной, поэтому мы с тобой часто ссорились, а отец вступался за меня, потому что понимал, что я прав! — не успевает договорить, как Армения перебивает его: — На меня никто не обращал внимание. Никогда! Всем было всё равно. У меня не было и нет друзей и их никогда не будет! И всё из-за тебя! Признай уже, что ты настроил всех против меня своими байками про эту грёбаную войну! Ты эгоист! — Я не эгоист! — еле сдерживается, чтобы не накричать на неё. — Если признаешься самому себе, то станет легче. — не успевает договорить, как мусульманин перебивает её: — Да не эгоист я, я просто боюсь...боюсь, что Турция от меня отвернётся, я боюсь потерять его! Тишина. Такая необычайно громкая. Как это вообще возможно? Много вопросов в голове у обоих. Зачем он это сказал? Почему не смог вовремя остановиться? Как ей на это ответить? Что ей вообще сейчас делать? Уйти или остаться? — Турция постоянно находится в опасности, ставит свою жизнь под угрозу ради меня. Я уже терял его, и сейчас он уехал, и я словно погас. Мне страшно, что что-нибудь может случиться, и меня не будет рядом. Он хоть и сильный, но у него много врагов. Я понимаю, что парой он бывает жесток и неправилен, но я боюсь не соглашаться с ним, ведь если я так сделаю, то он бросит меня и отвернётся навсегда. Очень часто находясь под его контролем, я могу совершать ошибки. Если я потеряю Турцию, то все отвернутся от меня. Все мои заслуги - это всё он. Без него, я никому не нужен. Правильно говорил отец. У меня отклонения, я не способен любить. Я бесчувственное чудовище, причиняющее людям боль и страдания. Но это не так...Я любил однажды и был любим, но СССР всё испортил... — он опустил глаза. Снова неловкая тишина. Видимо, Армения была не тем человеком, которому он хотел бы высказаться, но в этот раз другого варианта не было. Ей нужно было быстрее собраться со словами. Ну же, он тут душу раскрывает, а она даже и слова из себя выдавить не может? — Али, мне жаль слышать это. Но ты должен понимать, что отец ошибался во многом. Этим же можно объяснить его смерть. Он был странным типом и пил таблетки от нервов, которые ему не помогали. В итоге он стал запивать своё горе и стресс алкоголем...Но ты не бесчувственный! И безо всяких отклонений. Слышишь? Ты потрясающий! Я это знаю, потому что вижу тебя насквозь — чёрные глаза парня заблестели и он впервые посмотрел на девушку с нежностью. Девушка схватила своей холодной ручкой ладонь парня, переплетая пальцы. Они смотрели на друг друга молча минут 5. А Армения, потеряв стыд, смотрела на алые губы парня, мечтая слиться с ним в долгом поцелуе, но когда наконец пришла в себя, то она резко повернула голову в сторону окна и решила сменить тему: — Если бы не этот неразделимый Карабах, то думаю мы могли бы стать хорошими друзьями, но это уже не остановить. Хоть война и закончилась тем, что ты выиграл, но пойми, что ненависть ни у тебя, ни у меня не угаснет... — Армения, хватит врать самой себе, ты ведь любишь его! Так о какой ненависти может идти речь?! — Ты правда так считаешь? Я имею ввиду, что ты не согласна со словами СССР на мой счёт. — конечно, он не верит. Ведь Армения саркастичная и несерьёзная. По крайней мере, когда она с ним. — Да, поверь, я не стала бы врать, чтобы успокоить тебя. — она отпускает его руку и принимается дальше вытирать парты. Этим ответом кареглазка будто выставляет границу в их отношениях. Это была правда. Ей незачем ему льстить. Они ведь не друзья и даже не приятели, не так ли? Тогда зачем, чёрт возьми, она пытается помочь ему? Лучше не думать об этом. — Не стой на месте, домывай полы! — он сразу оживился, услышав строгий голос сестрицы. Дальше они продолжили убираться молча. Каждый переваривал произошедшее. И в этот момент Арм поняла: нужно спросить прямо сейчас о том, что её так волновало, ведь позже уже не получится. — Аз — не узнаёт свой голос. Когда она в последний раз называла его так мило? — Да? — поворачивается. Голос не такой раздраженный, даже спокойный. — Мне было всегда интересно — откашливается — почему ты меня невзлюбил с самого начала? Просто я правда не понимаю, что я такого сделала? Может на то есть причина? — Я не знаю, — запнулся — просто все произошло не в то время, не в том месте. Я, точнее, мы все считали, что твой народ убил и изгнал мирных азербайджанецев из Карабаха. Моя ненависть к тебе росла постепенно. Сначала я тоже надеялся на дружбу, но мне тогда было всего 4 года, так что это глупо. А потом я находился в компаниях, где рассказывали про тебя и твой народ ужасные вещи. Я возненавидел тебя ещё сильнее, когда узнал, о тех злодениях, что совершил твой дядя. Моя тётя умерла совсем молодой. Моя маленькая сестрёнка Ходжалы была убита. Ей было всего 13 лет. Вся жизнь была ещё впереди. Это лишь подлило масло в огонь. Может если бы ни всё это, то всё могло бы быть по-другому. Когда я об этом всём узнал, то поклялся Всевышнему, что отомщу за все пролитые крови своего народа и заставлю тебя и твой народ страдать. Чтож я добился этого, я так гордился собой, что забрал себе все территорию, устроил всю эту войну, заставил невинную девушку страдать. Сейчас я понимаю, что это глупо, но я хотел, чтобы все скорбели и ненавидели тебя, я имею в виду своих братьев, чтобы они не забывали про Ходжалы и весь этот геноцид, что сотворил армянский народ. Поэтому именно я проблема в том, что мы не подружились. Ты ни в чём не виновата. Так должно было быть. По-другому никак. Мы были и будем врагами...И мне правда тяжело. Я слишком много пережил за свою короткую жизнь. — Мне тоже. — собирается с мыслями — Просто, понимаешь, тётина женитьба на каком-то придурке сильно повлияла на меня. Вдобавок, Арцах. Он тоже не был подарком и мне здорово доставалось от него. А потом переезд в какую-то глушь, и начинается эта карабахская война. Я маленькая, беспомощная...каким обращом я должна была устоять перед сильнейшими мусульманскими странами? Перед Турцией. Я сдалась, ведь не хотела того, что было в 1915 году случилось с моей бабушкой. Тётя считала, что я справлюсь и без чьей-то помощи, но как видишь я не справилась. Из-за меня мой брат мёртв. Я просрала территорию и мой народ ненавидит меня. Всё это давило и давит на меня психологически, поэтому я начала заглушать всю боль...наркотиками. Тогда и сейчас я просто не понимала, чем тебе не нравлюсь. Ладно, Турции, там есть свои причины... Да и сейчас после твоих объяснений мне тоже тяжело понять. Мне правда ужасно больно вести эту вражду. Мой дядя был ужасным человеком и я этого никогда не буду отрицать, но я правда не такая, как он — её голос так сильно задрожал. Она не была похожа на саму себя. Такая жалкая девчонка, которая вот-вот заплачет. В душе она была именно ею, но всегда вела себя высокомерно и грубо по отношению к другим, показывая себя, как стерву. — Мне жаль — убирает швабру — похоже нам обоим было паршиво. — Это точно, надо было объединиться. — Согласен — на лице мусульманина появилась грустная улыбка. Христианка не могла не ответить тем же. Они начали переносить оборудование в кладовку. Одно за другим, и осталась уже пара штук. После разговора стало легче, но тяжело находиться наедине с мыслями. — Я так скучаю по нему. — нарушает гробовую тишину Армения. — По кому? — вопросительный взгляд. — По Арцаху. — на выдохе отвечает Милена — Да, он был паршивым братом, но он не заслужил этого. — добавляет — Когда-то я думала, что мы сможем стать настоящей семьёй. Хотя бы становиться на время союзниками, чтобы спорить с тётей и её мерзким мужем - насильником. Он никогда не относился ко мне и к брату хорошо. Избивал Арцаха до синяков и крови, так что он парой неделями пропускал уроки в кампусе, дабы никто не увидел синяки на лице. Позже, когда я немного выросла, то стала защищать его. Этому подонку это не понравилось, поэтому он стал применять насилие ко мне тоже, "за то что защищаю этого пидика" - его слова. Один раз всё кончилось тем, что он — она всхлипнула и по щеке скатилась одинокая слеза, которая блестела из-за солнца, что светило прям на личико девушки — изнасиловал меня, узнав о том, что я лесбианка... — отворачивается, не хочет, чтобы он увидел подходящую следом новую партию слёз — меня поддержал тогда только Арцах. Все другие считаои, что я сама спровоцировала. Но мой брат мёртв. Я одна. Я одна. Он был единственным, кто мог меня обнять, когда мне плохо. И в его смерти виновата только я, я не смогла ему помочь. Если бы я могла вернуть тот день, то я бы упала на колени перед твоими солдатами и заставила бы их убить меня, а Арцаха оставить вживых, но я стояла и тупо смотрела. Я ничтожество... — Ты не виновата. Армения, ты делала всё, чтобы уберечь его от войны. Но он был там сильно замешен. — Он не должен был быть впутан в это — ком в горле — Арцах должен был оставаться таким же засранцем и жить дальше. Снова молчание. Казалось бы, они же уже привыкли друг к другу. Но Азербайджан не знал, что сказать на это. — Как думаешь, — поворачивается обратно — что он чувствовал, когда его пристрелили и бросили в яму, в которой лежала бомбу? Ему было больно? — Я не знаю — лжёт. Знает ведь, что было с с его сестрой. После слов о смерти Арцаха перед глазами азербайджанца вмиг всплыли эти ужасные воспоминания связанные со смертью его сестрёнки. Её крики, стоны и молитвы... — Ты врёшь — усмехается, но как будто в этот же момент снова заплачет — Всё настолько плохо? Скажи правду, прошу. —видит мольбу в её глазах. Но ведь Армении и так больно, она хочет себя добить? Азербайджан не может даже рот открыть, чтобы ответить. — Значит да. Не выдерживает. Она рыдает взахлёб. Слёзы сами идут, а попытки остановить их не увенчались успехом. Снова отворачивается, прикрывая ладошками лицо. Плакать в присутствии людей для неё было унизительно. Особенно, при Азербайджане. Она не хотела, чтобы парень видел её слабость. Он не знал, что делать. Сказать слова поддержки, похлопать по плечу? Смог только сказать: — Не отворачивайся — сам подходит к ней с другой стороны. И обнимает. Даже всхлипы застыли в тишине. Он уже хотел отпрянуть, как чувствует её руки на своей спине. Казалось бы, это обычное объятье, но оно значило так много для них обоих. Без понятия, сколько прошло времени, но они отошли друг от друга только когда услышали шаги в коридоре. В кабинет зашёл Великобритания. — Я надеюсь, вы уже закончили. — осмотрел класс — Вы молодцы, хорошая работа. Остальное оборудование я сам смогу отнести, так что вы свободны. — смотрит на подростков. — Армения, вы в порядке? У вас щёки красные, может вам здесь жарко? — Рыжая сразу вытирает лицо руками. — Нет, всё в порядке. Я хотела бы забрать свои наушники. — Да, конечно — достаёт их из портфеля — Ну все, до завтра. — До свидания — говорят одновременно, поворачиваются друг на друга, после чего Армения уходит первая. Шли по коридору уже молча. Да и нечего уже было сказать. Выходят на улицу, как Армения говорит: — Азер... — не договаривает — Аз, надеюсь, это всё останется в тайне. Я могла наговорить много лишнего, думаю ты уже сам понимаешь о чём я. Понимаю, что дружбы между нами быть не может. Но прошу, ради Бога, не говори о нашем разговоре никому. Даже Турции. Вы конечно братья, но он меня и так подкалывает постоянно... — Конечно, не буду. Мне самому это невыгодно. — мило улыбается — до завтра. — До завтра.— улыбнулась ему в ответ. И они разошлись...