О невысказанном

В тишине одинокого когда-то кабинета сейчас во всю кипела жизнь и работа двоих людей. Некогда унылый и холодный кабинет пропитался запахом кофе с чаем и пряников. Вместе со всем этим был и запах машинного масла и приборов. Впрочем, им двоим это никогда не мешало. Им лишь нужно было место, где они могли бы отдать всех себя работе и погрузиться в неё с головой точно под воду. Физика - была их океаном. Неизученным, загадочным. Глубина этого океана манила по хлеще чего либо ещё. Но манило и кое что ещё. Они сами. До трепета, до дрожжи в руках, их тянуло друг к друга точно магнитом и оба не слишком то сопротивлялись этому притяжению, но никогда и не говорили об очевидных вещах, продолжая общаться, как прежде, шажок за шажком сокращая незаметно расстояние друг от друга. И вот Отшельник даже не мог понять, когда, в какой момент Заключённый так близко подобрался к нему. Протяни руку на встречу - да поймаешь эту птицу в свои ладони. А она и не улетит. У птицы сломано крыло. Она и не сможет улететь. Но и не хочет. Ей вполне комфортно в холодных руках мертвеца. Птица знает, когда людей надо бояться. Знает, кто опасен для неё. И Лоренц не входил в их число. Осознавать это было до щемящей в груди нежности приятно. Казалось, словно все человеческие чувства возвращались в его мёртвое тело. Временами, это действительно пугало. Такая реакция воскресшего была более чем ожидаемой. Возраст не важен когда речь заходит о чувствах. Тебе может быть хоть 100, а ты все также будешь тонуть в них от страха. Тонуть, как один не мало известный фотограф.... впрочем. Альва был рад, что обладал достаточной осознанностью и зрелостью, в отличие от Джозефа, чтобы контролировать самого себя. Контролировать и не убегать от абсолютно неожиданного проявления внимания со стороны Бальзы. Этот мальчишка делал, казалось, 10 шагов на встречу, стоило Альве на секунду отвлечься. А потом охотник недоумевал, когда выживший оказался так близко. Впрочем, Лука и сам понимал, что спешить было нельзя. Уж он то знал характер Альвы. Знал, что одно резкое движение - и он точно бы отпугнул этого кота. А Лоренц был точно кошка. Её надо было приручать медленно и осторожно. Никаких резких движений, взгляда в глаза. Не провоцировать и не пугать, дать привыкнуть к своему присутствию и постепенно кошка даст себя погладить. Так и произошло. Они оба уже не помнили, в какой момент Альва начал снова обучать своего потерявшего память ученика. В какой момент Лука практически поселился в его кабинете. Никто не сказал ничего на это, принимая как само собой разумеющееся. Альва уже привык встречать Луку в своём кабинете, когда с утра после короткого сна заходил работать и заставал либо спящего на диване мальчишку, либо работающего. Отшельник чувствовал желание улыбнуться. Но мышцы лица с трудом поддавались изменениям. Все же ток поразил его тело и лицо не слабо. Но Луке это было не важно. Мальчишка любил даже без эмоционального охотника. Лука принимал его таким, каким он стал. Альва считал, что его ученик ничего не помнил о их прошлом и это действительно было так до какого-то момента. Однако теперь Лука все помнил. Помнил и оставался рядом, не говоря об этом Лоренцу. Не важно, что произошло в прошлом. Важно - что учитель снова был жив. Жив и стоял перед ним во всей своей красе. Снова говорил с ним своим глубоким спокойным голосом. Снова заботился о нем грешном как в прошлом. Альва совсем не изменился. Не изменился, и это радовало. Пусть внешность и поменялась, Лука счастлив, что этот мужчина не изменился от его рук. Бальза бы себе не простил этого. Отвлекаясь от чертежей Альва устало вздохнул, замечая позднее время на часах и перевёл взгляд на усердно работавшего мальчишку. Подойдя к младшему неторопливым шагом охотник положил свою ладонь на спутанные каштановые волосы, одобрительно поглаживая мальчишку и наблюдая за его работой сверху. Тело Отшельника мертво и не источает тепла, но Заключённый готов поклясться, что чувствовал жар от этой руки, который волной прошёлся по его телу от головы, вызвав неловкую улыбку и взгляд через плечо на охотника который пристально смотрел на младшего своими невозможно прекрасными глазами. -Что-то случилось, учитель? -вовсе нет. Я лишь хотел сказать, что уже довольно поздно и предположил, что тебе, возможно, стоит отложить работу и отойти ко сну. Ты сегодня хорошо потрудился. Молодец. "Молодец". Ради одного этого слова срывающегося с тёмных губ Альвы он был готов пахать хоть три ночи без сна. Лишь бы снова услышать это слово, вызывающее мурашки по всей коже и тепло в грудной клетке. Глупая улыбка украсила губы юноши и он неловко почесал щеку, отводя взгляд. Но после неожиданно схватил руку охотника, который уже хотел снять её с головы мальчишки, но передумал, позволяя Луке делать то, что тот хотел, заинтересованно поглядывая на младшего. В ответ, чуть замявшись от смущения, Бальза притянул ладонь охотника ближе к себе, взяв ту уже двумя руками и в молчании поглаживал её своими пальцами в перчатках, задумавшись о чем-то и чувствуя неловкость от повисшей тишины. Он иногда поглядывал в кошачьи глаза старшего стараясь уловить намёк на неприязнь, но ничего подобного в золотых глазах не было. Лишь спокойствие и миролюбие. Это заставляло сердце младшего колотиться сильнее, точно как на матчах, а румянец украсил юношеские щёки. Не видя препятствий Лука решил зайти чуть дальше в своей возможной наглости, испытывая границы позволенного ему и начал аккуратно разбинтовывать элегантную руку старшего с длинными стройными пальцами. Руки Отшельника были отдельным объектом поклонения для Бальзы. Такие прекрасные. Лука всегда любил наблюдать за тем, как эти руки создавали новые изобретения, как писали чертежи этим своим прекрасным почерком на который юноша мог залипать много часов. А как же сильно он мечтал выцеловать каждую фалангу этих старческих рук, как мечтал согреть их и никогда не отпускать будь его воля. Сердце трепетало держа эту прекрасную руку. Освободив старшего от оков бинтов Лука трепетно начал гладить чужую ладонь, проходясь подушечками пальцев по внутренней стороне ладони, массируя её и проводя пальцами по электрическим ожогам, раскинувшихся по всему телу охотника прекрасной паутиной. И их тоже хотелось исцеловать. Хотелось перекрыть эти раны и забрать боль учителя. Пусть Альва больше и не чувствовал боль, но её чувствовал Лукас каждый раз, когда видел эти шрамы покрывшие прекрасное тело старшего точно трещины покрыли прекрасную фарфоровую куклу, чей хозяин был очень небрежен. Сдерживаться сил не было и сам не поняв, как, Лука припал губами к костяшкам охотника, нежно целуя его кожу и ожидая негативной реакции, с лёгким страхом поглядывая вверх на нависающую над ним величественную фигуру. Альва был словно милосердный бог, иначе почему он до сих пор не ударил своего несносного ученика? Не оттолкнул? Да хотя бы не накричал? Бальза был бы рад получить по заслугам от учителя. Был бы рад получить наказание ведь не мог быть больше достоин чужого внимания. Но его не отталкивали. Чужие глаза смотрели на него все с тем же теплом, что и много лет назад. Он помнит. Альва не мог не помнить прошлого, Лука точно это знал. Отшельник сразу узнал его при встрече в особняке, а значит разряд тока не вышиб из него воспоминания. Значит Альва помнил, ЧТО натворил его ученик и от чьих рук он умер. Он умер от рук Лукаса, но продолжал давать этим рукам трогать себя. От осознания этого благословения хотелось выть и плакать, молиться, молиться и молиться перед своим божеством за прощение. Невольно всхлипнув Лука закрыл глаза и прижался щекой к руке охотника, трясь точно бездомный кот в поисках тепла и ласки. И Отшельник не смел запрещать ему это. Лоренц нежно гладил щеку своего ученика, проводя большим пальцем по нижнему веку, там, где юношу украшал синяк, бережно стараясь снять боль. Он не мог ненавидеть этого ребёнка. Не мог также терпеть его страданий. Заботиться о нем было потребностью Альвы, вросшей под кожу. Тяжело и устало вздохнув отшельник смахнул лёгким движением чужие, только появляющиеся слезы, после чего провел ладонью вверх по лицу мальчишки, поправляя непослушные пряди волос за ухо и исправляя чёлку, заставляя Заключённого практически проскулить от внимания и отчаяния. Если бы Альва его ненавидел, все было бы намного проще. Если бы Альва отказался быть его учителем, он бы чувствовал, что получил по заслугам свое наказание. Но ничего из этого не произошло и чувство вины продолжало пожирать его день за днем. - Лукас. Что-то не так? -....нет-нет.... простите. Все в порядке. Просто... давайте побудем так немного... пожалуйста.... -.... Раздался очередной вздох, а после уже вторая рука легка на макушку мальчишки, поглаживая его и позволяя играть с его рукой сколько душе угодно. Посох в это время был уложен на стол за ненадобностью, а сам же учёный подошёл чуть ближе к стулу своего ученика, продолжая стоять рядом и пристально наблюдать за дорогим сердцу существом. Лукас действительно напоминал ему котёнка. Маленького брошенного в мусорку котёнка которого он нашёл и забрал себе. Котята любят играть с руками и кусать их. -Лука. Я не собираюсь от тебя убегать. И никуда от тебя не денусь, юноша. Нет нужды так цепляться за мои руки -прости.... К чему было это извинение старший не знал, но догадывался. Он давно догадывался, что Лука мог вспомнить прошлое, ведь приступы его случались все реже. Догадывался, но молчал и не начинал разговора. Не видел смысла. К тому же. Копаться в зажившей ране.... не хотелось. Он догадывался, что это "прости" было адресовано Лукой тому, кого он убил. Понимал, но ответить ничего не мог. Поскольку такое простить невозможно. Невозможно, но это не значит, что от этого он отвернется от своего глупого мальчишки. Он все же просто не зрелый глупый юноша со слишком вспыльчивым характером, весь в своего отца. Альва не собирался ненавидеть своего самого ценного ученика, самого близкого человека и последнюю частичку прошлой жизни. Да и разве мог он оставить этого юношу, потерявшего все, одного в этом ужасном мире? Лукас хотя и очень энергичный и умный, а все же неопытный. Он плохо разбирается в людях. Его легко провести. И многим он не нравится. Постоянно нарывается на неприятности и получает в глаз. Скоро такими темпами ослепнет, как любили пошутить Альва с Трейси. Но ведь правда. Как он мог ненавидеть это бедное создание? Глупое, невероятно глупое, но доброе. Луке и так уже от жизни досталось. Что тюрьма, что смерть обоих родителей, что особняк и избиения охотников на матчах. Если ещё и Альва давить будет, то парню крышу снесёт совсем. А страдай ему он не хотел. Он прекрасно чувствовал, что Лука боялся его потерять. То-ли обостренные кошачьи ощущения, то-ли просто повышенная эмпатия. - Лука. Я никуда не исчезну С этими словами охотник осторожно сел на корточки дабы быть на одном уровне с сидящим на стуле выжившим и смотреть ему в глаза. Это заставило младшего вздрогнуть и наблюдать за Отшельником в немом молчании, словно под гипнозом. Сердце билось все быстрее и даже Альва мог легко услышать это с его-то обострившимся слухом. Вскоре Бальза почувствовал, как холодная рука легла на его грудь в область сердца, заставляя густо покраснеть и отвести взгляд от таких внимательных золотых глаз. Сердце же лишь предательски забилось чаще. От волнения Бальза не услышал чужой усмешки, бегая взглядом по кабинету и продолжая держать руку старшего своими двумя. -Лука. -н-ну чего тебе?! Не отвлекай, я-я думаю! - и над чем же? - над... над теми чертежами! Хмыкнул недовольно младший, чувствуя, как вся смелость ушла куда-то в живот, растворяясь там от волнения и близости охотника, который уже не мог сдержать улыбки от чужого испуга и растерянности. С сердца рука охотника легла на шею младшего, а после плавно переместилась на подбородок, поворачивая мальчишку к себе лицом, пока сам приблизился к его уху, опаляя холодным дыханием нежную покрасневшую кожу. - Бальза. Это газета -...что? Только и смог выпалить горящий от стыда Лукас, а после недовольно гневно нахмурил брови, горя румянцем при виде улыбающегося насмешливо учителя. Хотелось швырнуть в него что-нибудь. Возможно побить за подобные издевательства. Лишь бы не играл на нервах молодого сердца! Стоило ему только открыть рот для будущей брани, как внезапно ощутил обжегший его губы холод, широко раскрывая глаза в удивлении. Охотник целовал свою добычу уверено и неспешно, заткнув его бессмысленные речи и наслаждаясь этими ощущениями. Казалось, словно искры тока которые все это время искрили вокруг них наконец взорвались вспышкой и оглушили их обоих, иначе почему Лука видит на столько прекрасный сон? Руки дрожали от ощущений и сам он развалился на части как личность и собрался заново, чувствуя, как горели уши и губы от которых охотник все никак не спешил отлипать. Словно Бальза был глотком холодной воды до которой учёный дорвался спустя много часов жары. И теперь жарко было уже самому Лукасу. Так жарко, что голова шла кругом. В трезвый рассудок его вернул внезапный острый укус в губу, заставивший вскрикнуть от боли в чужие губы, жмурясь и чувствуя сквозь этот поцелуй вкус собственной крови, сжимая до синяков руку Отшельника и впиваясь в неё своими маленькими мягкими человеческими ногтями. Закончилось все, казалось, спустя вечность когда Альва таки позволил бедному юноше сделать глоток воздуха и облизнулся, пробуя вкус чужой крови с совершенно спокойным выражением лица, однако его можно было сравнить с котом, напившимся молока. Лишь пару искр горели в его глазах, намекая на то, что Отшельник вовсе не был равнодушен к произошедшему, вновь выпрямляясь и смотря сверху вниз на тяжёлого дышащего распаленного мальчишку, который недовольно хмурил брови, смотря на старшего и держа ладонь на болящих от чужих клыков губах. Издав смешок и забрав свою руку Лоренц вернул бинты на свое законное место и направился к дверям, бросая последний взгляд через плечо на ученика и Лука мог бы поклясться, что видел улыбку на этих тёмных губах и шальные огоньки в глазах учителя. - я принесу нам ужин. Убери стол С этими словами охотник ушёл из кабинета, оставляя своего мальчишку наедине с горящими чувствами и сердцем. А отходя от кабинета услышал громкий эмоциональный крик Бальзы, усмехнувшись.