Instants

Ортега вывалился из портала прямо в реку, подняв кучу брызг. Он скрестил руки на груди с самым скептичным видом, чем вызвал смех своего патрона. Сантьяга, да. Гарка, впрочем, уже привык к подобным выкрутасам со стороны непосредственного начальства и особого негодования не проявлял. – Ты был бы очень недовольным утопленником. – Сомневаюсь, что можно оставаться довольным, будучи жертвой утопления. – Дискуссионный вопрос. Он поднялся на ноги и убрал с лица мокрые волосы. Одежда его, как, впрочем, и одежда Ортеги, полностью промокла и облепляла тело, была тяжёлой, но по ауре и довольному лицу комиссара становилось ясно, что он не испытывает недовольства по этому поводу. Ортега взглянул на него снизу вверх с толикой нежности, а затем сделал подсечку. Громкий всплеск совсем рядом и окатившая его вода подсказали, что нападение прошло успешно. На секунду ему стало неуютно, тихий голосок, который он обыкновенно считал гласом разума, завопил благоговейное: «да как ты смеешь!» Но Сантьяга, вынырнувший из воды не был злым. Глаза его горели азартом и какой-то детской резвостью, потому что, видит Спящий, он просто обожал вызовы и особенно если они исходили от Ортеги. Ортега только успел сделать вдох, а в следующее мгновение ему в лицо прилетел целый фонтан брызг, за которым скрылось чужое приближение. Он ощутил давление и оказался под водой. Устроить драку в реке? Да запросто. Поскольку Сантьяга устроился на нём, всё, что ему нужно было сделать – перевернуться и подмять его под себя. Но тот, похоже, и сам это понял, стоило ему только начать двигаться и попытался отпрянуть от него. Не тут-то было. Ортега схватил его за руку и потянул на себя, буквально заставив упасть. Они продолжили барахтаться в воде, ещё какое-то время пытаясь одержать верх друг на другом, пока их внимание не привлекло какое-то движение в нескольких метрах от места баталии. Крупная серая жаба, пристально глядящая на них как на идиотов, громко квакнула, вызвав совместный взрыв хохота. – Мне приступить к зачистке свидетелей, мой комиссар? – преувеличенно серьёзно спросил гарка, всё-таки умудрившись сесть. Сантьяга издал ещё один смешок, тоже заняв более устойчивое положение. – Даже не знаю, быть может, мы можем надеяться на её благоразумие. Жаба прыгнула в воду. Они снова засмеялись. Сантьяга несильно ткнул его в плечо и укоризненно весело произнёс: – Ну вот, ты её напугал. – Я очень сожалею. Такого больше не повторится, – хмыкнул Ортега, подавшись чуть ближе. Он заворожённо наблюдал за тем как по бледной коже бегут капельки воды. Не сдержавшись, прижался губами к открытому участку чужой шеи и получил в награду шумный судорожный вздох. Теперь на всё это ему нужно было куда как меньше смелости, чем раньше. Сантьяга всё повторял ему, что он не должен смотреть на него как на идола, но отучиться было так сложно. Комиссар рванул его воротник, притягивая к себе и жадно поцеловал. Кто ещё мог заставить Ортегу чувствовать себя таким особенным одним единственным поцелуем? Только он. – Давай на берег, – скомандовал Сантьяга, напоследок прижавшись губами к уголку его рта. Он же первым стал сбрасывать с себя одежду, выйдя из воды и Ортеге ничего не оставалось, кроме как повторить за ним. Красивый. Он мог бесконечно завидовать каждой капельке, стекающей по его спине, хотя, думается, спереди вид был ещё чувственней. Сантьяга глянул на него через плечо и усмехнулся, дав понять, что его разглядывание не осталось незамеченным и было принято благосклонно. Он перешагнул через ворох одежды, разжёг небольшой огонь в сторонке и опустился на песок. – Иди ко мне. Ортега, разумеется, не мог проигнорировать такое приглашение. Лёг рядом, едва подавив вспышку возбуждения от того, как соприкоснулись их бёдра. Настрой у комиссара, по его ощущениям, сейчас был скорее на поцелуи и разговоры, а не на спонтанный грубый секс. Хотя последний тоже был прекрасен. – Так откуда взялось твоё внезапное желание поплавать? – тихо хмыкнул Ортега, ткнувшись кончиком носа в его висок. Сантьяга пожал плечами, огладив подушечками пальцев его руку. – Просто захотелось. К тому же ты стоял там такой серьёзный, просто кошмар, – добавил он с улыбкой. – Челы только тебе внушают энтузиазм. – Но тебе нравятся их фольклорные выдумки. – Да, но меня раздражает их непоследовательность. И продолжительность жизни, если уж на то пошло. Я моргнуть не успеваю, а уже новые договорённости нужны, потому что предыдущие почили вместе с очередным челом. – Они такие не одни, – чуть усмехнулся Сантьяга. – Я бы сказал, зелёные и рыжие живут несильно дольше. – Их я хотя бы успеваю запомнить. – М... – задумчиво вздохнул комиссар, переплетая их пальцы. Взгляд его стал чуть рассеянным, как бывало иногда, когда он погружался в воспоминания. Ортега не стал выдёргивать его из этого состояния, выказывая уважение тому прошлому, что он пережил без него. – Сложно, – наконец, отозвался Сантьяга, глядя в воду. – Тебе доводилось когда-нибудь быть с кем-то не из наших? – Однажды из интереса с чудом, – признался Ортега. – И как? «Не сравнится даже с твоим взглядом», – подумал он. То был праздный интерес, вызванный сплетнями соарнатовцев и желанием испробовать что-то новое. Чуд был молод и изрядно пьян, и хотя целовался неплохо, не вызвал у него не единой эмоции, не говоря уже о том огне, что вспыхивал у него под кожей от легчайшего касания Сантьяги. – Невпечатляюще. А ещё у меня появилась нелюбовь к бородам. Комиссар издал смешок. – Запомню, пожалуй, на всякий случай. – А что насчёт тебя? Чуды или люды? – он устроился на боку и подпёр щёку ладонью. Его патрон кашлянул. – Да. Не то чтобы это было неожиданно, если честно. – Шасы? Челы? – Было дело. – Что-то мне страшно спрашивать дальше, – чуть смешливо произнёс Ортега. – Надеюсь, из наших никто не будет натачивать для меня клинок? – Из наших некому, – выдержав небольшую паузу отозвался Сантьяга. Ортега недоверчиво взглянул на него. – Хочешь сказать, ты никогда не?.. Тот пожал плечами и скопировал его позу, повернувшись на бок. – Большинство моих романов случилось по юности, – вздохнул он. – Я не искал... Серьёзных отношений. Мне хотелось попробовать всё, что вообще мог предложить мне этот мир. Ощутить как можно больше и ярче. Я не был привязан ни к кому из них. Я и не хотел быть привязанным и никогда этого не скрывал. Но даже если случалось так, что мои намерения понимали неправильно... – Нужно было просто немного подождать? – Ортега внимательно взглянул на него. – Да, – признал Сантьяга. – С навом бы так не получилось. Теперь я кажусь тебе излишне расчётливым? – Я знал, на что шёл, – спокойно отозвался он. – К тому же, сочувствовать твоим давнешним любовникам я определённо не буду. Комиссар чуть усмехнулся и качнул головой. – Позже я действительно умудрился влюбиться несколько раз. Но... – он шумно вздохнул. – Действительно ли стоят эти полвека, ну, пускай даже век влюблённости трёх последующих в печали?.. Я не знаю. К тому же, даже будучи влюблённым, я не могу перестать быть комиссаром Тёмного двора. Я не могу перестать думать как комиссар Тёмного двора, сколько бы я ни пытался. – Как это? – тихо спросил он, подавшись ближе и поцеловав его плечо. – Представь, что ты приходишь на свидание с зелёной, – вздохнул Сантьяга, прильнув к нему. – Представь, что у неё был тяжёлый день, что ей нужно выговориться. И она это делает, потому что вы вместе и потому что она тебе доверяет. Он пронзительно взглянул Ортеге в глаза. – Но единственная мысль, которая приходит тебе в голову, когда ты её выслушиваешь: «это могло бы помочь семье» . Или: «я могу использовать это, чтобы столкнуть Зелёный дом и Орден». Ортега медленно кивнул, тем не менее, ощутив тепло от его слов. Навь превыше всего. Для каждого из них, и было приятно получить тому подтверждение, пускай и такое. – А что ты думаешь, глядя на меня? – спросил он, прикрыв глаза. Выдержать прямой взгляд Сантьяги при ответе на этот вопрос он вряд ли бы смог. Комиссар немного помолчал. – Что мне не нужно следить за каждым сказанным словом, чтобы не приведи Спящий, не намекнуть ненароком на наши действия или планы. Что ты поймёшь если не всё, что я делаю, то хотя бы большую часть. Что я могу доверить тебе как свою спину, так и свои мысли. Что я могу хотя бы попытаться быть честным. Он замолчал и Ортега шумно вздохнул, прежде чем открыть глаза и поцеловать его. На этот раз неторопливо и нежно, пытаясь передать ту бурю эмоций, что бушевала сейчас у него в груди. – И ещё, что я, возможно, слишком эгоистичен, – добавил Сантьяга, едва разорвав поцелуй. – А ты так спокойно мне в этом потворствуешь. – Каким это образом? – хмыкнул он, приподняв бровь. Комиссар задумчиво взглянул на него. – Например, уже половина твоего гардероба состоит из вещей, которые подобрал я. – Я думал тебе это нравится? – Больше, чем просто нравится, – усмехнулся он, подавшись ближе. – Я бы сказал, что меня весьма тешит мысль, что на тебе одежда из ткани, которую выбрал я, сшитая по фасону, который согласовали со мной, отличающаяся цветом от чёрного, потому что я так рекомендовал. Понимаешь о чём я? Он молчаливо кивнул, не доверяя собственному голосу. Ортега редко задумывался о вторичных смыслах этих подарков, но теперь его охватила дрожь от того, насколько собственническим был этот жест, что, конечно, не прошло мимо самого Сантьяги. Воздух как будто стал тяжелее. Они уставились друг на друга, пожираемые вожделением. – Как я должен спокойно жить с тем фактом, что тебе это нравится? – почти возмущённо спросил Сантьяга в небольшом перерыве между несколькими жаркими поцелуями. – Как я должен спокойно жить с тем фактом, что это было твоё намерение? – скопировал его тон Ортега. Они рассмеялись и напряжение, повисшее в воздухе, исчезло. Ортега прикрыл глаза, лишь шумно вздыхая от лёгких трепетных поцелуев, посыпавшихся на его плечи. Незатейливая ласка окончательно утихомирила едва вспыхнувшую в нём страсть, заменяя её чем-то мягким, невесомым и всеобъемлющим. Он огладил пальцами точёную скулу и поймал пронзительный взгляд чёрных глаз. Они редко смотрели так спокойно, обычно горящие лукавством, лучащиеся удовольствием, либо взирающие сверху вниз с целым неиспитым океаном яда. Иногда Ортеге казалось, что его любовник вовсе не умеет быть безмятежным. Всегда на кураже, всегда в центре внимания, ослепительно яркий, вызывающе громкий, привлекающий непозволительно много внимания и искренне наслаждающийся этим. Иногда всего этого было слишком, сам Сантьяга был одним сплошным «слишком» и он искренне любил это безобразно-великолепное излишество. Его губ коснулись ласковым поцелуем – они так легко заражали друг друга своими настроениями – и ему ужасно захотелось остаться в этом моменте подольше. Тихое журчание воды, пение ветра в листве, камышовый шелест, неспешные ленные поцелуи, приятная молчаливая нега: всё это было таким мимолётным, и всё это сплелось в единую гармоничную картину, лёгкую идеальную мелодию. Ему не нужно было спрашивать, чувствует ли Сантьяга тоже самое, он знал это наверняка. Он взял комиссара за руку и прикрыл глаза, зная, что тот тоже слушает. Ортега никогда не чувствовал себя настолько свободным, как в эти крохотные мгновения, принадлежащие только им. – Понятия не имею, как ты это делаешь, – тихонько вздохнул Сантьяга, уткнувшись носом ему в шею, – но мне очень нравится. – Я делаю? – чуть улыбнулся он. – Я не делаю ничего. Ортега погладил его влажные спутанные волосы и скользнул ладонью вниз, едва-едва касаясь бледной шеи. Сантьяга в ответ обвил его талию рукой и они затихли ещё на какое-то время, погружённые сами в себя. – Немного напоминает ту детскую небылицу. – М? – отозвался комиссар, впрочем, всё ещё не показывая лица. – Про близкие частицы. Сантьяга нехотя оторвался от его шеи, чтобы продемонстрировать абсолютное непонимание на своём лице. – Я думал такие сказочки всем знакомы. Твой учитель тебе не рассказывал? Комиссар открыл рот, собираясь что-то ответить, потом с какой-то неизвестной Ортеге эмоцией взглянул на него и качнул головой. – Нет. Да и если честно, мне и Мицугу трудно представить, рассказывающим сказки. – Он и не, – смутился Ортега. – Разве что истории о его боевой славе, Уратае и временах расцвета Нави. А об этой байке я в арнате услышал, когда только-только на службу поступил. – И о чём она? – с любопытством спросил Сантьяга. – М... Смысл в том, – он задумчиво взглянул, огладив кончиками пальцев его грудь, – что если ты чувствуешь с кем-то связь, то до ещё рождения вы были близкими частями Тьмы. Кажется, как-то так. Звучит наивно, конечно, но когда тебе едва ли три сотни стукнуло во что-то такое и хочется верить... Ну вот так и знал, что ты будешь смеяться. – Нет, я просто... – он шумно вздохнул, пытаясь перестать улыбаться. – Ты, оказывается, такой романтик. Ортега несильно пихнул его плечо, вызвав у него новую улыбку. – Это не я придумал. Сантьяга прижался губами к его щеке, поглаживая тёплой ладонью бок. – Я не сказал, что это плохо, – хмыкнул он. Немного помолчал и добавил: – Вообще-то... Это навело меня на мысль. – Что за мысль? Вместо ответа комиссар снова втянул его в поцелуй. Ортега чувствовал, что он сомневается в чём-то и позволил ему тянуть время. Наконец, Сантьяга чуть отстранился. Выглядел он на редкость неуверенным. Что такого могло прийти ему в голову? – Возможно, однажды, когда мы оба будем готовы... – медленно произнёс он. – Как ты смотришь на единение? Ортега моргнул. То было нечто особенное, возможное только наву и только с навом. Обнажение души, целостность, к которой всегда стремилась Тьма. Он обхватил ладонями чужие щёки, ловя непроницаемый изучающий взгляд. Это интимнее, чем секс. Хотел ли он подобного уровня близости с Сантьягой?.. – Да. Определённо да, – выдал он, правда, отвечая скорее себе, чем ему. Может, мелькнувшее в его взгляде облегчение Ортеге только показалось, в конце концов, это же был комиссар. В любом случае, он притянул его к себе и поцеловал до того, как прозвучало хоть одно ответное слово. Слова были бы лишними.