Яд или лекарство

      Мир вокруг словно расплылся.              Джонхан смутно улавливал обрывки планов, в которые его втягивали, помнил, как бормотал Джихуну те жалкие крохи, что знал о прошлом Хёка, чувствовал неотступное присутствие Сынчоля рядом, но все остальное расплывалось в мутной пелене.              Неведомо было, был ли шок вызван открытием того, что его лучший друг — хладнокровный убийца, или внезапное признание Сынчоля, исполненное несвойственной ему заботы. Времени на размышления не отводилось.              Хранили гробовое молчание. Никто не произносил ни слова о том, что произошло, и будь Джонхан лишен хватки мафиозного босса на своем плече, то решил бы, что они на него разгневаны.              Однако, в глубине души он испытывал облегчение оттого, что они решили проигнорировать поцелуй и признание. Казалось, что сейчас просто не справится с этим дополнительным испытанием, которое, словно беспощадный вал, обрушивалось на них вместе со всеми остальными проблемами.              По сути, теперь у них трое врагов: Мины, Сонджон и сам Хёк.              Теперь у них, можно сказать, объявилась троица врагов: Мины, Сонджон и Хёк.              Мины, безусловно, представляют наибольшую опасность, но при этом самые рассудительные. Докажет Сынчоль свою непричастность к казни Джунки — они отстанут. Однако пока каждый вздох приходится воспринимать как последний.              Банда Сонджона, хоть и малочисленна, но дерзкая. Еще с самого прибытия Сынчоля в Сеул они питали к нему неприязнь, так что подставить его, убив одного из Минов, было вполне логичным ходом. С устранением печально известного Купса весь город оказался бы у них в руках.              И, наконец, Хёк. Хёк, который, вероятно, считает, что поступает правильно. Хёк, полагавший, что пытается спасти своего друга из лап похитителей. Но тот самый Хёк, что пытал и хладнокровно убивал десятки людей.              — Ты его убьешь? — шепчет Джонхан, отвлекая Сынчоля от планшета, где тот что-то усердно печатал. — Хёка. Когда найдете, ты его убьешь?              Джонхан ожидает прямого «да» из уст Сынчоля. Хёк убил его людей, а значит, должен понести наказание. Но вместо этого лидер выглядит по-настоящему растерянным, закусив губу и глядя на потрепанный вид Джонхана.              — Зависит от обстоятельств, — наконец отвечает. — Если сочту, что он представляет угрозу мне или моим ребятам, то выхода не останется.              Джонхан понимающе кивает и снова устремляет взгляд в пол, опустившись в кресле и подперев подбородок ладонью.              — Но, — продолжает Сынчоль, — я понимаю его мотивы. Если бы кто-то посмел тронуть Чана, Джуна или любого из них, я бы поступил точно так же. Поэтому, пока Хёк готов к сотрудничеству, не вижу причин, почему мы не можем мирно поговорить и попытаться уладить ситуацию.              Из угла общей комнаты доносится плохо скрытый насмешливый фырк Джошуа, который Сынчоль решительно игнорирует. Джонхан прекрасно понимает почему.              Эти люди жестоки. При первой встрече они были готовы без колебаний убить его, хотя он и пальцем их не тронул. Мирные переговоры явно не входят в их привычный способ решения проблем. Сынчоль говорит это исключительно ради Джонхана, и только ради него.              Уже далеко за полночь, но сон и думать не смеет. Три разных человека жаждут их смерти, поэтому все изо всех сил пытаются найти выход из сложившейся ситуации.              В идеале, им следовало бы отвезти Джонхана к Минам, дать ему рассказать свою историю, показать видео на телефоне и очистить имя Сынчоля. Но это не тот случай, когда можно просто позвонить по номеру и напрямую связаться с самыми опасными гангстерами страны.              — Мне нужен воздух, — выдавливает из себя Джонхан, с трудом поднимаясь со стула. Ноги, казалось, готовы были подломиться, но он молил всех святых, чтобы хоть на миг сохранить равновесие.              — Погоди секунду, — бросает Сынчоль, не отрывая глаз от планшета, где, судя по всему, происходит нечто чрезвычайно важное. — Только сообщение отправляю, и выведу тебя во двор.              — Нет, — отказывается Джонхан, медленно мотая головой из стороны в сторону. — Не во двор. Мне… мне нужно выйти отсюда.              — Хан…              — Всего на немного, — взмаливается он, надеясь смягчить неприветливое выражение на лице Сынчоля. — Мне нужно это пройтись. Мне просто… нужно побыть вдали от этого места.              Сынчоль выглядит так, словно готов откусить себе руку, взгляд его мечется между Джонханом и Джошуа, будто он пытается найти способ помягче сказать «нет».              — Не могу уйти, Хан, — наконец выдавливает. — Сейчас нет. Не этой ночью.              Джонхану приходится сжать кулаки, чтобы не ударить по чему-нибудь. Понимает, что на них висит угроза, но, сука, на дворе же середина ночи.              Минувшие сутки навевали тоску. Казалось, будто мир за пределами бункера вымер, превратился в безлюдную пустошь. Всего-то и просит Джонхан — быстрой поездки вокруг квартала, чтобы собственными глазами убедиться, что мир за пределами бункера продолжает существовать.              — Завтра, малыш, — примеряющее протягивает Сынчоль, поднимаясь со стула и делая шаг навстречу. — Обещаю, завтра.              И Джонхан уже почти смиряется с заточением, как вдруг заговаривает Джошуа. Это его первые слова с тех пор, как они собрались здесь несколько часов назад.              — Я могу его отвезти, Чоль.              — Правда? — глаза Джонхана расширяются от неожиданности. Не может поверить в такую заботу со стороны парня.              Джошуа усмехается.              — Не льсти себе. Мне тоже прогулка не помешает.              Оба вопросительно смотрят на Сынчоля. Тот открывает рот, собираясь выдать какое-нибудь негодующее возражение, но в последний момент, похоже, сдается и раздраженно вздыхает.              — Возьмите рацию, — бросает он Джошуа, который разводит руками, мол, «Конечно». — Не выезжайте за пределы периметра, держите телефон включенным и вернитесь через полчаса.              — Еще что-нибудь?              — Не умничай, Шуа.              Впервые за долгое время Джонхан ощущает облегчение. Груз, давивший на грудь, чуть ослаб.              Безысходность заточения в этом проклятом здании давит свинцовым грузом. Кажется, он навечно обречен томиться здесь, пока их не захватят, а его не казнят вместе со всеми. Но благодаря Джошуа у него появляется шанс на свободу, пусть даже на одну ночь.              — Вот, — произносит Сынчоль, и Джонхан опускает взгляд, увидев револьвер, впихнутый ему в ладонь. — Джунхви сказал, ты умеешь стрелять. Засунь его за ремень, и если кто подойдет — стреляй.              — Хорошо.              На какое-то мгновение повисает тишина. В глазах Сынчоля читается неуверенность — не только по поводу выхода Джонхана, но и по какой-то другой причине. Потом, отбросив сомнения, наклоняется и целует доктора в лоб.              — Возвращайся поскорее, — приказывает он, отстранившись и уткнувшись в планшет, словно стыдясь внезапной нежности.              Джонхан чувствует, как горят его щеки, но одновременно с этим в груди разливается тепло, необъяснимое и волнующее. Он, конечно, должен был догадаться, что Джошуа все испортит.              — А мне? Где мой поцелуй?              — Да выметайся уже отсюда!              Смеяться посреди такого хаоса странно, но напряжение последних часов требует хоть какого-то выхода.       

***

      Ледяной воздух, что легкими вдохами струится по лицу, отличается от застойного затхлого воздуха подземного бункера. Здесь он ощущается свободным, необъятным, дарующим крылья. Каждый глоток этого истинного дыхания жизни Джонхан впитывает полной грудью, наслаждаясь каждой секундой.              Они с Джошуа закутаны с головы до ног в пальто, шарфы и шапки, защищаясь от пронизывающего холода, а по настоянию Сынчоля еще и маски, будто бы их кто-то мог узнать. Но в этот момент это не имеет значения.              Они крадутся в тени, придерживаясь обочин улиц и стараясь не попадаться на глаза редким прохожим. Это далеко не та идиллическая прогулка и не тот живописный маршрут, на который рассчитывал Джонхан, но именно то, в чем нуждается. Еще чуть-чуть в этом бункере, и он сойдет с ума.              — Ну и? — раздается ехидный голос Джошуа, приглушенный маской. — Ты и Сынчоль, да?              Джонхан закатывает глаза, радуясь, что скрытая под маской улыбка остается незамеченной.              — Не твое дело, — бурчит в ответ.              — Эй, — пожимает плечами Джошуа. — Сынчоль — мой лучший друг. Если ты делаешь его счастливым, то это прекрасно. Но ты правда думаешь, что это надолго?              Улыбка Джонхана испаряется, будто смытая ледяной водой.              — Что ты сказал?              Они продолжают идти, глядя прямо перед собой, избегая взгляда друг друга. Однако легкий, казалось бы, воздух внезапно сгущается, становясь таким же плотным от напряжения, как снежный покров, устилающий землю.              — Понимаю, это жестоко, — продолжает Джошуа, пиная камень носком ботинка. — Но у нас идет война. Сынчоль может погибнуть. Ты можешь погибнуть. Любой из нас. И даже если выживем, что дальше? Бросишь все и сбежишь с ним, навстречу закату? Тебе это кажется правдоподобным?              Ответ был честен: нет. Нет, это не казалось правдоподобным. С самого начала он понимал, что им с Сынчолем не суждено быть вместе, но, возможно, на какое-то короткое мгновение ему просто захотелось почувствовать что-то помимо страха, вины и горя.              — Может быть, поэтому нам и стоит это сделать, — бормочет он, привлекая внимание Джошуа к своему лицу, укрытому капюшоном. — Ты сам сказал, что любой день может стать последним. Так почему бы нам не… не знаю, не подурачиться? Не дать себе хоть немного радости перед тем, как нам разнесут головы?              Он глубоко вдыхает, собираясь с духом, чтобы сказать то, что крутиться у него на языке.              — Мне нравится Купс, и думаю, ему нравлюсь я. Может, все обернется катастрофой, но разве не хочешь жить свободно, чтобы умереть счастливым?              Джошуа не отвечает, и Джонхан чувствует, как его терпение начинает истощаться.              — Шуа, серьезно, ты…              — Заткнись, — шипит Джошуа, и железная хватка смыкается на запястье Джонхана. — Иди вперед. Не оборачивайся.              Ну что ж, если это не ужасает, то Джонхан не знает, что еще могло бы. Но он повинуется, поравнявшись со своим охранником и стараясь дышать как можно ровнее, в то время как все волоски на затылке встали дыбом.              — Почему? — шепчет, свободная рука уже нащупывает кобуру на поясе.              — За нами следят, — едва слышно отвечает Джошуа.              Ох, черт. Черт, черт, черт, черт.              Сердце Джонхана бешено колотится о ребра, адреналин разливается по телу, обостряя все чувства. Изо всех сил старается держаться непринужденно, словно просто прогуливается по улице, ничего не подозревая.              — Что делать? — ответа нет, но Джонхан и не настаивает, надеясь лишь на то, что молчание Джошуа продиктовано желанием сосредоточиться и вернуть их в бункер целыми и невредимыми.              Почему нельзя просто позволить им просто побыть на свободе полчаса? Всего лишь тридцать минут свободы — этого он всего лишь просил.              Теперь, когда прислушивается, то может различить мягкое, но ритмичное постукивание шагов позади, постепенно ускоряющееся и набирающее силу — преследователь явно готовится к нападению.              — Шуа… — неужели так он и умрет? Убьют ли сразу или утащат в какой-нибудь подвал, где переломают пальцы и повыдергают зубы, перед тем, как избавить от мучений?              — Шуа… — с каждой секундой становится все труднее сдерживаться и не пуститься наутек. Хочет сорваться с места и бежать, не останавливаясь, пока не окажется обратно в бункере, в объятиях Сынчоля. Только не умирать вот так.              — Шу…              — Беги! — рявкает Джошуа, толкнув Джонхана вперед ладонью, упершейся ему прямо в спину. — Беги же!              И он бежит. Бежит словно загнанный зверь, на ходу распахивая молнию куртки, чтобы та не стесняла движений. В ушах грохочет кровь, сердце колотится в горле, адреналин хлещет по венам, заставляя мышцы работать на пределе, будто завтра и не будет. Пистолет начинает выскальзывать из кобуры. Джонхан на бегу хватает его, не давая сползти за пояс джинсов, и крепко сжимает рукоять во влажной ладони — на случай, если понадобится.              — Влево! — орет Джошуа буквально с пары шагов позади.              Не раздумывая, Джонхан бросает тело в переулок, который заметил лишь краем глаза, погружаясь из и так мрачного окружения в непроглядную темень.              Перехватив дыхание и прижав руку к колющей боли в боку, Джонхан резко разворачивается, лицом к тому месту, откуда он только что бежал. В тот же миг оглушительный хлопок выстрела разрывает тишину, и следом за ним раздается полный мучения крик Джошуа.              — Нет…              Движимый отчаянным порывом, Джонхан бросается вперед, пытаясь подхватить друга. Но сила удара пули оказалась слишком велика. Джошуа падает на бетон, из раны на бедре хлынула кровь, а горло исторгает серию хриплых стонов и воплей.              — Вставай! — умоляет Джонхан, бросив отчаянный взгляд в сторону, откуда приближаются их преследователи. — Вставай, Шуа, пожалуйста!              Их по меньшей мере трое, все вооружены, лица скрыты за масками и бейсболками. Через считанные секунды они набросятся на них.              Сдавленный рык боли вырывается из стиснутых зубов Джошуа. Он пытается подняться на одной руке, судорожно отталкивая Джонхана назад другой.              — Беги. Просто беги… Отвали от меня!              Внезапно, словно из ниоткуда, возникает громадная фигура, облаченная с ног до головы в черное. Гигантские руки обхватывают тело Джошуа сзади, практически отрывая его от земли. Пленник извивается, лягается и запрокидывает голову назад, пытаясь вцепиться зубами хоть в клочок плоти.              Алые пятна расползаются по ткани джинсов, боль пульсирует в каждой клеточке тела, превращая его в сгусток изнеможения. Он мог бы постоять за себя, но сейчас, истекая кровью, он попросту слаб.              — Отпустите его! — рявкает Джонхан, вскидывая пистолет и пытаясь прицелиться как можно точнее. — Отпусти его сейчас же!              Не уверен, сможет ли попасть. Джошуа находится слишком близко, риск задеть его слишком высок. Рука Джонхана держит оружие твердо, как скала, но не доверяет себе спустить курок, пока лучший друг Сынчоля остается под прицелом.              — Опусти пушку, красавчик, — рычит один из громил, сделав пару шагов вперед, несмотря на угрозу неминуемой смерти. — Мы оба знаем, что ты не выстрелишь.              Джошуа лихорадочно шарит рукой по карману куртки, куда, как знает Джонхан, засунул рацию. Их взгляды встречаются, обмениваясь безмолвным сообщением, лишенным слов, но одинаково понятным для обоих.              — О, да? — огрызается Джонхан. — Посмотрим.              Чуть опускает пистолет и напрягает указательный палец.              Отдача сильная, сотрясает мышцы болью, а звук выстрела эхом прокатывается по стенам переулка с такой силой, что почти оглушает. Однако знает, что попал в цель, когда его нападавший взвывает от боли. Джонхан попал прямо в коленную чашечку, достаточно суматохи, чтобы Джошуа смог крепко схватить рацию и поднести ее повыше.              — SOS! — кричит в динамик, держа устройство на расстоянии вытянутой руки, пытаясь не дать нападавшему выхватить его. — SOS! Нам нужна…              Слова обрываются. Но Джонхан не успевает узнать почему. Третий мужчина, чьи глаза светятся холодным равнодушием, резко бросается вперед, сжимая в затянутой перчаткой руке рукоять ножа, предназначенного, как знает Джонхан, именно для него.              Он пытается снова поднять пистолет, но тот вылетает из его хватки, грохнувшись о землю и скрывшись в тени, будто его и не было.              В этот миг Джонхан решает, что все кончено. Что наконец-то они его достали, и винить в этом некого, кроме него самого. Не смог выполнить приказ, не выдержал лишнего дня в укрытии.              Первый нападавший зажимает Джошуа рот рукой, а другой беспощадно давит на огнестрельную рану, лишая пленника возможности сопротивляться от невыносимой боли. Второй все еще корчится на полу, держась за колено и извергая ругательства с пугающей скоростью. Третий загоняет Джонхана в угол, лишив всякой возможности защитить себя или Джошуа от надвигающейся угрозы.              Но тут появляется четвертый. Тень, возникшая из мрака в абсолютной тишине, молниеносно обвивает шею мужчины, готового вспороть живот Джонхану и перерезать горло одним быстрым, чистым движением.              Кровь хлестает во все стороны, когда тело рушится наземь, но Джонхан слишком стремится спасти Джошуа, чтобы обратить на это внимание. Вернее, так было до тех пор, пока не чувствует, как пальцы вонзаются в мышцы плеча, злобно впиваясь в плоть, обещая синяк. Его грубо тащат назад.              — Пусти! — кричит, изо всех сил сопротивляясь, но безуспешно. — Отпусти меня! Пусти меня, ты, блять…!              — Тс-с! — слышится шипящий голос у его уха, горячее дыхание касается шеи, пока отчаянно сопротивляется. — Хан, стой! Это я! Хватит сопротивляться! Нам нужно уходить!              Нет. Не может быть. Этого просто не может быть. Нет.              — Хёк?              — Да, пойдем!              Джонхан слишком ошеломлен, чтобы двигаться, слишком, чтобы даже дышать.              Он пытается разглядеть своего так называемого спасителя, но в кромешной темноте, где и на один метр вперед ничего не видно, смог различить лишь торчащий из-под бейсболки пучок белых волос.              — Вперед! — рявкает Хёк, дернув Джонхана за собой. — Нам нужно уходить! Быстрее!              Они успевают сделать лишь три шага, перед тем, как Джонхан опоминается, упирается пятками в землю и резко останавливается, заставляя их обоих замереть на месте.              — Нет! — кричит он, поворачиваясь и пытаясь вернуться, но его крепко обхватывают за грудь. — Нет! Отпусти! Мне нужно… Джошуа! Джошуа!              Больше его не видит. Хёк затаскивает его в другое ответвление переулка, и теперь Джонхан не может видеть ни Джошуа, ни тех, кто его держит.              Но еще страшнее то, что он их и не слышит.              — Хёк, отпусти! — вопит он. — Джошуа! Джошуа! Дж…              Откуда-то издалека доносится: — Прости, Хан, — перед тем, как боль пронзает затылок, а мир перед глазами расплывается.              Кто-то подхватывает его, не давая упасть, поднимает с земли и куда-то несет.              Джонхан ничего не видит, не слышит, не чувствует. Пытается в последний раз позвать Джошуа, но голос пропадает. Зато приходит темнота. Глубокая, непроглядная.