***
В старинном городке Камакура, где по мощеным улочкам разносится шепот тайн, Мира стояла на пороге дома своего детства. Сердце ее колотилось о ребра, как бешеный барабан, а по венам струились тысячи противоречивых эмоций. Долгие годы она несла бремя ненависти своей семьи, отголоски их безжалостных слов преследовали ее на каждом шагу. Изгнанная и презираемая, она бежала, ища утешения и искупления в неумолимых объятиях времени и расстояния. Но теперь, после целой жизни, проведенной в скитаниях и одиночестве, девушка вернулась. Движимая таким сильным желанием, что оно поглотило ее, ей нужно было встретиться лицом к лицу с прошлым, которое определило ее судьбу. Она подошла к двери, дрожащей рукой взялась за ручку. Когда-то знакомый аромат лаванды и заплесневелых книг проник в ее сознание, вызвав целый каскад воспоминаний. Она закрыла глаза, готовясь к неизбежному. Когда дверь со скрипом отворилась, она вошла в тускло освещенное фойе. Стены, которые были свидетелями и любви, и предательства, казалось, сомкнулись над ней, душа ее своим безмолвным обвинением. Ее отец, Акихиро, сидел у камина, его лицо было изборождено морщинами, свидетельствующими о многолетнем горе и обиде. Его губы слегка приоткрылись, и с них ядовитым шепотом сорвалось одно-единственное слово. — Почему? Голос Миры дрогнул, когда она встретилась взглядом с ледяными голубыми глазами отца. — Я пришла... домой. Акихиро горько усмехнулся. — У тебя здесь нет дома. Ты сама выбрала свой путь. Ты бросила нас. Сердце девушки разбилось на миллион осколков. Она давно знала, что ее возвращение будет сопряжено с болью, но глубина ненависти ее отца была невыносимой. Несколько часов они сидели в напряженном молчании, каждый из них боролся со своими собственными демонами. Девушка умоляла о прощении, но ее слова не были услышаны. Акихиро оставался холодным и неумолимым, его взгляд был непоколебим. Когда ночь подошла к концу, девушка собрала свои скудные пожитки и повернулась, чтобы уйти. Но прежде чем она успела переступить порог, ее внимание привлек слабый звук. Слабый голос с порога произнес дрожащим голосом: «Мира, ты все-таки приехала?» Она обернулась и увидела свою сестру, ее глаза были полны печали и сострадания. Она протянула к ней дрожащие руки. «Забери меня отсюда, прошу». Слезы текли по лицу Миры, когда она обняла сестру. В ее объятиях она обрела утешение и любовь, о которых мечтала все эти годы: «Заберу, обязательно заберу».***
В гнетущей тишине пасмурного дня Мира стояла на пороге похорон, одинокая фигура среди далекой и неумолимой семьи. Мрачное собрание обрушилось на нее тяжестью, более тяжелой, чем земля, по которой она сейчас ступала, поскольку оно ознаменовало уход из жизни ее матери, души в этом бессердечном жилище, которая когда-либо проявляла к ней хоть каплю любви. С того момента, как Мира вошла в удушливую атмосферу дома своего детства, она почувствовала себя нежеланной гостьей на поминках собственной матери. Тети и дяди, которые никогда не жалели для нее доброго слова, обменялись холодными взглядами, в их глазах светилось то же презрение, которое они всегда питали к ней. Ее отец решительно отвел взгляд, как будто ее присутствие каким-то образом портило торжество. Но именно ее дедушка и бабушка, ее кровь, по-настоящему задели ее за живое. Ее бабушка, когда-то смешливая и ласковая, теперь смотрела на нее с ледяным презрением, в то время как дед, когда-то ее яростный защитник, теперь стоял рядом, скрестив руки на груди, и его молчание было красноречивее любых слов. Сердце замирало с каждым ее шагом, ненависть, которая всегда кипела в ее семье, теперь вылилась в ощутимую, удушающую реальность. Пока похоронный кортеж направлялся к кладбищу, Мира шла одна, одинокий скорбящий, затерявшийся среди моря лиц, на которых было написано только безразличие или враждебность. Она не могла избавиться от ощущения, что является аутсайдером, аномалией в своей собственной семье, что само ее существование было постоянным напоминанием о трагедии, которая навсегда разрушила их жизни. У могилы, когда гроб опускали в бесплодную землю, семья девушки стояла тесным кругом, склонив головы в притворном почтении. Мира, стоявшая на окраине, наблюдала за происходящим с горько-сладким чувством. Ей очень хотелось разделить с ними их горе, разделить воспоминания, которые они связывали с матерью, но она знала, что ее присутствие будет встречено только презрением. Когда последняя лопата земли была брошена на свежий холмик, Девушка ощутила глубокое чувство утраты и одиночества. Ее мать была для нее маяком света в мире, наполненном тьмой, а теперь даже это утешение исчезло. У нее не осталось ничего, кроме отголосков разбитого детства, тяжесть отвержения семьи давила на нее, как неподъемное бремя. В тот безутешный момент, когда похоронный кортеж наконец разошелся, Мира дала себе безмолвную клятву. Она не позволит ненависти и горечи поглотить ее. Она превратила бы память о своей матери в источник силы и жизнестойкости, зная, что где-то за внешней холодностью ее семьи любовь матери все еще ярко сияла для нее. Когда на город опустилась ночь, отбрасывая длинные тени на мощеные улицы, две сестры сидели в тишине и одиночестве после кончины своей матери. Теплый отблеск камина отражался на их заплаканных лицах, создавая в комнате атмосферу меланхолии. Мира сидела, крепко скрестив руки на груди, устремив взгляд в пустоту. Ная свернулась калачиком на диване, ее тело сотрясали беззвучные рыдания. Каждый из них с тяжелым сердцем перенес тяжесть болезни матери, но теперь, когда все было позади, внутри них образовалась незаполнимая пустота. Долгое время они сидели в тишине, нарушаемой только потрескиванием дров в камине и тихим тиканьем часов. В голове Миры проносились тысячи мыслей и сожалений. Она упустила так много возможностей сказать матери, как сильно она ее любила. Ная, с другой стороны, чувствовала себя потерянной и одинокой. Мать всегда была ее путеводной звездой, единственной, что постоянно присутствовала в ее жизни. Без нее она чувствовала себя кораблем, дрейфующим в открытом море. Наконец Мира нарушила молчание, ее голос дрожал. — Ная? — прошептала она. — Помнишь, когда мы были маленькими, мама готовила нам горячее какао и рассказывала сказки? Ная медленно кивнула, и на ее губах появилась горько-сладкая улыбка. — Да, — сказала она. — Она всегда заставляла нас прижиматься друг к другу на диване и слушать. Мира наклонилась вперед и обняла сестру. — Я думаю, нам обеим сейчас нужно немного этого, — пробормотала она. Сестры прижались друг к другу, чувствуя тепло и уют любви. Мира начала тихо пересказывать ту же историю, которую часто рассказывала им их мать, историю о храброй принцессе, которая встретилась лицом к лицу со своими страхами и преодолела невзгоды. По мере того как разворачивалась история, сестры погрузились в безмятежное молчание. Боль и горе, охватившие их, постепенно исчезли, сменившись ощущением покоя и воспоминаний. В этот момент они поняли, что, хотя их матери больше нет, ее любовь всегда будет с ними. И вот по мере того как тянулась ночь, две сестры находили утешение в воспоминаниях о своей матери, их связь укреплялась благодаря общему переживанию утраты и непоколебимой любви, которую они испытывали друг к другу.***
В сгущающихся сумерках, когда последние лучи солнца коснулись горизонта, сегодня Мира с Наей вернулась домой в Токио. Когда они прошли в гостиную, воздух был пропитан горем и теплом их совместной трапезы. Мира налила им чаю, пар от которого поднимался в прохладный воздух, словно обрывки приятных воспоминаний. Они сели на диван, держась за руки, их сердца болели о том, что было потеряно, но они были благодарны за то, что осталось. Ная поделилась своими приключениями за последние несколько месяцев, находя утешение в разговорах с сестрой. Они вместе блуждали по лабиринту эмоций, и каждый находил утешение в присутствии другого. Когда вечер подошел к концу, они удалились в комнату Миры. Ная легла на кровать, ее взгляд блуждал по незнакомой обстановке. Стены украшали фотографии их семьи, свидетельствующие о любви и радости, которыми был наполнен их дом. Она потянулась к прикроватному столику и взяла фотографию их матери. Когда она посмотрела на улыбающееся лицо своей матери, ее захлестнула волна грусти. Но к горю примешивалось глубокое чувство благодарности за ту жизнь, которую они прожили вместе. Мира легла рядом с ней и обняла ее за плечи. «Я бы хотела, чтобы мама была здесь», — прошептала она. «Но я знаю, что она присматривает за нами. И она бы так гордилась девушками, которыми мы стали».***
В мрачных объятиях яркой луны парка, где деревья, согнувшиеся от тяжести снега, шептались о своих тайнах на легком ветерке, Мира стояла одна, и на сердце у нее было тяжело от тяжести потери, которую она не могла вынести. Мир вокруг нее, казалось, расплылся, превратившись в сюрреалистическое полотно, отбрасывающее на сцену неземное сияние. Слезы по ночам стали ее постоянными спутниками, лившиеся безудержным потоком. Но в этот день все было по-другому. В ней вспыхнула искорка надежды, вызванная воспоминанием о разговоре, который состоялся у нее с Годжо. «Обещай мне, Сатору, — убеждала она себя перед неизбежным концом, — что, когда этот день настанет, ты будешь рядом со мной. Не только как мой друг, но и как брат, о котором я всегда мечтала». Сатору на мгновение заколебался, его глаза наполнились непролитыми слезами. «Я обещаю, Мира. Ты не справишься с этим в одиночку». И вот, когда она стояла в парке, легкое прикосновение к ее плечу нарушило уединение. Медленно поворачиваясь, она почувствовала, как ее сердце забилось в предвкушении, в котором смешались тревога и страстное желание. Там, в свете луны, стоял Годжо. Его глаза, обычно полные смеха, затуманились сочувствием. Не говоря ни слова, он заключил ее в утешающие объятия, прижимая к себе так крепко, словно она была сделана из хрупкого стекла. В этот момент боль Миры начала утихать, сменившись чувством сопричастности и непоколебимой поддержки. Когда они сидели вместе под плакучей ивой, Годжо внимательно слушал, как Мира изливала свое горе. Он говорил слова утешения и предлагал перспективы, которые помогли ей найти проблески света среди тьмы. Час за часом они беседовали и делились сердечными воспоминаниями, создавая полотно любви и дружбы, неподвластное времени. К тому времени, когда луна начала заходить за горизонт, Мира испытала глубокое чувство катарсиса. Тяжесть на ее сердце немного спала, сменившись вновь обретенной стойкостью. Когда Годжо собрался уходить, девушка крепко сжала его руку. «Спасибо тебе, Сатору. За то, что ты был здесь, за всё. Ты спас меня сегодня». На лице парня появилась нежная улыбка. «Для этого и существуют друзья, Мир».