**
Медленное погружение Юнги в безумие начинается, когда по соседству с ним поселяется Ким Сокджин.**
— Это звучит немного драматично. — Намджун-а, клянусь Богом, если ты не дашь мне договорить, я попрошу своего соседа-ведьму проклясть твою задницу до следующего года. Намджун так закатывает глаза, что Юнги кажется, будто его гигантский мозг выдает все сигналы тревоги, призывающие его бежать, пока не поздно. — Ладно.**
Итак. Медленное погружение Юнги в безумие начинается, когда по соседству с ним поселяется Ким Сокджин. Когда Юнги встречает его в первый раз, Сокджин находится в самом разгаре процесса переезда. Он тащит несколько картонных коробок, поставленных друг на друга. Один из его друзей — татуированный, с проколами, мускулистый парень с молодым лицом и широкой улыбкой, от которой он выглядит еще моложе — решил устроить соревнование, неся как можно больше коробок за раз. В его руках оказалось внушительное количество коробок — шесть штук, отмечает Юнги, и он не совсем понимает, как работает физика, но парень справляется. Когда Юнги выходит из дома, чтобы забрать почту, а его брелок с китом болтается на указательном пальце, он сразу же замечает их. Дом давно пустует, потому что старушка, жившая в нем, умерла два года назад, и ее детям потребовалось время, чтобы продать его. Юнги немного удивлен видом грузовика, но еще больше — тем, что двое очень симпатичных мужчин препираются в переулке, ведущем к их двум домам, и при этом на их лбах нет ни капли пота или малейшего намека на дискомфорт. — Не могу поверить, что ты заставляешь меня делать это в субботу, — говорит атлет-тяжеловес. — Я мог быть в постели со своими парнями. Сокджин — хотя Юнги еще не знает его имени — пинает его за это под зад. — Хватит жаловаться, сопляк, — ехидничает он. Тот высунул язык. — Мы бы уже закончили, если бы ты не придумал для них оправдание, потому что они выглядели уставшими, а у меня есть сердце, хён, — добавляет Сокджин, произнося последнюю фразу нелепо высоким, надтреснутым голосом. — Я так не говорю! — Говоришь. — Нет! — Именно так. — Ну, а ты говоришь так — здравствуйте, меня зовут Сокджин хён, мне две тысячи лет, и я до сих пор не могу понять, как выиграть в Mario Kart. Голос у него дрожит, как у очень старой дамы. Затем он начинает бежать, чтобы избежать мести хёна, проскакивает первые два шага, ведущие к дому, и исчезает через открытую дверь. Ему каким-то образом удается удержать гору картонных коробок в идеальном равновесии, но, опять же, Юнги не физик. Это просто странно, вот и все. — Я больше не буду покупать тебе пиццу, сопляк! — кричит ему вслед Сокджин. Он выбрасывает ногу вперед в издевательском пинке, который не попадает с расстояния, но все же заставляет Человека-Гору с коробками вскрикнуть изнутри дома. — Нечестно, хён! Сокджин ухмыляется про себя. С триумфом он поворачивает голову к Юнги, а его глаза впервые встречаются с чужими. Через долю секунды Юнги замирает на месте, пораженный глубиной взгляда своего нового соседа. По его телу пробегает дрожь от позвоночника до затылка, заставляя приподнять маленькие волоски на затылке.**
— Полагаю, сосед у нас горячая штучка, — говорит Хосок. — Заткнись. — Он был возбужден, — продолжает наседать Хосок Намджуну. Намджун кивает в знак согласия. Мудаки. Оба.**
Напряженное выражение лица соседа длится недолго. Прежде чем Юнги успевает понять, что происходит, или протянуть руку помощи, дно картонной коробки разрывается, и все ее содержимое падает на пол. С оглушительным грохотом оба смотрят, как тарелки, стаканы и, похоже, хрустальные чаши разбиваются вдребезги. Если бы Юнги был более жестоким человеком, он бы, наверное, прокомментировал тот факт, что его сосед не только бессистемно упаковал все вещи, бросив туда хрупкую посуду и не позаботившись о пузырчатой упаковке, но и явно перестарался, сделав коробку слишком тяжелой, что и привело к ее поломке. Однако Юнги — не такой уж и беспринципный засранец, поэтому он просто быстрой рысью преодолевает расстояние между ними и падает на колени, чтобы помочь ему собрать осколки, все еще с расширенными от оцепенения глазами. Его удивление, кажется, гораздо менее значимо, чем удивление его нового соседа, который широко раскрытыми глазами смотрит на беспорядок у своих ног, а его тело застыло в пространстве. Это делает его похожим на греческую статую, только с более полными губами и наклоненной головой. Теперь, когда расстояние между ними сократилось, Юнги может рассмотреть его со всех ракурсов.**
Хосок со знающей ухмылкой ударяет Намджуна локтем по ребрам. На этот раз он не перебивает, но его развратное выражение лица стоит тысячи слов. Юнги на мгновение задумывается о переезде в Антарктиду, но ему не нравится холод. Кроме того, ему нужно доказать свою теорию. Антарктида может быть следующей. Приоритеты.**
— Мне очень жаль, — медленно произносит Сокджин. Юнги поднимает взгляд от места, где собирает разбитые осколки. Парень не двигается уже две минуты, руки по-прежнему вытянуты, как будто коробка все еще цела в его руках, хотя от нее остались лишь рваные клочья картона. — Все в порядке, парень, — говорит Юнги. — Бывает. Не помешала бы помощь. Сокджин несколько раз быстро моргает и наконец отряхивается. Он падает на колени рядом с Юнги и начинает сметать осколки одной из разрушенных сторон коробки. Юнги наблюдает за ним с немым укором, но не смотря ни на что, его движения стремительны и полны нервной энергии. Это почти головокружительное зрелище, поэтому он не обращает внимания на то, что делает, сосредоточившись на красивом незнакомце, который в рекордные сроки убирает осколки посуды. Возможно, именно поэтому он не замечает, что порезался одним из осколков стекла, пока не начал морщиться — болезненная пульсация возвращает его внимание к руке. От этого Сокджин замирает, а его глаза расширяются, когда он видит, как кровь стекает по ладони Юнги, просачивается между пальцами и капает на, несомненно, дорогой фарфор. — Черт, — хрипит Юнги. — О, Боже! Я... — говорит Сокджин, но слова замирают на полпути к горлу, и вместо них вырывается гортанный звук. Юнги хмурится. От ладони до запястья веет холодом, словно ледяная вода, и боль почти мгновенно стихает. На мгновение он думает, что это может быть из-за вазовагального обморока — порез достаточно глубокий, чтобы потерять сознание, но когда он поднимает взгляд на Сокджина, тот оказывается бледным как привидение. Убедившись, что не потеряет сознание, Юнги снова смотрит вниз, и его рот открывается. Рука все еще в крови, но кожа под ней не пострадала. Нет ни пореза, ни боли. На лице Сокджина изображен шок. Юнги уверен, что его собственное выражение лица сейчас точно такое же. — Я клянусь... — Юнги пробормотал себе под нос. — Какого черта? — Посмотри-ка, — говорит Сокджин с нервным смешком. Звук настолько странный, высокий и писклявый, что на мгновение отвлекает Юнги от недоумения, которое он испытывает. — Ничего! Я думал, ты порезался. — Да, — отвечает Юнги, с недоверием глядя на свою руку. — Я почувствовал это. Но ничего нет. Как… — Знаешь, это может быть один из тех случаев, когда мы думаем, что причинили себе вред, но это все было в нашей голове. Со мной такое постоянно случается. Кровь, покрывающая руку Юнги, заставляет задуматься. — Это было странно, да? — говорит Юнги, голос немного дрожит. Он проводит рукой перед лицом Сокджина, слишком ошеломленный, чтобы задуматься о том, что они едва знакомы. — Здесь был порез, а теперь... нет. — Я что-то читал об этом! — легкомысленно говорит Сокджин. Улыбка у него яркая, хотя и натянутая. — Какое-то стекло, которое, если его разбить, выделяет красную жидкость. Я не думал, что это реально, но, похоже, так и есть! Как интересно! Может, мы сделали научное открытие! Юнги нахмурил брови. — Ты только что сказал, что где-то читал об этом. — О, — отвечает Сокджин, тяжело сглатывая. — Точно. Так и есть. Видимо, мы его не открыли. Жаль, мы могли бы очень разбогатеть. Юнги снова опускает взгляд на свою руку. Кровь, или красная жидкость, или что бы это ни было, уже начала высыхать на его коже. Он подносит руку к носу, чтобы понюхать ее, но Сокджин оказывается проворнее: его длинные пальцы хватают руку Юнги и останавливают на полпути. — Не надо, — просит Сокджин с расширенными от паники глазами. — В статье, которую я читал... Там говорилось, что это может быть очень токсично, эта красная штука, которую они положили в стакан. Да, супертоксично! Мгновенная смерть! Ужасная боль! Не нюхай это! Юнги ничего не отвечает, застыв на месте. Пальцы Сокджина сжимаются в кулак, и ладонь Юнги пульсирует от прикосновения, но хотя бы не от боли. Это маленькие разряды электричества, проходящие по коже от места контакта.**
— О, обнимашка, это так по-гейски с твоей стороны, — ласково комментирует Хосок. — Мурашки по коже от того, что ты держишь за руку своего горячего соседа. — Ммх, — соглашается Намджун. — Это было не то, — ворчит Юнги, его щеки разгорелись против воли. — Это была его магия. Просто я еще не знал об этом. — Магия? Это то, что молодое поколение называет так в наши дни? — Я старше тебя, — невозмутимо отвечает Юнги. — И, к сожалению, не мудрее, — возражает Хосок. — Продолжай, я вникся. Что было дальше? Юнги одним глотком допивает свой виски и жестом просит бармена принести еще один.**
— Это бессмысленно, — говорит Юнги, задумчиво нахмурив брови. — Зачем им класть что-то настолько токсичное в посуду? Смахивает на угрозу безопасности. — Капитализм, сосед, — с праведной обидой говорит Сокджин. — Гибель современного общества! Компании этого мира не заботятся о нашей безопасности, лишь бы извлечь из этого прибыль. По позвоночнику Юнги пробегает очередная волна мурашек.**
— Это была не его магия, а то, что у тебя встал, потому что он обгадил капитализм, и это, похоже, твой кинк номер один. — В любом случае, — восклицает Юнги, его голос достаточно высок, чтобы питать глупую надежду на то, что он сможет выкинуть из головы слова, которые только что вырвались изо рта Хосока.**
— Тем не менее, — продолжает Сокджин, его голос звучит слишком громко. — Думаю, они перестали это делать, потому что возникли неприятности, но это была очень древняя посуда. Она хранилась в моей семье достаточно долгое время. — О, — тихо говорит Юнги. — Это грустно, жаль, что теперь все разбито. Он не отмечает, что, возможно, все осталось бы целым, если бы сосед знал, как правильно упаковывать хрупкую посуду, потому что Юнги — хороший человек с такими же хорошими манерами. А еще его сосед до глупости привлекателен, так что Юнги не станет злить его без веской причины. Сокджин пожимает плечами. — Все в порядке, я не был эмоционально привязан к этой посуде, — говорит он, улыбаясь. — Спасибо тебе за помощь. Я так рад, что с твоей рукой все в порядке, но мне пора возвращаться к переезду, а тебе следует поскорее убрать это, пока оно не поранило твою кожу или еще что-нибудь. Из-за токсичности. Прости за беспокойство. Завтра я принесу тебе домашние кексы, чтобы извиниться как следует. — О, тебе не нужно этого делать, — говорит Юнги, почесывая затылок рукой, которая не покрыта токсичной красной жидкостью, которая может убить его, а может и не убить, если он ее смоет. — Тебе, наверное, тоже надо помыть свою, — пробормотал он, указывая на руку Сокджина, все еще спрятанную в его собственной. — Да, конечно, — говорит Сокджин. — Я сделаю это прямо сейчас. Он разгибает пальцы и пытается отстраниться, но руки не разжимаются. Юнги с уверенностью называет это самой странной вещью, которая когда-либо случалась с ним. Он чувствует, что краснеет, но вместо того, чтобы повести себя как порядочный сосед и разделить свое смущением из-за того, что они не могут перестать держаться за руки, Сокджин снова бледнеет, его кожа становится почти серой, а на лице появляется выражение полного ужаса. — Перестань вести себя странно, черт возьми, — шипит он так тихо, что Юнги не услышал бы его, не будь он так близко. Юнги сначала думает, что Сокджин обращается к нему, причем довольно грубо, но через мгновение понимает, что Сокджин на самом деле разговаривает сам с собой. Так что... это не очень хороший знак, а может и хороший.. Он еще не принял окончательного решения по этому вопросу. — Пожалуйста, — взмолился Сокджин. Юнги не совсем понимает, что именно происходит. Все, что он знает — это то, что он пытается выдернуть свою руку и не может этого сделать. Сокджин хмурится — то ли от сосредоточенности, то ли от разочарования, но Юнги не знает. В конце концов, после все более неловкого отрезка времени и, похоже, огромных усилий, Сокджин наконец отпускает ее, и выражение его лица меняется от раздражения до облегчения. А потом он выглядит просто потрясенным. — Что это было? — спрашивает Юнги, не в силах держать себя в руках, его голос едва ли громче, чем озадаченный шепот. Сокджин снова разражается натянутым смехом. — А что было? — Это, — отвечает Юнги, взмахивая испачканной рукой. Сюрреализм всего, что только что произошло, сразу же осеняет его, и он прочищает горло, поднимаясь на ноги. — Кажется, я слишком мало спал, — говорит он, слегка задыхаясь. — Я пойду. Увидимся, да? Да. Увидимся. Просто постучи в мою дверь, если тебе что-нибудь понадобится. Он поворачивается, чтобы уйти, но Сокджин вскакивает на ноги и замирает на месте. — Эй, кстати, я Ким Сокджин, — говорит он, как будто они не пропустили этот очень важный шаг и не перешли к интимному рукопожатию через десять минут после знакомства. Юнги оборачивается и кивает своему новому соседу, а сам начинает пятиться назад, к своей входной двери. — Мин Юнги. — Приятно познакомиться, Мин Юнги-ши, — говорит Сокджин с милой улыбкой, от которой у него раздуваются щеки. — Прости, что вел себя странно. Ладонь Юнги все еще покалывает электричеством. Он не может не улыбнуться в ответ. — Мне тоже приятно, Сокджин-ши. Я не против странностей. Он машет ему рукой, прежде чем войти в дом, и клянется, что видит, как растение в грузовике Сокджина машет ему в ответ.**
Намджун и Хосок молча смотрят на него, и Юнги начинает ерзать на своем месте от дискомфорта. — Просто постучи в мою дверь, если тебе что-нибудь понадобится, — попугайничает Хосок, вычленяя каждое слово в откровенно ужасном подражании Юнги. — Я не против странностей. — Что? — ворчит Юнги. — Просто отсоси этому парню, раз взялся за это, хён! — говорит Хосок, каким-то образом умудряясь сочетать гордость и обвинение. Юнги моргает несколько раз. — Мне кажется, ты не понял, о чем речь. — Нет, — отвечает Хосок с милой улыбкой. — Я думаю, что это ты упускаешь суть. — Моя рука зажила сама! — восклицает Юнги, показывая им свою неповрежденную ладонь, как будто этого не произошло несколько недель назад. — Гейство лечит все, — мудрено говорит Хосок. Юнги закрывает глаза и сжимает переносицу. — Не думаю, что это лечит порезы, детка, — говорит Намджун, наконец-то заговорив. Его руки по-прежнему скрещены на груди, но, по крайней мере, брови нахмурены в сосредоточенном выражении, и во взгляде есть искра интереса, несмотря на сомнение в тоне голоса. Прогресс, думает Юнги. — Спасибо! — говорит он, бросая на Хосока взгляд, полный оправдания. — Это могла быть психогенная боль, — все тем же монотонным тоном говорит Намджун, безжалостно разрушая надежды Юнги. — О, великий мозговой штурм! — говорит Хосок, радостно хлопая в ладоши. Щеки Намджуна заливает краской, но он невозмутимо продолжает. — Иногда можно чувствовать боль без сигналов ноцицепторов, потому что мозг может создать ощущение боли. — Но мне все равно нужно что-то, что заставит мой мозг создать психогенную боль, не так ли? — спрашивает Юнги. Намджун пожимает плечами. — Не знаю, я не невролог, — говорит он. — Мог бы и обмануть меня, — ворчит Юнги себе под нос. — Но это может быть связано с эмоциональными или поведенческими факторами, — заканчивает Намджун. — Другими словами, ты так любишь своего соседа, что это причиняет тебе физическую боль, — подхватывает Хосок. — Не совсем, — комментирует Намджун, но Хосок его игнорирует. — Итак, есть два варианта, — говорит он окончательно. — Либо он ведьма, либо у тебя на него гейский стояк. Юнги угрюмо спускается по своему стулу. — Это единственный вид стояка, который у меня бывает. Хосок кивает в знак гордого одобрения. — Что ты делал, когда вернулся домой? — спрашивает Намджун. — Ты упал головой в котел, а он пытался тебя приготовить, чтобы съесть с хорошим кьянти? Юнги хмурится. — Я помыл руки. — Этого недостаточно, чтобы утверждать, что этот парень — ведьма, — возражает Намджун, упрямый ублюдок. — Это было только начало, — говорит Юнги. — Следующий день был таким же странным.**
Юнги находится посреди чудесного сна, который никак не связан с его новым, чрезвычайно привлекательным соседом, когда его будит звук дверного звонка, раздавшийся в доме. Он натягивает на голову подушку, внутренне молясь о том, чтобы Мормон не обратил внимания на его коврик у двери с котом, посылающего всех незванных гостей, но звонок раздается снова, и он смиряется с этой ужасной участью. В голове туман, но, прежде чем взглянуть на будильник, стоящий на тумбочке, он улучает момент, чтобы мысленно уладить свое подсознание. Сейчас девять утра, а значит, он проспал. Это не имеет никакого отношения к чудесному сну, говорит он себе, вскакивая с кровати и волоча ноги к входной двери, готовый убить дурака, который его разбудил. Он все еще полусонный, и глаза открываются с огромным усердием. Поэтому он совершенно не готов к встрече с Сокджином, стоящим у входной двери с широкой улыбкой на лице и пятном муки на левой щеке. Немного обидно, что он так хорошо выглядит с утра, в то время как на голове Юнги сейчас, наверное, больше птичьего гнезда, чем волос, и он еще не успел почистить зубы. На Сокджине розовый фартук поверх большого свитера, и это не может не разбудить Юнги. Правда, во сне на его новом соседе не было почти ничего из одежды. Юнги чувствует себя немного извращенцем, но он же не может контролировать свое подсознание и то, кого оно решает изобразить в своих влажных снах, не так ли? Однажды ему приснился школьный учитель истории. Это был ужасный опыт. — Привет, — восклицает Сокджин, слишком веселый для воскресного утра. — Привет, — прохрипел Юнги. Его утренний голос всегда сипловат, поэтому он тяжело сглатывает, прежде чем спросить: — Как дела? Сокджин сует ему в лицо стеклянный контейнер. Он герметично закрыт, но нос Юнги все равно улавливает восхитительный запах сладости, исходящий от него. — Извинительные кексы, — говорит Сокджин, все еще слишком веселый, но его жизнерадостность немного заразительна, поскольку есть перспектива получить выпечку. — Я же говорил, что тебе не обязательно это делать, — говорит Юнги, хотя искренне надеется, что Сокджин не откажется от своего предложения. Его кексы пахнут просто божественно. Сокджин пожимает плечами. — Ну, уже все готово, — говорит он. — И я все равно не могу их есть, потому что в составе есть сладкий картофель, а у меня аллергия, так что ты должен их забрать, иначе у меня будет соблазн съесть один, и я могу умереть. Ты же не хочешь, чтобы я умер? Юнги смотрит на него с недоверием, но сейчас так рано, и он едва проснулся, поэтому ничего не может с собой поделать, его рот кривится в мятежной улыбке. — Я думаю, что это, скорее всего, создаст напряжение в наших новых отношениях как соседей, — соглашается Юнги. — Именно, — говорит Сокджин, и его ухмылка становится шире. Он сует контейнер в руки Юнги. — Надеюсь, тебе понравятся картофельные кексы. — Да, — отвечает Юнги. По какой-то причине он чувствует, что этого недостаточно, и ему нужно сказать больше. — Когда я был маленьким, мама водила меня в пекарню на соседней улице и разрешала выбрать все, что хочу, когда я получал хорошую оценку за тест. Больше всего мне нравились клубничные макаруны, но они были не всегда, поэтому вместо них я брал сладкие картофельные кексы. Юнги с улыбкой открывает крышку, намереваясь пригласить Сокджина разделить с ним кекс, потому что он хороший сосед.**
— Нужно ли мне говорить это? — спрашивает Хосок. — Мне кажется, что нужно, но это бессмысленно, — отвечает Намджун. — Я уверен, что хён искренне верит в то, что он был просто хорошим соседом. Хосок глубоко вздыхает. — Безнадежная ситуация, Джун-а. Намджун хмыкает. Юнги бросает на них взгляд. — Да пошли вы оба, честное слово. Хосок посылает ему воздушный поцелуй. Юнги закатывает глаза, но все же ловит его с недовольным выражением лица и убирает в карман, потому что не хочет, чтобы Хосок расстроился, если он этого не сделает.**
Дело в том, что когда Юнги открывает контейнер, внутри оказываются вовсе не картофельные кексы, если только Сокджин не один из тех кондитеров, которые делают торты похожими на самые разные вещи, или же действительно ужасный пекарь, который не знает, что такое кексы. Внутри аккуратными рядами выложена дюжина макарун, которые, судя по насыщенному красному цвету начинки и пастельно-розовому цвету оболочки, имеют клубничный вкус. Юнги в шоке поджимает губы, а когда он поднимает взгляд, Сокджин снова принимает это выражение. Шок охватил его с такой скоростью, что все краски исчезли с лица, а левый глаз дернулся. Они слишком долго молчат, глядя друг на друга в недоумении, а затем Сокджин протягивает руку и выхватывает контейнер из рук Юнги, в мгновение ока засовывая его за спину. Юнги растерянно смотрит на него. — Я все перепутал, — говорит Сокджин в сопровождении натянутого смеха, с трудом и высоким тембром. — Они были для кого-то другого! Они были для моего... э-э, ученика. Студента. Моему любимому студенту. Он тоже любит клубничные макаруны. Какое совпадение, правда? Юнги снова моргает, потрясенный до немоты. — Извини за это, — наконец произносит Сокджин, широко улыбаясь, но по краям его улыбка дрожит. — Пока! Прежде чем Юнги успевает ответить, он разворачивается и начинает уходить, но останавливается в нескольких футах от входной двери, спиной к Юнги. Несмотря на удивление, Юнги не может не заметить, что его плечи очень широкие, даже скрытые объемным свитером. Сокджин несколько мгновений молча смотрит на контейнер со сладостями в своих руках, а затем отступает назад и снова подходит к Юнги. Осторожными движениями он берет два макаруна и аккуратно кладет их в протянутые руки Юнги. Он в последний раз улыбается, а затем уходит. Юнги смотрит ему вслед с открытым ртом, пока Сокджин не исчезает в своем доме. Он уверен, что слышал, как тот ругал себя за этот инцидент.**
— Сначала я подумал, что у меня галлюцинации, ведь я только что проснулся, — говорит Юнги. — Но какова вероятность того, что он испечет для кого-то другого единственную вещь, которая была у меня в детстве? — Низкие, но не нулевые, — отвечает Намджун. — Он точно ведьма, — утверждает Хосок. — Да! — восклицает Юнги, только немного слишком громко, даже для шумной атмосферы бара. Он думает, что они уже где-то около шестой или седьмой рюмки, так что он больше не отвечает за уровень громкости своего голоса. В этом вопросе они с Хосоком противоположны: если Хосок становится тише, то Юнги — громче. — Я не думаю, что этого доказательства достаточно для вынесения вердикта, — говорит Намджун. — Когда ты успел стать судьей? — ворчит Юнги. Хосок вздергивает брови. — Могу ли я называть тебя "Ваша честь"? — спрашивает он у Намджуна, наклоняясь к его боку с развратной улыбкой. Намджун краснеет и прочищает горло, но тут же хватает руку Хосока на своем бедре и подносит ее ко рту, чтобы поцеловать. Хосок мгновенно тает и развратное выражение лица сменяется неприкрытой нежностью. Юнги высовывает язык и корчит гримасу отвращения. — До сих пор ты просто сходил с ума от того, какой он горячий, — говорит Намджун, не сводя взгляда с Юнги, но его внимание явно занято Хосоком, который уткнулся ему в шею. — Или ты просто просыпаешься. Я видел, как ты вытворял всякое дерьмо еще до того, как выпивал первую чашку кофе, хён. Юнги мог бы возразить, но они с Намджуном были соседями по комнате достаточно долго, чтобы это сошло ему с рук. Намджун не упускает случая напомнить ему о том, как Юнги расстроился, решив, что у них перестал работать вспениватель молока, что вполне логично, если учесть, что он пытался взбить воду. А еще был случай, когда он, еще полусонный, пытался есть хлопья не той стороной ложки и притворился, что сделал это нарочно, когда Намджун указал ему на это. Утро и Юнги — не самая лучшая пара, но все же. Он никогда раньше не галлюцинировал, что кексы превращаются в макаруны. — У меня никогда раньше не было галлюцинаций, когда кексы превращались в макаруны, — проницательно замечает он, потому что это действительно отличный аргумент. — Мне нужно нечто большее, чем это, чтобы перевернуть всю мою систему убеждений и внезапно поверить в то, что магия существует, хён, — говорит Намджун. — Пока что я понял, что ты проводишь слишком много времени, запершись дома в окружении старых книг и химикатов. — Мы разберемся с этим, — загадочно говорит Юнги, потому что да, он провел достаточно времени в окружении старых книг, а значит, знает, как зацепить кого-то историей. — Книгами, а не химикатами. Но я еще не закончил. Дальше будет хуже. Хосок снова хлопает в ладоши и наклоняется ближе, опираясь локтем на стол, а подбородком — на ладонь, выражение его лица завораживает. Юнги рад, что успел поймать его воздушный поцелуй ранее.**
Юнги мог бы отмахнуться от него. Мог. И должен был. Но это продолжается. Когда Юнги в следующий раз видит Сокджина, они уже две недели как соседи. Если не считать странных встреч, Сокджин — замечательный сосед. Он тихий, и это несомненный плюс, учитывая, что Юнги работает дома и нуждается в покое, когда остается наедине со своими книгами. Громче всего Юнги слышит его, когда к нему приходит тот самый парень, который помог ему переехать, и их постоянные препирательства разносятся эхом по пространству между их домами (а оно невелико, только часть их садов и высокий забор). Он следит за чистотой и порядком в их общем переулке. Юнги иногда слышит, как он поет, когда работает в саду, как будто исполняет серенаду растениям. У него прекрасный голос, и Юнги не возражает, даже оставляет окно открытым, чтобы послушать его, когда работает над древней копией альманаха животных, за восстановление которого клиент заплатил большие деньги. Юнги уже почти забыл о странностях, которые происходят с его соседом, когда они снова заговорили. Поздний вечер пятницы, и, как обычно бывает по пятницам, Юнги возвращается домой после ночной вечеринки с Хосоком и Намджуном, в его организме достаточно алкоголя, чтобы пропоить всю Шотландию в течение года. Именно поэтому он с трудом открывает свою дверь. Ключ не поддается и отказывается входить в замок, сколько бы Юнги ни пытался. Он и не подозревает, какой переполох поднял, пока дверь соседнего дома не открывается и оттуда не выходит Сокджин. — Эй! — восклицает он. — Кто ты? Юнги отшатывается от двери и смотрит в сторону. Его сознание замирает при виде Сокджина в пижаме небесно-голубого цвета в горошек и очках, в которых он похож на одного из ученых, для которых Юнги реставрирует книги. Это горячо — проворчал Юнги. Сокджин до глупости горяч, а Юнги до чертиков пьян. — О, Юнги-ши, — говорит сосед, узнав его. — Я думал, кто-то пытается тебя ограбить. Все в порядке? Юнги слегка спотыкается, отходя от двери. — Я в порядке, — отвечает он, прищурив глаза на Сокджина. — Просто мой дурацкий ключ не хочет открывать мою дурацкую дверь. — Хочешь, чтобы я помог? Юнги качает головой, что входит в десятку самых больших ошибок, которые он совершил в своей жизни, потому что она тут же начинает плавать. Но Хосок заключил большой контракт с издательством, и им пришлось праздновать. Юнги напился как в последний раз только для того, чтобы показать как сильно он любит Хосока, или что-то в этом роде. Он чествовал своего друга. С виски и дешевым соджу. Он отличный друг. — Все в порядке, — повторяет Юнги, хотя сам чувствует, как его губы морщатся. — Я справлюсь. Он поворачивается к двери и с силой вставляет ключ в замок. Чудесным образом ключ попадает внутрь и отпирает дверь. — Ах! — восклицает он, поворачиваясь лицом к Сокджину, и на его лице появляется ухмылка. — Я сделал это! Двери такие глупые. Сокджин поджимает губы, но его глаза сверкают под светом крыльца, словно он сдерживает улыбку. — Ты милый, — говорит он и, кажется, тут же понимает, что натворил, потому что его глаза слегка расширяются, и он прочищает горло. — Ну, тогда спокойной ночи! Я рад, что тебя не ограбили! — Я... Да... Ты тоже. Спокойной ночи, — пробормотал Юнги, покраснев до неузнаваемости. Это из-за алкоголя, говорит он себе. Алкоголь делает его лицо розовым и заставляет запинаться перед красивыми парнями. Это уже устоявшийся факт жизни, как ключи, открывающие двери. Даже с расстояния между их крыльцами Юнги видит, как покраснели уши Сокджина. Он машет Юнги рукой — жест немного поспешный — и исчезает в доме. Юнги еще несколько минут стоит перед дверью и смотрит на пустое пространство, оставленное Сокджином. Он выглядел особенно красиво под маленькими сказочными фонариками, которые он установил под крыльцом (то есть он командовал татуированным парнем, пока тот делал это и жаловался, но все равно старательно выполнял работу). Юнги вытаскивает ключ из замка и заходит внутрь, закрывая за собой дверь. Затем он опускает взгляд на свою руку и замирает, осознав, что то, что он только что вытащил из замка, совсем не его ключ от входной двери. Это брелок, который Намджун подарил ему во время путешествия по спасению мира в прошлом году, и он выполнен в форме маленького кита. Брелки в форме кита, насколько известно Юнги, не открывают двери.**
— Ты был пьян до беспамятства, — говорит Намджун. — Да, я тоже так себе говорил, — отвечает Юнги. — Но потом случилась история с яйцом. — Яйцом? — повторяет Хосок. — Этот разговор примет странный оборот? — Думаешь, до сих пор не было ничего странного? — спрашивает Намджун, в его голосе звучит осуждение. Хосок пожимает плечами. — Четыре по шкале от одного до десяти, — говорит он, не обращая внимания. — Думаю, если произойдет ритуальное жертвоприношение, я подниму его до шести. — Насколько я знаю, жертвоприношения не было, — говорит Юнги, пожевав нижнюю губу. Он не думает, что Сокджин из тех, кто способен на ритуальное жертвоприношение, но до сегодняшнего дня он также не считал своего соседа ведьмой, поэтому не уверен, что его мнению стоит доверять. — Насколько ты знаешь, — зловеще повторил Хосок. — Продолжай. Про яйцо.**
Такое случается редко, но иногда у Юнги появляется настроение испечь. Обычно это происходит либо когда он только что получил посылку с книгами, над которыми ему нужно поработать, и ему пока не хочется браться за дело, либо когда его депрессия решает напомнить ему о своем существовании и разрушает психические барьеры, несмотря на то что Юнги никогда не забывает принимать лекарства. (Депрессия без проблем откроет дверь по пьяни, думает Юнги, она прекрасно справится с тем, чтобы выбить ее ногой, ключ не нужен). После многих лет жизни с депрессией Юнги обнаружил, что выпечка — отличный способ отвлечься, когда он застревает в собственных мыслях. Юнги нужно лишь следовать инструкциям и поставить свой мозг на паузу на час-другой. В этом есть что-то терапевтическое. А еще бунгеоппанг творит чудеса с душой. Так бы оно и было, но у Юнги закончились яйца, а еще больше — мотивация для короткого похода в продуктовый магазин. Ему нужно всего одно, а это, похоже, не стоит таких усилий, поэтому он выбирает следующий лучший вариант. Открыв дверь, Сокджин радуется, увидев стоящего там Юнги. На нем садовые перчатки и защитные очки, но Юнги предпочитает не обращать на это внимание. Это уже не так важно в списке странных вещей, которые он наблюдал в присутствии своего соседа. Огни, мерцающие радужными цветами за спиной Сокджина, словно приветствуя Юнги, даже не попадают в этот список. — Привет, Юнги-ши! — говорит он с яркостью, которая могла бы соперничать с весенним солнцем, освещающим буквальные джунгли, которые Сокджин держит на крыльце своего дома. — Чем могу помочь? — Яйца, — красноречиво отвечает Юнги. Ему интересно, считает ли Сокджин его странным, учитывая, как трудно ему строить связные предложения в его присутствии. — Мне нужны яйца. Одно яйцо. Можно одолжить? У тебя. Пожалуйста.**
— Спокойнее, — комментирует Хосок. Намджун не говорит ни слова, но явно сдерживает смех. Юнги не обращает на них внимания.**
— Конечно! — воскликнул Сокджин. — Заходи! Юнги уверен, что дверь распахивается в приглашении, и Сокджин даже не прикасается к ней. На долю секунды он задумывается, а не привиделась ли ему входная дверь Сокджина, манящая его внутрь, но это за гранью возможного, да и настроение у него сегодня не самое лучшее, поэтому Юнги отбрасывает эту мысль в сторону, отгоняя ее. Он колеблется, неловко стоя под крыльцом, но не успевает он озвучить ответ — положительный или отрицательный, он не знает — как ветер, кажется, принимает решение за него: резкий порыв дует ему в спину и заставляет войти внутрь. Сокджин, похоже, шокирован не меньше, чем Юнги, но он принимает все как должное, закрывая за Юнги дверь с чуть большей силой, чем это было необходимо. Юнги с опаской заходит внутрь. Дом Сокджина — это... нечто. Первое, что замечает Юнги — это удивительный запах внутри: в воздухе витает что-то сладкое, смешанное с характерным привкусом рассола и аромата домашних животных. Это напоминает ему приятные воспоминания о том, как в детстве бабушка и дедушка возили его на каникулы на остров Чеджу, и ностальгия обволакивает его плечи, как теплое одеяло. В гостиной есть несколько ветряных колокольчиков, и, хотя все окна закрыты, они осторожно раскачиваются в унисон, играя мелодию в такт тиканью старых часов, стоящих в углу. В доме еще больше растений, чем снаружи на крыльце, и повсюду книги. На столе в гостиной, на полках до самого потолка, в бессистемных стопках, аккуратно расставленных в стратегических местах, чтобы все выглядело гармонично, а не беспорядочно. — Чем ты зарабатываешь на жизнь? — спрашивает Юнги. Единственное место, где он видел столько книг — это дом Намджуна, а Намджун — дипломированный ботаник. И к тому же преподаватель колледжа. Но Юнги считает, что это примерно одно и то же. — О, я в некотором роде учитель, — легкомысленно отвечает Сокджин. — В некотором роде? Сокджин хмыкнул. — Я обучаю людей с... особыми навыками. На полставки. В остальное время я продаю вещи. Но это скучно, не вижу смысла об этом рассказывать! — для Юнги все это звучит довольно интересно, но Сокджин, похоже, хочет сменить тему. Юнги настаивал бы на этом, если бы сейчас его не мучили воспоминания о том, как бабушка с дедушкой водили его на пляж и прививали ему безупречные манеры. — Я схожу за яйцами. — Яйцом, — поправляет Юнги. — Мне нужно только одно! Сокджин уже уходит на кухню. Юнги стоит в гостиной, неловко уперев руки в бока. Он перебирает книги на журнальном столике, ища, чем бы себя занять. Он начинает читать одну из них — "Самопомощь для в...", но доходит до буквы "В", после чего буквы начинают смещаться и меняться местами, и получается "Привет, Юнги!" с маленьким сердечком рядом с его именем. Юнги моргает и трет глаза. Когда он снова смотрит на книгу, название гласит: "Самопомощь для стерв". — Хочешь чаю? — Сокджин зовет из кухни. — Я заварил немного для себя. Юнги хочет пойти домой, испечь что-нибудь слишком сладкое и зарыться под гору одеял, серьезно сомневаясь в своей вменяемости. — Конечно, — все равно отвечает он. — Спасибо! — А что насчет тебя? — спрашивает Сокджин, возвращаясь в гостиную и неся поднос с чайником, двумя кружками, целой коробкой яиц и тем, что подозрительно похоже на тарелку с клубничными макарунами. — Ты пришел как раз вовремя, я приготовил их сегодня утром. Юнги решает не задавать вопросов, ведь макаруны выглядят аппетитно, даже больше, чем все, что он мог бы испечь, и он отчетливо помнит, какими райскими на вкус были те, что подарил ему Сокджин в тот день, когда произошел сбой с кексами. Уже при одном их виде ему становится легче. — А что насчет меня? — спрашивает он, когда Сокджин протягивает ему чашку с дымящимся чаем. Тот жестом приглашает Юнги сесть, и он осторожно соглашается. Присаживается на край дивана, но тут же чувствует, что откидывается назад, словно притягиваемый невидимой силой. Юнги предполагает, что эта сила, скорее всего, заключается в его любви к безделью, потому что это, несомненно, самый удобный диван, на котором он когда-либо сидел, а это говорит о многом, учитывая, что обычно Юнги предпочитает сидеть или лежать. — Чем ты занимаешься? — спрашивает Сокджин с неподдельным интересом во взгляде. Он садится в кресло у окна напротив Юнги и скрещивает ноги. Цветущие растения за его спиной, изящная манера держать чашку с чаем и неземное лицо — он похож на привидение, созданное прямо из фантазий Юнги. Он никогда не был религиозным человеком, но Сокджин выглядит просто ангельски. — О... — Юнги сегодня просто образец красноречия. — Я реставрирую старые книги. В основном работаю дома, мастерская находится в подвале. — Как интересно! — восклицает Сокджин, его лицо озаряется. — Я сам в некотором роде коллекционер старых книг, — Юнги ничуть не удивлен. — Иногда трудно сохранить их в первозданном виде, но ты привязываешься к ним. Уверен, твои услуги очень ценятся. Юнги хмыкает, делая первый глоток чая. Вкус такой приятный, что на глаза наворачиваются слезы. А может быть, Юнги просто чувствует себя сегодня немного странно. — Я могу дать тебе несколько советов, — полупробормотал он. От этого Сокджин еще больше светлеет, его глаза радостно искрятся, а на лице появляется ослепительная улыбка. Сердце Юнги подпрыгивает в горле и едва не заставляет его выплюнуть чай. Наверное, это было бы богохульством или чем-то близким к этому. — Ты давно этим занимаешься? Юнги кивает. — Сколько себя помню. До меня этим занимался мой дед. Это что-то вроде семейного бизнеса. — Прекрасно, — говорит Сокджин и, кажется, говорит серьезно. Юнги улыбается и застенчиво смотрит на чай в своих руках. Листья собираются вместе и образуют сердце в его чашке. Забавно, как срабатывает серендипити. — Ты преподаешь что-то связанное с ботаникой? — спрашивает Юнги, неопределенно указывая на окружающие их растения, свисающие с потолка и растущие из горшков. Сокджин моргает, как будто не ожидал такого вопроса. — Что-то вроде этого, — загадочно отвечает он. — Ботаника, химия, алхимия — все это более или менее одно и то же. Юнги уверен, что это не совсем так, но что он вообще знает о таких вещах? Он любит древние тома, нежное прикосновение страниц к кончикам пальцев, мудрость, заключенную в них, и чувства, которые они передают, несмотря на летящее время. — Они красивые, — говорит Юнги, и это лучше, чем сказать Сокджину, что это так. Юнги снова чувствует, что краснеет, и это ужасно, когда в этом нет вины алкоголя. — Да, правда? — Сокджин с нежностью проводит пальцами по зеленому листу растения, прижавшегося к его плечу. Юнги готов поклясться, что растение прихорашивается под его вниманием. — И давно ты здесь живешь? — Около семи лет, — отвечает он. — А ты? — и сразу же осознает всю абсурдность своего вопроса. Он буквально был здесь, когда Сокджин переехал. — Я имею в виду, где ты жил раньше? — О, то тут, то там, — отвечает Сокджин. — Я много переезжал, но это надоедает, понимаешь? Юнги не понимает, но все равно кивает. Он всего несколько раз бывал за пределами Южной Кореи и, кроме своего родного города Тэгу, жил только в Сеуле. Он не может назвать себя любителем путешествий. — Поэтому я решил попробовать хоть раз осесть где-нибудь, — продолжает Сокджин. — Не думаю, что смогу убедить Чонгука помочь мне переехать еще хотя бы на десять лет, если не опустошу свой банковский счет, покупая ему взамен еду, так что вот так. К тому же я устал от переездов. Надеюсь, это был последний раз. — Надеюсь, — тупо отвечает Юнги. Он сам не знает, почему так себя ведет. В Сокджине есть что-то такое, что заставляет его чувствовать себя неловко. Правда, его успокаивает тот факт, что Сокджин, похоже, не может смотреть ему в глаза. — Кто такой Чонгук-ши? — Мой ученик, — говорит Сокджин. Он прочищает горло. — То есть, один из моих студентов. Ботаника, химия, алхимия. Но в основном он заноза в моей заднице. Юнги нахмуривает брови. — Похоже, вы близки, — говорит он. Сокджин кивает. — Ты так близок со всеми своими... учениками? Сокджин пожимает плечами. — Только с дьявольской троицей. Они не оставили мне выбора. Чонгук-а так смотрит на тебя, что сразу хочется заботиться о нем, а потом он заставляет тебя покупать для него еду и пользуется твоими видеоиграми, и не успеваешь оглянуться, как оказываешься в ловушке его чар. Он входит в твою жизнь, и ты просто не можешь заставить его уйти. Ты поймешь, что я имею в виду, если когда-нибудь встретишь его. Для Юнги это выглядит так, будто Сокджин усыновил ребенка, независимо от того, хотел он этого или нет. Это должно было бы настораживать, но Юнги находит это в основном очаровательным. — Звучит мрачно, — игриво говорит он. — Это кошмар, — соглашается Сокджин. — Он вроде как мой лучший друг. Только не говори ему, что я так сказал. Юнги улыбается про себя. — У меня тоже так было с Хосоком, — зачем-то говорит он Сокджину. Обычно он не любит излишне распространяться. Да и вообще делиться чем-то, если честно. Он не знает, что такого в Сокджине, что заставляет его начать говорить и никогда не останавливаться. — Мы познакомились в колледже в гей-баре. Он подошел ко мне и попросил притвориться его парнем, потому что какой-то гад не переставал к нему приставать. Я согласился, потому что ему нужна была помощь. В конце концов парень ушел, и я подумал, что Хосок тоже уйдет, и на этом все закончится. Но все вышло иначе, и мы дружим уже семь лет. Сокджин смеется. — Похоже, мы хорошо умеем заводить друзей в странных местах. — Похоже на то, — соглашается Юнги. — Кто знает? — Сокджин продолжает, в его глазах светится что-то теплое и благодатное. — Может, мы с тобой станем лучшими друзьями, и у нас тоже будет забавная история о том, как мы познакомились. Юнги вытирает губы, и улыбка появляется на лице против его воли. — Может быть, так и будет. День проходит незаметно. Они сидят и разговаривают, а иногда и не разговаривают, наслаждаясь тишиной между ними и спокойствием природы, бурлящей вокруг. Юнги удивлен, что чувствует себя одинаково комфортно в обоих случаях. К тому времени, когда он возвращается в свой дом с коробкой яиц в руках и улыбкой на лице, он уже забыл о том, зачем ему вообще понадобились яйца.**
Намджун и Хосок молча смотрят на него. — Что? — выпаливает Юнги, пытаясь защитить себя. Он снова опускается в кресло, надувшись. — По-моему, ты отлично провел время со своим горячим соседом, рассказывая о своей жизни, — говорит Намджун. — Я думал, эта история про яйца, — дополняет Хосок, кивая. — Но это просто твоя гейская влюбленность, что мы уже выяснили. — Ох, — говорит Юнги, выпрямляясь на своем месте. Он на мгновение забыл, к чему клонит, но им не обязательно это знать. — Эта история во многом о яйцах. — Что? — Намджун моргнул. — Когда я открыл коробку, в ней не было яиц, — говорит Юнги. — Это были киви. — Кто, блять, хранит киви в коробке от яиц? — спрашивает Намджун, нахмурившись. — Вот именно! — восклицает Юнги. — Я скажу вам, кто, — говорит Хосок, хлопнув рукой по столу. Он наклоняется вперед, понижая голос до шепота. — Ведьмы. Юнги кивает, и от этого движения его зрение расплывается по краям. Возможно, ему следовало остановиться после третьей рюмки. — Ребята, — Намджун издал многострадальный вздох. — Я думаю, сосед хёна — просто чудак. Горячий чудак, который любит растения. — Похоже, ты бы с ним поладил, — говорит Юнги, в его тоне звучит сарказм. — Я знаю, что раньше ты был влюблен в меня и считал мучительно сексуальным, но не мог бы ты не приставать ко мне в присутствии моего парня? — отвечает Намджун и в его глазах мелькает дразнящий огонек. Юнги закатывает глаза. — Слава богу, я быстро понял, насколько ты ужасен, и оставил Хоб-а разбираться с тобой. — Ни о чем не жалею, — весело говорит Хосок, целуя Намджуна в плечо, а тот в ответ бормочет что-то бессвязное. — Ладно, — говорит Юнги дрожащим голосом. — Я оставил самое странное на конец. — Пожалуйста, скажи мне, что это какое-нибудь извращение, — умоляет Хосок. — Этой истории не хватает сексуального экшена. Юнги вздыхает. Обычно это случается всякий раз, когда Хосок вспоминает, какой у него горячий парень. — Ничего такого не было. — Скучно, — сетует Хосок. — Не могу поверить, что ты соседствуешь с ведьмой и не открыл для себя новый кинк. Я знаю, что ты маленький фрик, но меня не проведешь. Представляешь, что можно сделать с магией в постели? Возможности, милый. Неограниченные! — он мечтательно вздохнул. — Это про кота, — говорит Юнги, и в его тоне появляется нотка срочности. Он очень не хочет говорить о возможном использовании магии в постели, потому что это совершенно не веселило его с тех пор, как он понял, что его новый, болезненно красивый сосед — ведьма. Хосок мгновенно просветлел. — Он превратил тебя в кота? Я всегда думал, что ты похож на кота, так что это было бы логично. — Не совсем, — отвечает Намджун. Хорошо, что хоть один из них может оставаться прагматиком в таких обстоятельствах. — Ты прав, когда говоришь, что Юнги хён похож на кота. Ну и ладно. — Я знаю, — говорит Хосок с гораздо большим акцентом, чем нужно. — Это восхитительно, — он поворачивается к Юнги и протягивает руку, чтобы ущипнуть его за щеки. Юнги позволяет ему это сделать, потому что это его жизнь. Он сам выбрал себе таких друзей. Он винит только себя. — Ты очарователен. — Я не кот, — шипит Юнги, но он пьян и переживает внутренний кризис, так что в данный момент ему все равно. — Но там был замешан кот, — говорит Намджун. — Да. — О! Это фамильяр Горячего Соседа? — спрашивает Хосок. — Не знаю, но это было странно, — говорит Юнги.**
Как раз в тот момент, когда он идет по переулку, ведущему к его парадной двери, Юнги замечает Сокджина, выходящего из своего дома. Юнги едва успевает поздороваться с Сокджином, как его заставляет замолчать ощущение, возникшее между ног.**
— Я знал, что это извращение! — Хосок кричит достаточно громко, чтобы привлечь внимание тех немногих бедняг, которые проводят свой пятничный вечер так же, как и они. — Это не извращение! — Юнги протестует, зарываясь лицом в ладони. — Пожалуйста, — хрипит Хосок. — Это был кот!**
Юнги смотрит вниз, на свои ноги. Прямо там, потираясь о его лодыжки и петляя между ног, сидит маленький белый кот. Сокджин смотрит на Юнги и поднимает бровь. — Привет, Юнги. Ты случайно не... мяукаешь там? Я слышал мяуканье. Юнги закатывает глаза. — Да, хён, — говорит он безразлично. — Я мяукаю. — Хорошо. Юнги бросает на него взгляд полного неверия. — Что? Нет, конечно, я не мяукаю! Сокджин делает вид, будто не понимает, что в его предположении о том, что Юнги мяукает, было не так. Он неопределенно показывает на кота, который теперь трется о его ноги. — Это кот. — О, успокойся, мое бьющееся сердце, — говорит Сокджин с ошарашенным видом, положив руку на грудь. — Это очаровательно. Юнги ничего не отвечает, но чувствует, что улыбается. Он уже собирается ответить, но его прерывает умоляющее мяуканье. Когда он моргает, кот тут же падает к ногам Юнги, раскинувшись на боку во всем своем ленивом величии, голубые глаза таращатся на него, как будто он не может понять, почему Юнги не удосуживается уделить его кошачьему величеству все свое внимание. Если честно, то Юнги очень рад отвлечься, потому что Сокджин выглядит так, будто вышел только что из душа: волосы влажные и откинуты со лба, несколько непокорных прядей топорщатся в уголках глаз. О лице Ким Сокджина в целом можно многое сказать, и Юнги рад любому отвлечению, которое не позволит ему долго на нем задерживаться. В обычные дни он едва ли достаточно устойчив в эмоциональном плане, чтобы задумываться о невозможном совершенстве черт лица Сокджина. Итак, милый кот. Намного лучше. — Привет, малыш, — говорит Юнги, приседая и протягивая руку. — Откуда ты взялся? Кот ударяется головой о руку Юнги и снова мяукает. — Я всегда хотел завести кота, — говорит он Сокджину, протягивая руку, чтобы почесать животное за ушками. — Но не могу, так как у меня дома валяются старые книги и химические препараты. Кот громко мурлычет, извиваясь на спине, чтобы получить больше поглаживаний. И тут Юнги замечает блеск, исходящий от ошейника на его шее. Странно, что он не заметил этого сразу. Ведь это розовый ошейник с блестками. — Это самое печальное, что я когда-либо слышал, — резонно замечает Сокджин. — Это больнее, чем конец "Титаника". Юнги фыркнул и повернул бирку, прикрепленную к ошейнику, чтобы прочитать надпись на ней. — Может, этот будет время от времени навещать меня. — Похоже, он тебя уже усыновил, — говорит Сокджин с ласковой улыбкой на лице. Сердце Юнги снова забилось. Но он не дает себе времени на раздумья. — Не волнуйся, — говорит он с ноткой игривости в голосе. — Я не украду твоего кота, обещаю. Сокджин смущенно вскидывает брови. — У меня нет кота, — говорит он в замешательстве. — У тебя точно есть, — хмуро возражает Юнги. — Но у меня нет. Юнги бросает на него недоверчивый взгляд. Он не знает, шутит Сокджин или нет. Если да, то он точно знает, как рассказать эту историю своим друзьям. Юнги не против того, чтобы его профессионально обманывали, но это было бы лицемерием, ведь он проводит большую часть своей жизни, пытаясь заставить Хосока поверить в самые невероятные вещи, которые только можно себе представить, но это совсем другой уровень. Вдруг он задумывается о том, как далеко они могут зайти, если объединятся против Хосока, потому что его бдительность ослабла из-за абсурдности ситуации. Он отгоняет эту мысль и берет кота в руки, поворачиваясь лицом к Сокджину, и видит выражение его лица, когда он показывает бирку, висящую на украшенном драгоценностями ошейнике. На ней фиолетовыми буквами написано: ЕСЛИ Я ПОТЕРЯЮСЬ, ПОЖАЛУЙСТА, ЗВОНИТЕ КИМ СОКДЖИНУ, и указан номер телефона. Сокджин комично отплевывается, выражение его лица меняется от спокойного до абсолютного ужаса. — Я... — заикается он и резко вдыхает через нос. Он поднимает взгляд к чистому голубому небу и тихонько, чтобы Юнги почти не услышал, произносит: — Серьезно? — Это твой кот, — с уверенностью заявляет Юнги. — Здесь так написано. Левый глаз Сокджина снова дергается. — Ха, ты меня раскусил, — говорит он с дрожью в голосе. — У меня действительно есть кот. Вот этот. Кот уютно устроился на руках Юнги, зарывшись мордочкой в локоть. Юнги чуть не ли не плачет от умиления. Сокджин смотрит на него. — Как его зовут? — спрашивает Юнги. Сокджин прищуривается, глядя на кота, и его губы кривятся в злобной ухмылке. — Дог, — отвечает он безразлично. — А? — Его зовут Дог, — подтверждает Сокджин. — Сокращенно от Догстоевски. Кот Дог, судя по всему, выныривает из своего укрытия на руках Юнги и подмигивает Сокджину. Сокджин поднимает бровь в ответ. — Но это же кот, — озадаченно замечает Юнги. Но Сокджин все равно не сводит взгляда с Дога. — Неужели сейчас? — шипит он сквозь стиснутые зубы. Дог смотрит на него с безупречной невозмутимостью. — Эй, хён, — негромко зовет Юнги. — Все в порядке? Сокджин хмыкает, но не очень убедительно. — Коты любят тушеное кимчи? Я готовил обед, и это единственное, что я могу ему дать. Юнги смотрит на него с недоверием и растущим беспокойством. — У меня еще не было времени купить ему еду, — неловко усмехается Сокджин. — Я только что привез его. Он как будто с неба свалился, я не был готов. Юнги хмурится, борясь с желанием сказать ему, что он должен был подумать об этом, прежде чем заводить кота. — Кажется, у меня есть банка тунца, — говорит он, стараясь, чтобы в его голосе не было осуждения. — О, это было бы здорово, — говорит Сокджин, и его лицо снова светлеет. Юнги протягивает ему кота, и Дог тут же шипит на Сокджина, но тот все равно берет его на руки. — Ага, — рычит Сокджин и морщится, когда Дог злобно впивается зубами в его руку. — Ты мне тоже не нравишься. Юнги все больше беспокоится. — У нас с ним отношения любовь-ненависть, — неловко усмехаясь, говорит Сокджин. — Это просто шутливое подтрунивание, Юнги-я. — Это кот, — напоминает ему Юнги. Снова. Это необходимо. — Он умнее, чем кажется, — отвечает Сокджин. Юнги предпочитает не спорить. Это может продолжаться очень долго. — Встретимся у твоего дома, — говорит он, поднимаясь на крыльцо.**
— Ладно, в этом вопросе я начинаю поддерживать Джуни, — говорит Хосок. — Этот парень просто маньяк. Кто, черт возьми, называет свою кошку собакой? — Мой сосед, видимо, — отвечает Юнги. — Надо признать, что каламбур получился забавным, — подхватывает Намджун. — Это должно квалифицироваться как жестокое обращение с животными, — возражает Хосок. — Если у него есть собака, как он собирается ее называть? Кошкой? Намджун улыбается достаточно широко, чтобы на каждой его щеке появились ямочки. Это заставляет Хосока вздохнуть с сожалением. — Почему ты используешь это оружие массового поражения в такой ответственный момент? — жалуется он, тыкая пальцем в одну из ямочек Намджуна. От этого Намджун еще больше оживляется, а его ямочки становятся еще глубже. Юнги уверен, что Хосок в любой момент разрыдается. Он эмоциональный пьяница. — Я еще не дошел до критического момента, — говорит он. Намджун жестом просит его продолжить. Хосок в это время занят другими делами.**
Юнги останавливается перед дверью Сокджина с несколькими банками тунца, которые он выудил из шкафов, и тазиком, который пока можно использовать в качестве туалета. Если что и понятно, так это то, что Сокджин, похоже, не имеет ни малейшего представления о том, как ухаживать за котом. Он уже собирается нажать на дверной звонок, как дверь со скрипом открывается, приглашая его войти, хотя по ту сторону его никто не ждет. Юнги не знает, что говорит о нем то, что на этот раз он почти не вздрогнул. Видимо, он начинает привыкать к безумию, которое творится вокруг его соседа. Он осторожно заходит в дом, поворачивая шею к Сокджину. Он не хочет показаться грубияном, просто бесцеремонно зайдя внутрь, но, похоже, входная дверь уже сделала это за него. Но когда он находит Сокджина, то замирает на месте и поджимает губы, чтобы проглотить любой звук, который может вырваться наружу. Сокджин сидит на кресле в гостиной, сгорбившись, упираясь локтями в колени и сцепив пальцы. Это придает ему властный вид, как будто родитель ругает ребенка, только вот ребенок — это кот Дог, чинно сидящий на журнальном столике и смотрящий на Сокджина с выражением полного презрения. — Смотри, — говорит Сокджин, не обращая внимания на присутствие Юнги. Он, вероятно, должен дать о себе знать, но что-то заставляет его этого не делать. — Это нужно прекратить. Я не знаю, как ухаживать за котами. Я и о себе-то едва могу позаботиться в хороший день. Только на прошлой неделе я два дня подряд забывал поесть, потому что был слишком занят видеоиграми. Дог лениво подмигивает ему. — Прекрати умничать, или я отправлю тебя обратно в тот круг ада, из которого ты пришел, — отвечает Сокджин, потому что он, очевидно, говорит по-кошачьи. Кот корчит рожу, как будто учуял что-то отвратительное. — Да ладно, — хмыкает Сокджин. — Я случайно вызвал тебя, и могу легко отправить обратно. Юнги хмурится. Он не знает, чего ожидал увидеть, но Сокджин, ведущий полубессвязный разговор с недавно появившимся тут котом, явно не входил в его ожидания. И это еще не считая самой сути разговора, но это уже вопрос для тех, у кого психика в данный момент крепче, чем у Юнги. По одной странности за раз. Странность, которая должна привлечь его внимание, заключается в том, что Дог в ответ шипит на Сокджина. Сокджин ущипнул себя за переносицу. — Нет, ты не можешь жить с Юнги, — говорит он. — Что будет, если он поймет, что ты отродье Сатаны? Дог издает чирикающий звук. — Я знаю, что на самом деле тебе нравится Юнги и ты будешь с ним вежлив, — глубоко вздыхает Сокджин. — Уверен, я бы тоже понравился Юнги, если бы ты перестал заставлять меня делать странные вещи рядом с ним. Кот вздергивает бровь. Или что-то близкое к этому. Юнги прикусил нижнюю губу. Он мимолетно подумал о том, что, несмотря на все странности и необъяснимые вещи, происходящие рядом с ним, ему нравится Сокджин. Он странный настолько, что притягивает Юнги, а не отталкивает, что его присутствие захватывает и волнует, потому что Юнги никогда не знает, чего ожидать дальше.**
— И он горяч, — наседает Хосок. — Да, — уныло признается Юнги. — Он безумно тупой и горячий. А теперь заткнись, я перехожу к самому интересному. Хосок шевелит бровями и просит продолжить.**
— Ты прав, — говорит Сокджин коту. Он снова вздыхает. — Прости, ты не виноват. Я просто расстроен. Не знаю, что со мной происходит. Я пробовал искать, но не могу найти ничего, что объяснило бы происходящее. Дог тихонько мяукает. — Хорошо, — соглашается Сокджин, и Юнги приходится смириться с этой реальностью. — Но если я увижу, что ты ешь хоть одно из моих растений, я тебя вышвырну! Особенно Джорджину. Она хрупкая. Он показывает пальцем на роскошную розовую орхидею, цветущую у окна. А потом. Потом. Сначала Джорджина кланяется в знак благодарности. Возможно, это уловка разума Юнги или просто ветер. Но потом. — И нет, сушеные крылья фей — это не угощение, — предостерегающе говорит Сокджин, указывая на старинный шкаф, дверцы которого открыты, чтобы показать ассортимент маленьких деревянных сундучков с сокровищами и несочетаемых баночек. — Ты хоть знаешь, как они дорого стоят? Они нужны мне для работы. А потом. Потом. В тот момент, когда Юнги полностью уверен, что Сокджин сошел с ума, тот щелкает пальцами. Сначала ничего не происходит. Ничего, на что Юнги мог бы посмотреть и принять за реальность. Из пальцев Сокджина вылетают фиолетовые искры, танцуют вокруг кончиков, зацепляются за изящные серебряные кольца, украшающие его руку, и закручиваются вокруг запястья. Они изящно танцуют в воздухе, на секунду задерживаясь так, а затем устремляются к шкафу. Дверцы бесшумно захлопываются и раздается звук передвигаемых вверх-вниз штифтов, эффективно запирающих дверь. Глаза Юнги расширяются от шока, и каким-то чудом ему удается сдержать рвущийся наружу вздох и не выронить тазик из рук. Осторожно, тихо он делает несколько шагов назад, пока не переступает порог и не оказывается на крыльце. Там он глубоко дышит, втягивая в себя воздух, пытаясь успокоить свое сердце и привести в порядок хаос, бурлящий в голове. Сокджин просто творил магию. Даже более того, он делал это так, будто ничего не было — что-то настолько праздное и глубоко укоренившееся в его сердцевине, что он даже не задумывался о том, что делает. Юнги чувствует, как бледнеет и крепко сжимает пальцы, чтобы ничего не уронить, как мир отклоняется от своей оси всего на несколько миллиметров, но этого достаточно, чтобы сотрясти землю под ногами. — Юнги? Он переводит взгляд на Сокджина, который стоит в нескольких футах от него внутри дома, и Юнги понимает, что, должно быть, стоит там, пытаясь собраться, уже довольно долго, хотя и не может сказать, насколько. Сокджин подходит ближе, и Юнги мысленно укоряет себя за то, что не ушел. Но Сокджин все равно замечает его озадаченное состояние, потому что перестает приближаться к нему с обеспокоенным выражением лица. — Все в порядке? — спрашивает он. — Да, — отвечает Юнги, его голос срывается, слова вырываются из него слишком быстро, чтобы быть честными. — Вот, — говорит он и сует Сокджину в руки тазик и банки с тунцом. — Я только что понял, что мне... нужно кое-что сделать. Мне нужно встретиться с друзьями, чтобы выпить сегодня вечером. Сокджин нахмурился. — Сейчас только два часа дня. — Я не хочу опаздывать. Увидимся позже. Надеюсь, с Догом все будет хорошо. Он отдает Сокджину какое-то неубедительное прощание и, отступая назад, спотыкается о ступеньку. Он чувствует, как опрокидывается назад, и уже почти слышит треск костей, когда падает с нескольких ступенек, ведущих на крыльцо. Но каким-то образом ему удается сохранить равновесие и быстро спуститься по лестнице. Сокджин смотрит на него расширенными глазами, и Юнги не уверен, что его удивление сейчас намного меньше. — Ладно, пока! — восклицает он и убегает в свой дом. Юнги закрывает за собой дверь и долго уговаривает себя не запирать её на ключ. В основном потому, что не видит смысла в этом, так как Сокджин может просто открыть ее магией. Сокджин — его новый, ужасно привлекательный и забавно странный сосед — ведьма.**
— Может, тебе стоило начать с того, как ты увидел, что он использует магию, — говорит Намджун. — Хоб-а, ты же автор, расскажи своему парню об искусстве повествования, — возражает Юнги. Его слова прозвучали немного невнятно, но он знает, что сарказм дошел до него, когда Намджун закатил глаза. — Ты должен оставить самое интересное на конец, малыш, — говорит Хосок, похлопывая Намджуна по руке. Он поворачивается к Юнги. — Итак, он ведьма. Что ты собираешься с этим делать? — Рад, что ты спросил, — кивает Юнги. Он роется в своей сумке и достает древнюю книгу, которую принес с собой. — Когда я уже перестал сходить с ума, я вспомнил об этой книге. Одна клиентка заплатила мне аванс за ее реставрацию много лет назад, но так и не вернулась за ней, и с тех пор она лежит у меня в подвале. Он разворачивает книгу, чтобы они могли увидеть название. Malleus Maleficarum. На обложке изображены различные оккультные символы, кружащие вокруг пентаграммы и несколько слов на латыни, о значении которых Юнги даже не догадывается. Да и тон у книги довольно тревожный. Хосок поднимает бровь. — Что это? — спрашивает он. — "Охота на ведьм для чайников"? Юнги пожимает плечами и открывает книгу. — Что-то вроде этого. Там есть советы, как выслеживать ведьм и находить их. Намджун показывает на иллюстрацию на первой странице, где изображена женщина, привязанная к деревянному столбу, в то время как зловещее пламя лижет ее ноги. — И сжечь их живьем, — проворчал он. — Я, конечно, не собираюсь этого делать, — бубнит Юнги. — Я просто хочу доказать это. Но я ничего не могу понять, потому что все написано на латыни. Намджун хмыкает. — Я могу помочь с этим, — говорит он, потому что Намджун, конечно же, умеет читать на латыни. Если бы он был в те времена, ему, наверное, понадобилось бы два дня, чтобы расшифровать иероглифы. — Даже если твой сосед не совсем ведьма. Юнги сужает глаза. — Ты что, не слышал, что я только что сказал? — Должно быть другое объяснение, — говорит Намджун. Юнги не может сказать, что ожидал, что Намджун сразу же все поймет. Прошло около двух часов, прежде чем он смог перестать смотреть на входную дверь, ожидая, что она вот-вот взорвется, как только он закроется внутри дома. И все же еще два часа он продолжал вздрагивать при каждом постороннем звуке. — Нет, — настаивает Юнги. — Я знаю, что я видел. Вот почему вокруг него происходят странные вещи. Что, если мне нужно будет защитить себя? Хосок фыркнул. — Защититься от чего? От клубничных макарун? От горячего куска задницы, которому, похоже, нравится твое общество? — Это должно настораживать, — рассеянно замечает Намджун. Сейчас он просматривает книгу. Несмотря на то, что его глаза слегка щурятся от алкоголя, на лице застыло выражение полной сосредоточенности, хотя, очевидно, недостаточно сосредоточенное, если он все же ухватился за возможность подколоть Юнги. Юнги бросает ему в лицо подстаканник и промахивается. — Что ты собираешься делать? — спрашивает Хосок, вопросительно приподняв одну бровь. — Позвонить в прессу? Полицию? Сжечь его на костре за то, что он делает приятные вещи для тебя? Юнги хмурится. — Что ты имеешь в виду под "для меня"? Хосок бросает на него многострадальный взгляд. — Малыш, с моей точки зрения, ты жалуешься, потому что с тобой случаются хорошие вещи, когда этот парень рядом. Когда Юнги ничего не отвечает, он продолжает, в его голосе звучит раздражение, граничащее с завистью. — Порезался? Пуф, волшебное исцеление! Хочешь клубничных макарун вместо сладких картофельных кексов? Ни слова больше! Хочешь кота? Позволь мне вызвать его из воздуха, — последнюю фразу он произносит так громко, что Юнги вздрагивает на своем месте. — Что такого плохого в том, что твой сосед — ведьма? — Но это не так, — негромко говорит Намджун. — А что, если он перестанет делать добрые вещи? — Юнги хмыкнул. — Что, если я случайно перейду ему дорогу, и он, ну не знаю, решит разрезать меня на кусочки и использовать для одного из своих зелий? — Ведьмы-каннибалы, — хмыкнул Хосок. — Это жутко. — Жутче, чем эта книга? Намджун указывает на картинку на странице, которую он читает, где изображены голые ведьмы и демоны, танцующие в кругу. Художественность... сомнительная. Как и точность. Лицо Сокджина точно не покрыто гнойниками. — Что там написано? — спрашивает Юнги у Намджуна. — Там говорится, что есть верные способы разоблачить ведьму, — отвечает Намджун, постукивая указательным пальцем по абзацу. Он притворяется задумчивым. — А еще там написано, что он впечатлен тем, как далеко ты зашел в шутке на этот раз. Юнги бросает на него взгляд. — Я не шучу, — когда они оба смотрят на Юнги с разной степенью сухого неверия, он скрещивает руки на груди. — Да ладно, когда я вам когда-нибудь врал? — На прошлой неделе, — категорично отвечает Хосок. — Ты пытался заставить меня поверить, что спагетти растет на деревьях. Юнги поджимает губы и вдыхает, чтобы сдержать смех. Ему бы это удалось, если бы не вмешательство Намджуна. — Это было совсем другое, — говорит он, похлопывая Хосока по руке. — На этот раз я не шучу. Это все правда. — Конечно, хён, — говорит Намджун, разворачивая книгу так, чтобы она лежала перед Юнги. — Здесь говорится, что их интересуют плотские удовольствия, и я не думаю, что они имеют в виду каннибализм, так что, возможно, тебе стоит просто трахнуть его и покончить с этим. — Говорит человек, который не плакался мне каждую неделю в течение двух лет о своих чувствах к Хосоку, — насмехаясь, отвечает Юнги. — По крайней мере, я не придумывал в своей голове кучу странных сценариев с ведьмой, чтобы не признаваться в своих чувствах, — легкомысленно отвечает Намджун. Юнги вздыхает. — Я ничего не придумываю, — снова повторяет он. — Это все реальность, — он поворачивается к Хосоку, своей последней надежде. — Ты ведь мне веришь? — Я верю, что ты веришь себе, — успокаивает его Хосок. — Но, детка, это немного надуманно даже для меня. Юнги поджимает губы. — Ладно, — бормочет он. — Я докажу тебе это. — Ничем хорошим это не закончится, — говорит Намджун. — Если мой сосед-ведьма меня заколдует, винить будешь только себя, — Юнги выхватывает книгу у Намджуна и прижимает ее к груди. — Я предоставлю вам доказательства.