Альбом для марок

Минги пьяно наблюдает за Хонджуном, который поджигает бумажку от сигареты. Слабое тепло разъедает тонкую бумагу, растворяя её почти бесследно. Мёртвый пепел снежинками падает в бокал выдохшегося шампанского. Хонджун докуривает сигарету, смакуя горький ментоловый дым на языке. Джун бросает окурок в шампанское, после чего откидывается на деревянную спинку стула. — Что ты загадал? — Минги ухмыляется, наклоняя голову направо. Хонджун приподнимает уголки губ, словно даже в влюблённой улыбке. Он хватается за ножку бокала, медленно омывая его стенки алкоголем и пеплом. Улыбка на лице цветёт всё пышнее, пока не прегнивает, превращаясь в истерическую. — Чтобы ты умер. Минги и не ожидал другого. Но на пальце Хонджуна всё ещё пошло блестит обручальное кольцо, а в соседней комнате спит их общий ребёнок. Джун берёт с середины стола детский стаканчик с недопитым яблочным соком, осушает его до конца. Кислота бьёт по рецепторам, выбивая удивлённый вздох. — Теперь, кажется, не сбудется. Терпи меня до следующего Нового года, а там может и не проболтаешься о своём желании. Минги переходит на шёпот. Он вилкой ковыряет последний кусок покупного торта, ни разу не вкусного, размазывая по праздничной тарелке. — Я загадываю это желание на все праздники, а оно никак не сбывается, — Хонджун пожимает плечами. Уже далеко за полночь. Если быть точнее — около четырёх утра. Минги уложил Чонхо в кровать в одиннадцать, а Хонджун выпроводил пьяного в стельку приятеля супруга, не заботясь, что с ним случится на морозе. После чего они сели друг напротив друга за пустым праздничным столом. Несколько часов они глупо смотрели друг на друга, доедая всё, что осталось на тарелках и под тарелками. Минги включил на колонке свой плейлист с американским рэпом, выкручивая громкость на всю. Джун послушно терпел несколько песен, прежде чем замахнулся столовым ножом. На себя, Минги или колонку — он сам не знает. Чонхо, всё таки, спит и видит самые прекрасные сны, где родители безумно любят друг друга. Примерно так же, как до появления Чонхо. Дальше Минги начал отравлять остатки праздника своими бессмысленными разговорами по душам. Он что-то пьяно бормотал, смеялся слишком громко, ожидал ответа от Хонджуна. Разлил шампанское по скатерти, пытаясь наполнить бокалы. Хонджун бы с удовольствием наполнил эти самые дорогие сосуды кровью супруга. А сейчас мужчина ещё более раздражающе активный. В своём опьянении достиг момента трезвого прозрения. — Клянусь, если бы не Чонхо, я бы... — Любил меня как восемь лет назад? — Пошёл ты, — Хонджун выдахает. Он наконец решается встать из-за стола. Джун собирает со стола тарелки и блюда, бездумно забрасывая их в посудомоечную машину. Она низко гудит, бурлит, возмущается словно. Машинка громко трещит, прежде чем начать цикл обмыва. Дорогой бокал с окурком мужчина выбрасывает в мусор, желая то ли испепелить его, то ли сжечь. — Закинь скатерть в стирку, я пошёл спать, — Хонджун выходит из кухни, грубым жестом выключая свет. Единственным источником света остались гирлянды, развешанные по периметру кухни. Они переливаются синим, красным, жёлтым и зелёным, отскакивая от поверхностей плитки. Хонджун проходит мимо комнаты сына, взглядом цепляясь за приоткрытую дверь. Там сидит его ребёнок, Чонхо, утирая слёзы с больших глаз и пытаясь не всхлипывать громко. Джун проходит мимо.