Похороните меня в сатине

Иногда мы осознаём свои ошибки слишком поздно. В зависимости от характера человека это осознание может породить вину, стыд, злость или любые другие «защитные» реакции в желании посыпать голову пеплом или же переложить ответственность за свои грехи на кого-то другого. Реборн привык гордиться тем, что никогда не ошибается. Что до проклятия Аркобалено, что придавленный им, он никогда не терял ясность ума, никогда не сбивался с пути холодного расчёта. Однако он никогда не думал, что окажется жертвой чужой ошибки; что окажется жертвой вообще. Деление Хибари Кёи всего мира на травоядных, плотоядных и всеядных не так глупо, как многим кажется. Реборн склонен отчасти согласиться разделить с ним подобный взгляд на мир. И, разумеется, в таком мире Реборн был плотоядным, а таковые, как известно, не должны становиться жертвой. И всё же Реборн стал жертвой и стал жертвой чужой ошибки и стал жертвой ошибки того, от кого просчёта никогда не ожидал. Вонгола Ноно не был самым умным, самым ловким, самым хитрым и далее по списку, но он не продержался бы на месте Дона Вонголы и не дожил бы до своих лет, если бы не обладал умением отделять личное от рабочего и приносить жертвы. Запечатывание собственного приёмного сына, дабы сохранить шаткий мир Вонголы, было одной из таких жертв, и многие назвали бы поступок Ноно чудовищным, но Реборн может понять, как понимают и остальные; как наверняка понимает в настоящем и сам Занзас. Это было необходимо для блага Семьи, и Ноно сделал то, что сделал. И даже если бы он нынешний, не способный смотреть на шрамы Занзаса без вины в глазах, вернулся в прошлое, он бы не поступил по-другому. Нет, зная, на что обрекает и Занзаса, и самого себя, он поступил бы так же. Мафия - жестокое место; и ещё более жестокое и коварное для тех, кто стоит на вершине. Вонгола не самая могущественная семья как таковая, не просто так существует Альянс Семей, но она одна из самых древних, уважаемых и почитаемых. Она из той породы, на которую равняются все остальные, которую приводят в пример, и что Ноно, что другие Боссы до него - все они пожертвовали многим и пошли на многие подлые, жестокие и кровавые поступки, чтобы сохранить Семью и приумножить её силу, влияние и блеск. Реборн не может не думать с глубокой иронией, насколько это смешно в своём хаосе: благими намерениями, как говорится, и восемь поколений как подняли Вонголу после Примо на новый уровень, так и спустили всё в канаву, буквально одним днём. Кто бы мог подумать, да? Кто бы мог подумать. Когда Реборн впервые встретил Саваду Тсунаёши, он не увидел ничего странного. По роду деятельности Реборну не часто приходилось иметь дело с детьми. После проклятия, заставившего его возненавидеть собственное существование, Реборн и вовсе детей возненавидел. Просто за сам факт их существования, породивший множество стереотипов, под которые начали пытаться подгрести и его, как только Соска Аркобалено заняла своё место на его шее. Его репутация шла впереди, да, но даже так заставить уважать себя в теле ребёнка было совсем не просто. Собственно, у всех Аркобалено были с этим проблемы. Реборн помнит, как бесился Колонелло, как вопил в отчаянии Череп, как на тот момент яростно крушил всё вокруг себя Фонг. Это было тяжёлое время для многих из них, и для Реборна в том числе. Скорее всего, он прочувствовал это даже сильнее, чем остальные, потому что его эго одним махом оказалось в канаве. Савада Тсунаёши виделся ему типичным ребёнком. Дети, они такие, верно? Кричат, вопят, спорят, умничают, сопротивляются, ленятся и тупят. А ещё дети не имеют тормозов и редко когда видят границы. Тсуна мог не хотеть этого, но сколько раз он оскорблял его, задевал и отрицал само его существование? Он может не помнить, потому что едва ли замечал это тогда, только и делающий, что вопящий о том, что никаким Боссом не станет, но это было. Да, это было, и поэтому Реборн был так жесток с ним. Он просто отыгрывался на Саваде Тсунаёши, надеясь, что боль заставит этого сопляка заткнуться; срываясь и осознавая это; вымещая свою боль и разочарование на ни в чём не повинном подростке и не чувствуя и малого укуса совести. Потому что не было у Реборна совести, и отправил его Ноно не сопли наследничку подтирать, а сделать из него достойного Вонголы человека. О том, какую Ноно подложил ему свинью, Реборн понял только тогда, когда в дело вошли особые пули. Тогда он и узнал про печать и о том, почему Тсуна в своём возрасте абсолютно не чувствует своё пламя, а так же страдает таким высоким уровнем неуклюжести. Печать на пламени ребёнка. Печать на пламени Неба. Печать на пламени Неба ребёнка, что является прямым потомком Вонголы Примо. Реборн много чего повидал за годы своей жизни и работы в мафии, но такого отвращения к кому или чему-либо не испытывал никогда. Как Ноно мог сделать это с Тсуной? О, Реборн прекрасно знает, как, но зачем? У Ноно было три сына и запасной вариант в виде Занзаса, пусть не родного, но с пламенем Рикардо в крови. Зачем ему было ехать в Японию, святая Дева Мария, и запечатывать пламя Тсуны? О семье Емицу никто не знал кроме считанного количества человек - пальцев одной руки хватит для них. Сам Савада Тсунаёши, даже став взрослым, уж точно не проснулся бы однажды утром и не решил бы стать мафиози. Да, он был потенциальной угрозой, но лишь на словах. С таким никудышным отцом, как Емицу, и с больной матерью Тсуна никогда бы не стал реальной угрозой. И всё же Ноно запечатал его пламя и тем самым сломал ему жизнь. Никчёмный Тсуна. Неуклюжий Тсуна. Глупый Тсуна. Слабак Тсуна. Жалкий Тсуна. Конечно, он был таким. Никто не ждёт от лишённого ног, что он пробежит кросс. Пламя Тсуны было запечатано, отрезано от его души, и поэтому его развитие было не таким, как у нормальных детей, что с пламенем, что без. Но никто не знал об этом, а потому мальчишку травили: за то, что он не такой, как все. Пожалуй, разве что Хибари что-то чувствовал благодаря собственному спящему пламени в крови. Облака могут быть блуждающими, но они же больше всего привязываются к своему Небу. Территориальные, они отмечают его центром своей собственности, и как Алауди пристально следил за Джотто, так и Хибари пристально следил за Тсуной, который постоянно нарушал школьные правила и позорил саму школу одним своим существованием, но на которого Хибари никогда не поднимал руку, будто чувствуя, что если сделает это, сам себя не простит. Когда Реборн осознал, что пламя Тсуны было запечатано, то смог взять себя в руки и отодвинуть личное на задний план. У него была работа. Хитрый старый чёрт Ноно мог подложить ему свинью своей просьбой тренировать того, у кого запечатано проклятое пламя, но Реборн был известен тем, что не терпит неудач. Не собирался он садиться в лужу и на этот раз. Эго не позволило бы взрослому ему, а уж в форме ребёнка он бы скорее умер, чем признал поражение. Вот только проблема заключалась в том, что разбить однажды наложенную печать может только владелец пламени, на которого эту печать и наложили. У Тсуны не было пути назад, он стал бы Вонголой Дечимо всеми правдами и неправдами. Его заставили бы шантажом и заставили бы угрозами и прямой грубой силой, поэтому и у Реборна не было как такового выбора: он должен был заставить Тсуну сломать печать на пламени. Вот только он никогда бы не заставил его уговорами или подкупом. Нет, из-за запечатанного пламени, в отличие от тех же Ямамото и Рёхея, которые очень быстро втянулись, Тсуна изо всех сил отрицал концепцию своего наследия, мафии, воли и пламени. При таком раскладе нужна была жёсткость, даже жестокость, и Реборну пришлось пойти на это, сознательно, хотя он только-только отказался от вымещения на Тсуне злости на весь мир. - Я ненавижу тебя, Реборн! Я тебя ненавижу! - не раз и не два кричал Тсуна, замученный им до такой степени, что страха совсем не оставалось, как и фильтров между головой и языком. Реборн смотрел на него, избитого и изломанного, валяющегося у своих ног в синяках и кровоподтёках, и думал о том, что тоже ненавидит себя за эту жестокость, и ненавидит себя за то, что будет продолжать, и за то, что способен отринуть личное и увидеть в этом простую и понятную логику и выгоду, и за то, что согласился на просьбу Ноно. Потому что Савада Тсунаёши - никчёмный, неуклюжий, глупый, жалкий слабак Тсуна - на самом деле был удивительным. Несмотря на запечатанное пламя, несмотря на свой страх и отрицание, и боль, и слёзы, Тсуна раз за разом поднимался, и чем дольше это продолжалось, тем большую гордость в отношении него испытывал Реборн. Гордость и бесконечное сожаление, потому что даже если Тсуна однажды поймёт, почему всё было так, а не иначе, он не сможет забыть и вряд ли сможет простить. Приказав ему тренировать Тсуну, Ноно фактически уничтожил ту возможную близкую к Связи Хранителей и Неба дружбу, что могла бы зародиться между Реборном и Тсуной однажды. И стало только хуже со временем. Тсуна и его Хранители пережили много всего. Реборн был там с ними, наблюдал из первого ряда, и всё больше и больше глубокого сожаления и ядовитого чувства в адрес Ноно зарождалось в нём. Потому что Реборн смог помочь Тсуне сломать печать и смог помочь ему стать тем, кем Тсуна является в настоящем - героем, спасителем, лидером, ответственным молодым человеком и тем, для кого, единственного из всех, Джотто распечатал все силы Колец Вонголы - но это не отменяет того факта, что Тсуна такой лишь потому, что Реборн изломал его, искрутил, почти что вывернул наизнанку. Тот Тсуна, которым он мог бы стать, показывается лишь в те моменты, когда Тсуна входит в гипер-режим. Вот каким он был бы, если бы Ноно не запечатал его пламя: умным, расчётливым, предприимчивым, тихим и скромным, но умеющим гордиться своими заслугами, серьёзным, внимательным и вдумчивым. Реборну не пришлось бы ломать его. Реборну не пришлось бы причинять ему боль. Когда Реборн пришёл бы к нему, это не стало бы началом ада в жизни Тсуны, как тот постоянно кричал. Это стало бы началом крепкой дружбы. - Реборн? Что-то не так? Я допустил ошибку? Сморгнув пелену с глаз, Реборн пробегается глазами по разложенной на столе карте местности одной далёкой глухой деревушки и поднимает взгляд на стоящего по ту сторону стола Тсуну. Если не знать, куда смотреть, то кажется, что всё в порядке. Тсуне исполнится двадцать шесть лет в этом году. Он достойный Босс своей Семьи и достойный наследник воли Примо. Он водит дружбу с такими людьми, как Занзас, Бьякуран и Юни. Он предотвратил конец света. Он снял проклятие с Аркобалено. Он вернул ему, Реборну, его настоящее тело и жизнь. У него всё ещё есть проблемы с изучением языков, законов Италии и мафии и чужой культурой, но Тсуна старается изо всех сил в процессе обучения. Именно сейчас, когда Реборн запоздало, но в полной мере осознаёт, что Тсуна - гражданский, и с ним можно и нужно помягче, Тсуна, настолько привыкший к пыткам от него, выполняет всё беспрекословно и прыгает выше головы раньше, чем Реборн вообще приказывает ему прыгнуть. - Нет, - ещё раз взглянув на карту, качает головой Реборн. - Нет, ошибок нет. Это хороший план. Ты всё лучше и лучше в стратегии. Тсуна улыбается ему, пытаясь скрыть очевидное облегчение от отсутствия потенциального наказания и на деле не скрывая ничего. Просто потому что Реборн знает, куда смотреть; знает и не может не почувствовать в очередной раз сожаление. Такой талант, такое наследие, такая воля - и всё было растрачено из-за паранойи Ноно впустую. Даже если однажды Тсуна сметёт остатки печати, и его и без того безмерно мощное пламя освободится полностью, всё равно уже поздно. Он идёт со своим пламенем параллельно, лишь изредка пересекаясь, но никогда не сольётся с ним в единое целое. Из-за этого Тсуна до самого конца не будет чувствовать себя на своём месте, не будет чувствовать себя достойным, не будет ясно помнить, что делал в гипер-режиме, и многое, многое другое. Из-за этого и из-за своего прошлого - их общего, всеобщего, прошлого - он никогда не поверит до конца похвале Реборна и никогда не поверит, что действительно хорош, достаточно хорош. Куклы. Все Боссы Вонголы были куклами. Ими управляли, даже если они верили, что действуют самостоятельно. Мафия - она будто живое существо, тёмная тварь, что манипулирует, извращает и развращает, использует, крутит и вертит, не зная стыда. Боссы могли править и чувствовать себя у руля, но на деле они лишь раз за разом подстраивались под обстоятельства. Реборн никогда не сочувствовал их судьбе, потому что такова жизнь, но... Глядя на Тсуну, что стоит по ту сторону стола в элегантном костюме с кольцом Неба Вонголы на пальце и бременем Вонголы Дечимо на плечах, Реборн не может не видеть его настоящей куклой. Эти матовые глаза, эта искусственная улыбка, эти живые, но в то же время фальшивые насквозь эмоции. Тсуна не живёт. Тсуна существует. Он и в самом деле кукла, которую мафия и Вонгола в частности дёргают за ниточки. И во всём этом виноват Ноно, но не безгрешен и Реборн. - Кофе? - Да, пожалуй. Это их небольшая традиция. Ну, Реборну нравится думать об этом так, хотя он уверен, что Тсуна делает всё это только из вбитой в него им же самим вежливости. Какой бы урок он ни преподавал Тсуне, в конце они обязательно пьют кофе: Реборн - эспрессо, тогда как Тсуна каждый раз просит приготовить ему что-то совершенно кошмарное в своей сладости и обилии сливок. И Реборн каждый раз смиренно готовит очередную сладкую жижу, даже если это издевательство над прекрасной кофейной классикой, потому что сладости в настоящее время - одна из тех крайне редких вещей, что ещё способны вызвать на лице Тсуны хоть насколько-то искренние эмоции. И вот так они оказываются каждый раз в этой точке. Эспрессо, что-то карамельно-молочно-сахарное, тирамису на двоих, и Реборн наблюдает за Тсуной, пока тот задумчиво покусывает край десертной ложки, уже зарывшись с головой в очередную стопку с документами. Он теперь почти постоянно такой: за рабочим столом, весь в документах и заметках, ежедневниках и календарях. В такие моменты Реборн почти верит, что Тсуна сливается со своим пламенем в единое цельное, гармоничное в своей естественности и естественное в своей гармоничности, потому что это так похоже на Тсуну в гипер-режиме, но... Стоит только сделать хоть одно движение, сменить позу, и Тсуна тут же вскидывает на него взгляд. И взгляд этот говорит больше любых слов: он полон одиночества, тоски и горечи, что прикрыты матовой пеленой. Это не взгляд того дерзкого Савады Тсунаёши, что кричал о том, что никогда не станет Боссом в мафии. Это взгляд затравленной сломанной куклы, что ненавидит каждый свой сделанный шаг. - Знаешь, тебе не нужно делать этого, Реборн, - вдруг мягко говорит Тсуна, выпрямляя спину и отодвигая документы. - Делать что? - вскидывает бровь Реборн, отчаянно подавляя всплеск неясной почти паники, вызванной мимолётной мыслью о том, что эти кофейные вечера наедине прекратятся. Тсуна какое-то время сверлит его этим неприятным пустым взглядом, а после его глаза чуть расширяются, и он выдыхает тихое, почти растерянное «ох». Незнание тут же рождает раздражение. Со времён проклятия и свиньи от Ноно у Реборна аллергия на незнание, на непонимание, на отсутствие полной информации, потому что именно это раз за разом портило ему жизнь. Однако начать допытываться он не успевает. Тсуна тот, кто начинает говорить, и Реборн никогда не получал кувалдой по голове, но он может понять это как метафору в данный момент, потому что... - Я могу чувствовать пламя, - негромко поясняет Тсуна. - Это началось не так давно, может быть, около пары лет назад? Это работает не со всеми, только с теми, кому я доверяю, и кто доверяет мне. С близкими людьми. С теми, с кем я чаще всего контактирую, из-за чего они способны расслабиться в моём присутствии. Сначала это нервировало меня, потому что это ощущается влезанием не в своё дело, но я никак не могу взять это под контроль, так что пришлось смириться. Джотто сказал, это одно из проявлений интуиции: способность чувствовать тех, кто мне дорог. - К чему ты ведёшь, Тсунаёши? - спрашивает Реборн, хотя уже может предположить, и да, ему не нравится, куда это идёт. - Пламя моих Хранителей, пламя офицеров Варии и пламя Бьякурана. Иногда пламя Юни. Иногда пламя бывших Аркобалено. Я могу чувствовать всё это и эмоции, которые идут вместе с ним. Твоё пламя я тоже чувствую, Реборн. И каждый раз, когда ты рядом со мной, это всегда вина, горечь и сожаление. Иногда злость. - И что из этого? - спрашивает Реборн, просто для того, чтобы сказать хоть что-то. Тсуна вновь начинает изучать его взглядом, рассматривает, вглядывается, будто видит в первый раз, а после вдруг улыбается: едва заметно, едва уловимо, но это улыбка и она такая, такая искренняя, что у Реборна от неожиданности перехватывает дыхание. - Ничего, - мягко отвечает Тсуна, заглядывая ему в глаза. Это игра атмосферы и напряжения или Реборн и в самом деле чувствует, как его колючего солнечного пламени касается эфемерной лаской нежнейшее небесное? - Я просто... Удивлён, я думаю. Изначально мне казалось, что ты делаешь это нарочно, что это какой-то способ забраться мне под кожу. Ты делал и более странные вещи, чтобы после манипулировать мной. Но оказалось, что ты даже не знал, не осознавал, что испускаешь своё пламя рядом со мной, да? Обычно так делают Хранители, чтобы поддержать своё Небо, но ты всё это время делал это для меня. Уверен, что делал и до того, как я научился чувствовать всё это. - Я не делал ничего такого нарочно, - хмурится Реборн, потому что нет, он не делал. - Да, я понимаю это сейчас, - кивает Тсуна. - И я также понимаю теперь, что все эти эмоции были искренними. Это то, что ты чувствуешь, когда видишь меня или думаешь обо мне. Ты и в самом деле чувствуешь вину за то, что втянул меня во всё это, не так ли? - Нет, - отрицает Реборн; недобро щурится, недовольный обернувшимся против него эмоциональным давлением, но цедит сквозь зубы спустя пару минут напряжённой игры в гляделки: - Не совсем. Улыбка Тсуны становится чуть шире, заметнее. Она всё такая же искренняя. В груди из-за неё сладко, но больно колет. - Я не собираюсь лезть тебе в душу, Реборн, - слегка пожимает плечами Тсуна. - Но я также не хочу, чтобы ты мучил себя всем этим. Что было сделано, то не отменить. Если тебе станет легче, я простил тебя. Если тебе не нужно моё прощение, то знай, что я никогда не прощу тебя полностью за всё. Отчасти я понимаю тебя. И в то же время не понимаю совершенно. Ты сделал много всего, и в памяти всегда отпечатывается только самое плохое, но я также знаю, что куда бы ты меня ни втянул, ты не смотрел со стороны, а был вместе со мной прямо там. Вария - я бы не победил её без тебя. Бьякуран - я бы не справился с ним без тебя. Всё остальное, что сыпалось одно за другим на наши головы - мы выстояли благодаря тому, что ты был на нашей стороне, Реборн. Не думаю, что когда-то благодарил тебя за это, но я благодарен тебе, Реборн. Несмотря на то, что ты превратил мою жизнь в ад, я не могу сказать, что проклинаю тот день, когда встретил тебя. Когда-то очень давно Реборн уже чувствовал это: жаркое тепло, что будто протянулось от его сущности к сущности Луче, из-за чего их элементы почти соединились. Но он испугался. Связь с Небом виделась ему тогда потерей свободы, даже если он знал, что Луче никогда бы не ограничила его, и в последнюю секунду он отторгнул эту связь. Луче не расстроилась тогда, потому что уже знала свою судьбу и знала, что Реборн не будет связан с ней, но Реборн никогда не верил, что всё предрешено и ничего нельзя исправить, а потому долгое время корил себя за то, что отторгнул тогда эту связь. Вдруг, если бы они гармонизировали, с Луче бы ничего не случилось? Вдруг будущее для них обернулось бы иначе? И вот он снова чувствует это, хотя это должно быть невозможно. Его пламя и пламя Неба Тсуны вдруг начинают очень настойчиво тянуться друг к другу навстречу. И Реборн знает, что это невозможно, потому что Тсуна уже гармонизировал с Солнцем Рёхея, а байки про Всеобщее Небо - всего лишь байки, но в тот момент, когда пламя Неба Тсуна так нежно обнимает его - утешает его - он не может не думать о том, что пламя Тсуны куда сильнее даже пламени Джотто, и кто знает, если бы не печать, если не чёртова печать, возможно, они могли бы... Могли бы? - Тепло, - довольно жмурится Тсуна, ёжась. Такой искренний. Такой открытый. Такой настоящий и живой, каким Реборн не видел его годы, уничтожив этот свет в нём своими собственными методами и руками. Не Вонгола Дечимо, нет. Тот Савада Тсунаёши, что вынужден был сгинуть однажды, неспособный остаться в живых посреди мафии, но который, как оказалось, вовсе не погиб. - Тсунаёши, - зовёт он; не может сдержать смешок, когда Тсуна резко открывает глаза и вспыхивает щеками, смущаясь того, что так откровенно наслаждался его пламенем. - Перестань флиртовать с моим пламенем и отдай мне все свои ежедневники с расписаниями. - Хииии! Реборн! Что это значит?! Я не флир... Я не... Реборн! Santo Dio и прекрасная Дева Мария, Реборну не показалось. Эти эмоции, этот румянец, это смущение и это идиотское писклявое восклицание прямиком из далёкого и жестокого, но такого сладкого прошлого. Не кукла, нет, и не живой мертвец, что вынужден скитаться, ведомый чужой волей, по земле. Савада Тсунаёши всё ещё жив. Каким-то чудом он всё ещё жив, и он сказал, что прощает Реборна и что не простит его никогда, и разве мог Реборн просить о большем? Смел он мечтать даже о том, что ему уже было дано? Он не сможет изменить прошлое, и он упустил много времени, но ещё больше времени у них всех впереди, и даже если он вновь окажется проклят, всё равно попытается хоть немного, но исправить чужую жизнь. Тсуна и в самом деле положит всю свою жизнь на ненавистную ему мафию, но это не значит, что он не сможет хотя бы изредка, но чем-то наслаждаться. Италия может казаться маленькой на карте, но это огромная страна. Так много городов и пригородов. Так много музеев, старинных мест и достопримечательностей. Так много особенной культуры и искусства. Практика для языка. Возможность каждый день пробовать что-то новое. Родина превосходной изысканной и не только кухни. Спорт, автомобили, музыка, кино и танцы, мода. В Италии так много всего, и за все свои годы жизни в ней Тсуна не видел ничего из этого. Да, он Дон Вонголы и у него крайне занятое расписание, но это не значит, что он должен похоронить себя в ворохе бумаг в кабинете и утопить себя в пролитых реках крови на поле боя. - Реборн, пожалуйста, я больше не буду ударяться в сентиментальность, только не делай ничего жуткого! - ноет Тсуна, попутно пытаясь прикрыть от него свои многочисленные переполненные ежедневники. Реборн широко улыбается. Тсуна мученически стонет. Да, его определённо ожидает ад, потому что Реборн ещё и Гокудеру ко всему этому делу подключит. Но на этот раз, Реборн уверен, ему понравится.

|End|