.--. --- --.. --- .-.. --- - .-
« — Подожди, ты сейчас серьёзно, да? » « — Ну, если ты мне не веришь, можешь не слушать » Сережа пожал плечами и сделал затяжку. По горлу вновь ударил неприятный привкус табака. Он полностью понимал Мелани в этом; на самом деле Трубецкой и сам себе не верит, так почему верить должна она? « — Прости, у меня просто правда это в голове не укладывается. Я вообще ничего не понимаю... » « — Я и сам давно перестал что либо понимать... » « — Ладно, сделаю вид, что я тебе верю, рассказывай.. Ей бог, как будто сказку слушаю» Девушка наматывала локон на палец и уже давно отложила сигареты, и сидела на полу, пожав ноги к себе, внимательно слушая. « — сам до конца не верю, да и наверное не верил никогда.. Знаешь, теперь всё это кажется таким далёким, просто я же сбежал, причины были, сама знаешь.. И сейчас вспоминаю обо всём, как о книге, которую читал давно. Так странно осознавать, что всё что я помню действительно происходило.. Я сейчас выгляжу абсолютно по другому, по другому говорю, у меня другие мысли, взгляды, но я же тот же человек?» Трубецкой тоже сидел на полу, прислонившись спиной к стене, и продолжал курить, но теперь не так активно затягивался. Он закрыл глаза, пытаясь наконец понять, как из регулярных дворцовых приёмов, Северного общества и.. Никса. Оказался здесь, в потрёпанном домишке у моря, во многих милях от которого не было ни единой живой души, что уж говорить о каких-то балах и Высшем обществе, в которое он всю жизнь был вхож по статусу фамилии и титулу Князя. В голову закралась шальная мысль о том, чтобы вернутся обратно, отбросить которую просто так он не мог уже просто физически. « — Правда, в это просто действительно ну не верится.. Я вижу тебя здесь и ты сейчас просто не похож на человека, который мог жить так, но, знаешь.. Мне кажется это твоё место. Вот правда. Возможно у меня и плохая чуйка на людей, но такие вещи я чувствую.. Ты прям органично смотришься там, во дворцах, на балах и приёмах, а не здесь, на отшибе, в доме на острове, и ты точно не капитан рыболовных кораблей» Сережа не смог сдержать тяжелого вздоха, Мелани права, как всегда права. « — Серж, ну правда, я же вижу, как у тебя сердце болит, и как тяжело тебе всё вспоминать не потому что было плохо, а потому что ты хочешь обратно.. Ладно рассказывай, прости, что лезу в душу, и перебиваю»... . -- -..- .-.-
По длинной, плавно извивающейся лестнице Зимнего Дворца вниз сбежал подросток, его русые кудри уже потемнели, возрастное, но он всё ещё был совсем ребенком. Мальчишка резко остановился на центровой площадке, и также быстро кинулся вперед, перепрыгивая покрытые красным ковром, ступени: « — Serge! Mon ami!» Мальчик буквально налетел на Трубецкого с объятиями, и уткнулся головой в плечо, не переставая улыбаться: « — Mon cher, ну почему ты так редко приезжаешь! Я скучал..» Сережа поймал себя на том, что улыбается во все лицо, он протянул руку, и взъерошил волосы Коле, отступая назад, и отдавая честь, как это было положено: « — Рад приветствовать Ваше Высочество Великий Князь Николай Павлович! Князь Сергей Трубецкой по вашему приказу прибыл!» Никс посыпался абсолютно идиотским смехом, а Трубецкой продолжил: « — Ну что-ж вы, Николай Павлович, не соблюдаете этикета? Быть может мне стоит пожаловать Императрице на плохих учителей?» « — Тогда Вам следует начинать беспокоится за свой чин, Князь» Сережа притворно удивился: « — Да неужели Ваше Высочество считает меня своим учителем? Тогда я вдвойне обеспокоен за свою честь!» « — А что-ж вы? Считаете унизительным быть учителем младшего брата Императора? Неужто не по статусу Вам, якшаться с Великим Князем?» « — Нет, что Вы! Для меня это огромная честь, и-» « — Мальчики! Ну оставьте же вы эти дурачества! Князь, я была уверена, что Вы достаточно зрелый, и сможете сдерживать моего брата, но, похоже, что ошиблась!» По лестнице размеренно спускалась старшая сестра Коли — Александра Павловна. Сережа опять почтительно склонил голову: « — Рад приветы Вас, Ваше Высочество Александра Фёдоровна! Для меня большая честь быть ближайшим другом вашего непутёвого брата, и я порой должен подыгрывать ему, чтобы не вызывать недоверия» Женщина тоже тихо рассмеялась, прикрывая рот рукой в высокой перчатке: « — Князь, как же вам повезло сыскать нашу общую милость. Скажи это кто-нибудь другой, его бы быстро приструнили, а вам всё сходит с рук! Хитрец вы!» Трубецкой получил едва заметную отмашку, и, сделав пару шагов вперед, поцеловал поданную руку, придерживая кисть кончиками пальцев. « — Но, хитрец обаятельный. Ну не будете же вы и это отрицать!» Александра вновь хитро улыбнулась, а Сережа, опять чересчур театрально, приложил руку к груди: « — Своей улыбкой Вы ранили меня в самое сердце! Теперь я буду вынужден покинуть Вас, всё же я пришел к Николаю, когда ещё удастся повидаться. Прошу просить мою спешку!» Последние слова Трубецкой уже буквально крикнул, устремляясь вслед за уходящим мальчишкой..- .-- --. ..- ... -
Мелани искренне смеялась, утирая кончиками пальцев слёзы из уголков глаз: « — Ты правда это говорил? Господи! Серж! Ты дурак!» Трубецкой сам улыбался, он не заметил в какой момент, но лицо самопроизвольно треснуло, раскалываясь на тёплую улыбку: « — Ну.. да?..» Девушка быстро подалась вперед и шутливо ударила Сережу в плечо: « — Придурок!» Сам бывший Князь.. А бывший ли?.. Полностью утонул в воспоминаниях с того августа.- .-- --. ..- ... -
Он бежал вслед за Колей по парковой аллее, петляя по устланным песком тропка, и, как только мальчик пропал, то тоже юркнул в неприметный сворот, пробираясь сквозь аккуратно подстриженные кусты, ведущий к их месту. Подросток уже сидел в корнях невысокого клёна, когда Сережа плюхнулся рядом, со всей своей скоростью, с которой бежал за Великим Князем, влетая спиной в дерево. « — Айй!.. Коль, ну неужели тебе меня не жалко? Я старый дед и ношусь за тобой по всему Летнему Саду» Мальчишка сидел насупившись, и подобрав ноги к себе. Он тихо пробормотал : « — ты не дед, тебе всего восемнадцать..» Но Серж всё равно услышал « — Я то вот как раз таки и дед, это ты просто мелкий.. Хотя какой мелкий, вон, уже мне по плечо. Так дело пойдет, к восемнадцати ты меня перегонишь, и будешь высотой со шпиль Петропавловки!» Коля никак не отреагировал на шутку, продолжая хмурится и молчать. Трубецкой опять взял всё в свои руки : « — Коль, ну ты чего? Обиделся? По глазам вижу, что обиделся, хотя стой, это у тебя что тут..» Никс, поддаваясь самой глупой провокации повернулся, встревоженно глядя на Сережу: « — Что? У меня что-то на лице?» Едва держась от смеха, Серж продолжал гнуть: « — Слушай, похоже, что да. Нет, не вертись. Да не вертись же ты! Замри!» Он придвинулся ближе, и протянул руку вперед: « — У тебя на носу что-то. Стой!» Трубецкой резко подался вперед, и щелкнул Колю по носу, заставляя сначала быстро прикоснутся пальцами к кончику носа, а потом они оба замолчали пару секунд, моргнули, и Коля согнулся пополам взрываясь заразительным смехом. « — Ты-ты!» « — Ну, что-что я-я?» Серж откровенно дурачился, передразнивая смеющегося Никса. « — Дурак ты! Вот что!» « — Позвольте! Вы переходите все границы и оскорбляете мою честь! Я вызываю вас на дуэль, на... Щекотке!» — кажется он окончательно сошел с ума: « — Идет коза рогатая...» « — НЕТ! НЕТ АХАХА ХВАТ-ТИТ! С-СЕРЖ!» Сережа принялся яростно щекотать плачущего от смеха несчастного ребенка, а Коля, пытаясь отбиться, случайно пнул Трубецкого ногой в живот, заставляя скорчится от боли, и упасть на траву.-.- .-.. . -.
« — Сереж ты вообще что-ли!! Ты серьёзно щекотал самого Николая Павловича, блять! Я не могу в это поверить вообще.. С каким человеком я общаюсь! » Сережа улыбался и не мог остановиться. Даже пытаясь свести улыбку с лица у него ничего не получалось. Он так хорошо это помнит, будто бы вчера было. Этот редкий теплый август, красивый, большой клен, на который Коля иногда просил его подсадить. Этот нежный свежий воздух, воздух того времени. Того Петербурга. Когда все было правда хорошо, и ничего не предвещало беды. И может, тот юный Сережа Трубецкой никогда бы не подумал, что вот, по стечению лет окажется в Америке, полный тоски и грусти. Грусти именно по тому времени, которое тому Серёже казалось совершенно обыденным. « — Это была постоянная практика на самом деле, он таким дурачьём в детстве был, это ужас! » « — Подожди... То есть вы и после этого общались? » Трубецкой замолчал и мгновенно поник, осознавая всё, и вылетая из потока тех солнечных мыслей. Общались. Общались! Да ещё как общались! Они, может, любили друг друга.. Очень любили. И Сережа любит все ещë, и хочет вернуться обратно, кинуться в объятия, и никогда не отпускать. Чтобы его темно-синий смешался с его золотым. Сережа эти два года не хотел признавать, что скучает, но сейчас, понимая, что было и что утекло, начинает осознавать. Он скучает. Невозможно скучает! Прошло два года с того момента, как Серёжа в Америке, и полтора с того момента, как он знаком с Мелани. И только сейчас он по-настоящему готов открыться ей тем человеком, кем является. Трубецкому необходимо, ужасно необходимо поделиться этим. Ему пусто на душе. Это как черная дыра, засасывает все, что может, и если ее вовремя не закрыть - уничтожит все. « — Да... Общались. ».-.. ..-- -... --- .-- -..-
Сережа все еще оставался ребенком, на столько, на сколько это было возможно. Ему все так же хочется бегать с Колей по тропинкам, ходить на какие-нибудь светские мероприятия, просто развлекаться. И вдруг бах, и ему уже восемнадцать, и он уже должен идти служить. И ведь сложность в том, что надо в этом сначала признаться самому себе, а потом ему, Коле, который еще в самом расцвета сил, который хочет веселиться и бегать, который может влюбиться и любить! Любить очень долго и чисто. « — Слушай, я же приехал из Парижа не чтобы тебя щекотать, а сказать тебе кое-что чрезвычайно важное! » Ребёнок, который все еще "дулся" и пытался отдышаться от злостной щекотливой атаки, сразу оживился и посмотрел на Сережу. Что-то у него мелькнуло в глазах и он опустил взгляд куда-то в траву. « — Знаешь, Сереж, мне тоже надо тебе кое-что сказать.. » Трубецкой сразу заметил изменившийся голос Коли; неужели ему уже сказали? Да, и он ведь не глупый мальчик, чтобы не понять, что его должны забрать служить? Ну тогда разговор будет легче. Хотя... Все равно грустно и тяжело, на самом деле. « — Давай ты начнешь, а то ты вон, раскис! Не грусти, все у тебя будет славно!! » Сережа пытался его подбодрить, не понимая, что Романов думает совершенно не о том. Совсем далеко... « — Сереж, ты же уже долго знаешь меня, да? И я тебя с раннего возраста помню.. » « — Я не понимаю, к чему ты клонишь.. ».--. .-. .. --.. -. .- -. .. .
« — Сережа, ты так это рассказываешь, будто он, будучи двенадцатилетним юношей тебе в любви признался, ей Богу!... » Она хихикнула, а вот Трубецкому было совершенно не до смеха. Он опустил глаза куда-то в пол, не понимая, продолжать ли рассказ или бросить повествование здесь. Мелани очень хорошая девушка, и он бы рад ей открыться, но из-за ее недоверчивости ему никогда не предоставлялось возможности. Либо сейчас, либо никогда. « — Не молчи, пожалуйста.. Ты что, серьёзно что-ли? »-. . ...- -. --- ... - -..-
Конечно он все понял в тот момент, ему так же в любви признавались знакомые девушки, с которыми ознакомился через друзей родителей. Он хотел с ними дружить, а они влюблялись, дурочки. Но сейчас ему легче притвориться дураком, чем потом выставиться посмешищем. Романов привстал, и смотря прямо на Сережу резко выпалил, будто очень давно вынашивал эту речь, которая постоянно крутилась у него в голове, просто не находя подходящего случая. « — Сереж, я люблю тебя! Люблю ужасно! Давай ты останешься с нами! Я поговорю с братом, он поможет тебе с устройством и ты будешь приезжать почаще, и я буду видеться с тобой... » Он не стал продолжать, просто быстро отполз от Трубецкого, который сидел в полном шоке, не зная, как подобрать слова. Он попал, попал абсолютно и бесповоротно. И нет, Коля не перестал быть ему милым, хорошим юношей с большим потенциалом и прекрасными мечтами, отношение ни в коем случае не поменяется от этого, просто самому мальчику будет сложнее общаться с ним... Он пододвинулся к юноше, который, по видимому, уже надеется на самое худшее, что может произойти в его жизни. Но Серж аккуратно кладёт руку ему на плечо, ободряюще поглаживая. « — Коль, понимаешь, это не очень хорошо для юноши любить другого юношу.. Но у меня такое было, это нормально, я думаю! Это пройдет, все будет хорошо у тебя. Дерзай и все у тебя будет, я не стану мешаться! Я.. Я хотел сказать, что уезжаю служить и не знаю, когда смогу вернуться.. Но ты не думай об этом много, найдешь себе красивую девушку, полюбишь ее с первого взгляда, как в сказках, которые я тебе рассказывал, помнишь? У тебя будет так же! Не расстраивайся.. » Но Романов ничего не ответил. Серёжа было хотел сказать что-то еще, но мальчик подскочил, и подходя прямо вплотную к нему, поцеловал его в губы. Просто чмокнул. И убежал. От прикосновения чужих щек о свои остались соленые дорожки слез. Он.. Плакал? И плачет? Сережа прикрыл рот рукой, совершенно не понимая, что делать дальше. Лучше все таки уйти. Уйти вот так, что бы сделать больно один раз и всё, а не по другому. Надо предупредить Александре Павловне, что Коля обиделся на него и убежал, не уточняя, на что конкретно, и откланявшись, уйти. Уйти надолго. Где-то в глубине души проскользнуло "навсегда", но Сережа не хотел об этом думать. Он так и сделал. Сказал сестре Коле обо всём, что немного поругались на почве отъезда из столицы на долгое время, он обиделся и убежал. Женщина пожелала ему хорошего пути и благословив, поцеловала в лоб, отправляя в путь. Трубецкого съедала вина за то, что все так получилось, но получилось именно так...- -... . --. .- . ---- -..- -.--. . -- -.--.-
Горячее августовское солнце давно сменилось на северные ветра и промозглую ноябрьскую сырость. Прошло четыре чертовых года с того проклятого августа 1808 года. Сереже двадцать два года, он давно исправно служит, отдавая всего себя гвардии, абсолютно отстранившись светской жизни. Но он не забыл. Не забыл тогда, не был сейчас, сидя в доме на другом конце света, тут, где всё действительно заканчивается.. Даже тут он помнит всё чересчур ясно, и его всё это не юбки, не танцы и не музыка, а русые кудри, темно голубые, почти серые глаза и теплые руки. Его всё это один человек, зависимость от которого не вытравила ни армия, ни расстояние, измеряющееся в километрах, месяцах и годах, в морском бризе и тусклом песке. И это самое, абсолютное всё отливает позолотой, режущей глаза в ярком солнечном свете, в бликах заката, отражающегося в океане, в колосьях ржи, которой заросли все берега, в музыке, в искусстве.. Везде его преследует позолота, или он сам находит её во всем? Тогда, в 1812, во время Отечественной Войны, во время наступления Наполеоновской армии, во время боев и братаний с французами, тогда он хотел забыть, потеряться и больше никогда не найтись, а теперь, окончательно пропав, он забыл только выход отсюда. Остались только смутные слова молитвы, и надежда, что всё наладится, перемешанная со страхом, что он забудет. Забудет своё детство и отрочество, проведённое с этим человеком, каким-то образом забравшимся в самое сердце, пустившим там корни небольшим клёном, который пророс, оплетая ветвями лёгкие, и сжимая в своих тисках горло, не давай дышать без золотого солнечного света. И тогда, в двенадцатом году, и сейчас, всё было одинаковым, но раньше этого, и парой лет позже.. Но тогда всё было иначе Тогда было слишком искренне, слишком близко, слишком по-родному, слишком хорошо, чтобы быть правдой, и Серж предпочёл поверить в то, что реальность это горькая ложь, чем в то, что это сладкая правда. И он проебался. Луи-Наполеон брал Москву, она тогда горела ярким, адовым пламенем. Трубецкой этого не видел, но сейчас, он в этом уверен, он сгорал точно также. Его время потерялось, он запутался в минутах и часах, в сутках, днях и неделях, и его "сейчас" уже прошло несколько месяцев назад. Он писал сотни писем, и никогда их не отправлял, или сжигая, или оставляя новую бумагу в толстой пачке, пополнявшейся ещё с 1708 года. В этой пачке была вся его душа, всё сердце, выброшенное на берег к чужим ногам, вся жизнь и всё то, что сказать было нужно, но он не смог, и скорее всего никогда не сможет. Возможно стоило оставить все письма перед побегом, чтобы Никс прочитал их, и, быть может, понял, почему Сережа поступил так.. А возможно ему стоило вообще никуда не уезжать? Не смотря на все эти, съедающие каждый день изнутри, мысли, он все равно здесь, с кучей запакованной бумаги в руках, которую хочется бросить в пекло, отдать на съедение пламени, как это сделал Кутузов, отдавая Москву. Но у Кутузова был план, была стратегия, и отходные пути, он тоже ставил на кон всё, но в этой русской рулетке, командующему везло в сотни раз больше. Сережа собирается духом, он стоит с письмами в руках, теребя краешки бумаги, и держа их над столом. Если опустит, то никогда не отправит, если опустит, то так и останется слабым человеком, который даже уехать с честью не может. Если оставит пачку себе, то пойдет, и сожжет их сегодня вечером, отдавая бумагу огню, чтобы она пеплом неслась через океан, теряясь в потоках ветра. Если переберет все письма, и отправит только некоторые, то это будет неправильно. Он не мог сформулировать почему, но это было неправильно. Людям нужно или открываться полностью, или не открываться вообще, а с Никсом не получалось никак, кроме того, чтобы быть откровенным, и доверять ему всем своим нутром. А если он сейчас отдаст, отправит, и уйдет с причала без этих бумаг, то невольно потеряет ещё одну ниточку, связывающую с прошлом, отпускать которое Трубецкой элементарно не хочет. Но он не решится, не решился раньше, и не решится сейчас. Письма не отправятся ни в топку, ни в Петроград, они продолжат накапливаться в ящиках, заполнять собой всё, и отравлять своими чернилами кровь, заменяя её на черную жидкость, отливающую позолотой.