Любовь истощает нас.
Как жаль, что заветные и задушевные слова о любви вовсе не значат, что человек никогда не причинит сверлящую в груди боль. Они не значат, что чувства проживут в пространстве бесконечности, ежедневно оставляя за собой яркий след. Любовь канет в лету, унося в подземное царство Аида самые ломкие и трогательные чувства. Адский огонь испепелит всё, что живёт в погибшем сердце, а затем превратит его в безжизненный пепел, который нещадно рассеется по ветру. А вслед за этим ветер уничтожит весь мир, живущий ради любви. Любовь к Алазу подобна паразитизму. Аси пытается сопротивляться, противостоять, защищая шаткое сердце от дьявольских нападок дикой и безумной любви. Её будто бы безжалостно и бессердечно бьёт молния, а тело начинает судорожно биться в конвульсиях. Кровь в жилах стынет, а круг кровообращения заменяется чем-то странным для неё: диковинным, неестественным и не похожим на то, что она могла бы испытать ранее. В черепе пульсирует нарастающая боль, а в мыслях блуждает тот, кому там вовсе не рады. Чужестранец скитается, обрывая и выворачивая её душу наизнанку, а затем дарит новые страстные эмоции, которые Аси никак не может обуздать в себе. Ей кажется, что словно вспышка от фотоаппарата звучит где-то в голове, воспроизводя события последних дней. Окровавленный нож в левой руке. Большие и блестящие слёзы, плавно стекающие вниз по подбородку. А затем его касание, напоминающее распустившийся дикий цветок посреди пустыни. Аси пытается унять внезапную дрожь в теле, делая несколько глубоких вдохов. Но грудную клетку обвивает жуткий плющ, не позволяя ей сдвинуться с места. Несколько холодных капель, нещадно стекающих по белоснежному лицу, и вновь где-то на глубине ада всплывает Алаз. Ей нечем дышать, ведь галлюцинации начинают преследовать повсюду, нагоняя её мрачным коконом. Где-то у шеи чувствуется его прерывистое дыхание, заставляющее её умирать медленной смертью, а тонкие пальцы, застывшие на оголенных бёдрах, вынуждают просить о большем. Девичье лицо покрывается жгучим и лихорадочным румянец, а затем сам дьявол уносит Аси в алую преисподнюю. Тихий шёпот так и умоляет её отдать собственное тело в руки проклятому шайтану, навсегда позабыв о чувствах, которые были прежде.Жизнь Аси делится на до и после.
Сквозь мутную пелену глаз она видит тёмный силуэт, так сильно напоминающий его. Крепкие руки пытаются поднять её, накидывая на оголённые плечи какую-то тряпку. И в голове вновь звучит ненавистный голос, отравляющий её организм. Аси пытается промолвить заветное имя, но язык будто бы окаменел, а тело парализовало в попытке обезвредить дьявола. Её уносит на глубину тёмного царства, а все усилия вырваться на воздух — пустота в душе. Она теряет надежду, но позже видит небольшой луч света среди тьмы, проникающий через сгнившее сердце. Аси дрожит от холода, находясь на берегу Босфора. Руки пропитаны его кровью, а майка напрочь пропахла мужским одеколоном. Ей хочется забыться: улететь одинокой птицей, а быть может распуститься забытым цветком в пустыне, который однажды поможет найти дорогу заблудившимся странникам. Она горько плачет, вспоминая, как беспощадно и неуклонно вонзила нож в его плоть. К горлу подкатывает гнусная тошнота, ведь если он умрёт, она — девушка, погубившая две жизни сразу. Аси проклинает себя за глупость и самонадеянность, слабость и сердечную склонность к Алазу. Ноги не слушаются: заплетаются словно длинные косы, которые ей никогда не плела мама. Она останавливается у воды, прося у самой себя прощения. Глупая Аси извиняется за то, что вырвала своё сердце голыми руками и собственноручно отдала Алазу на память. Ещё раз смотрит на окровавленные руки, растерянно потирая друг о друга. Кровь не уходит, не стирается и не собирается пропадать, ибо металлический запах давно перемешался с любимым ароматом Алаза, вставшим у неё комком в горле. Аси делает трепетный шаг навстречу миру, ступая в ледяную воду в тонкой одежде, и жемчужно-хрустальная вода Босфора уносит её с собой. Вымученно улыбается, вновь бессильно опуская взгляд на свои ладони. Слёзы застывают на лице, мимолётно поддаваясь блуждающему ветру. Аси медленно опускает кончики пальцев в ночные воды пролива, надеясь, что они смоют и её перегоревшие внутренности. Робко и нерешительно делает ещё несколько шагов, чувствуя, как тело всё сильнее и сильнее опускается в морозную воду. Резкий порыв ветра возвращает её в неоспоримую реальность, и, громко всхлипывая, она начинает раздирать свою кожу в попытке смыть кровь Алаза. Её ломит от угрызения совести, давящей на виски боли, и рвущейся на свободу любви. Сердце смыкается, когда перед глазами всплывает его бледное лицо, пересохшие губы и просьба о молчании. Алаз умоляет Гювена о том, чтобы тот никоим образом не распространялся о произошедшем, затворяя рот на амбарный замок. У Аси кружится голова, когда слова вылетают, словно птицы из клетки. — Это я его ранила, — сипло выпаливает она, сталкиваясь с карими глазами, — если он умрёт, я сдамся полиции. И Аси убегает подобно тому, как сбегают гнусные и лживые преступники. Она боится обернуться и вновь столкнуться с его глазами, в которых отражается адское пламя с танцующими чертями.Глаза говорят больше, чем слова. Поэтому, когда больно, мы отворачиваемся.
***
Ей снятся расплывчатые картинки из детства, напоминающие о тайнах, закопанных в мёртвой почве. Шепчет что-то против воли, чувствуя тёплую ладонь сначала на лбу, затем на шее. Аси пытается проснуться, но глаза будто бы потеряли возможность видеть, а сердце — биться в сумасшедшем ритме. До неё долетают обрывки фраз, наполненных тревогой и душевной болью. И Аси чувствует, что даже находясь в безвременном пространстве, найдётся рука, которая сожмёт её руку, а затем переплетёт их пальцы в крепкий замок. — Аси, — издалека слышится её имя, а зовёт будто бы кто-то родной, — Аси? Голос становится тише, человек почти переходит на шёпот, медленно поглаживая её лицо. Тёплое дыхание Алаза становится для неё спасательным жилетом в шторм, плащом в ливень и горячей кружкой чая в холод. Его тонкие пальцы, касающиеся её сухих губ, собирают по крупицам изнеможенное и разбитое сердце. А когда у Аси наконец получается очнуться, она вмиг начинает жалеть о том, что всё это время прибывала в сонном царстве. Слышит, как Алаз беседует с кем-то на повышенных тонах, а сама пытается острожно привстать с кровати. — Аси! — Заметив её, громко возглашает Алаз. Быстрым шагом направляется к дивану посреди комнаты, обеспокоено разглядывая бледное лицо девушки, напоминающее ему первый снег в декабре. — Ты как? Спрашивает настороженно, деликатно и тихо. Будто бы боится получить ответ, который вовсе не обрадует его. — Алаз? — В полудрёме молвит она, пытаясь сфокусировать зрение на нависшем над ней силуэте. Быть может, это её очередной сон. — Где я? — Вяло поворачивает голову сначала влево, а затем вправо. Пелена не сходит с глаз, размывая изображение. — Успокойся, — произносит Алаз, поглаживая её по волосам, — Яман и Джесур оставили тебя одну дома, а я… А он так сильно жаждал встречи, что выкрал её, не подумав о последствиях. — А ты без стыда проник в мой дом и унёс меня без спроса? — Перебивает Аси, делая вид, что это лишь безумные догадки, которые случайно оказываются правдой. Не будет же она признаваться, что периодически просыпалась, крепко зажмуривала глаза и боялась, что секунды, проведённые вместе с Алазом — это плод её душевнобольной и красочной фантазии. Быть может, в какой-то другой ситуации ей бы стало стыдно за небольшую уловку, но не сейчас. Не в заветный и долгожданный момент, о котором она и не грезила. — Я принесу воды. Алаз угрюмо поджимает губы, удаляясь в соседнее помещение, а Аси тяжело вздыхает, потирая воспалённые глаза. Между ними натягивается прочная верёвка, которую один из них обязательно должен будет срезать. Вот только смелая и бесстрашная Аси этого сделать никак не сможет. Она скорее вскроет себя с головы до пят, но никогда не признается ему, что в её сердце давно ревёт, бушует буря злая. Отважной и рисковой девушке, испытанной одним из самых сильных чувств на Земле, стыдно. В голову лезут одни нецензурные выражения и Аси, донельзя сжимая ладони, выплёвывает из себя грязные ругательства. Забавным кажется и тот факт, что она уже давно выбросила Ямана из своих мыслей, изгнала прочь, запирая перед ним свою душу. Удивляется тому, что сама того не понимая, в самом деле смогла убить одни чувства, а вслед за этим приобрести другие. Если бы не присутствие Алаза, Аси уже давно бы рассмеялась как сумасшедшая, сметая на своём пути всех и вся. Вот только тело продолжало ощутимо ломить, излишне сковывая конечности. Алаз, хватая с поверхности стола графин с водой, небольшой стакан и горку лекарств, возвращается обратно. Садится у изголовья, кладя себе на колени таблетки. Осторожно приподнимает её, забирая в другую руку стакан с теплой водой. — Приподнимайся, — подбадривает её он, заботливо помогая встать с постели, — да, вот так. Давай, вот это нужно запить водой. — Бережно придерживает за спину, а у Аси горит всё внутри. И ей приходится гаснуть, как самой яркой звезде на небе. Ведь даже звёзды иногда прячутся, опасаясь показать свою обнажённую сущность. — Если бы не моя голова, которая кружится с невероятной скоростью, — хочет замолчать, но продолжает, — я бы… — Разбила мою голову. — Продолжает за неё Алаз, смачивая лоб холодной водой. — Да, я знаю. Оба не понимают в какой миг стали понимать друг друга с полуслова, буквально читая сокровенные мысли. Алаз бы точно всадил себе нож в сердце, если бы она действительно смогла услышать или увидеть то, что не даёт ему спать по ночам. А Аси и впрямь вскрыла себя с головы до пят, если бы Алаз знал, что даже лихорадочный жар не остановил глупый поток мыслей в её безумной голове. Поток проклятых мыслей о нём. Чёртов Алаз Сойсалан, в выражении лица которого отражается сам дьявол. От его взгляда, думает Аси, можно сойти с ума. И даже не подозревает, что отдавшись ему один раз, прежний разум становится уже не вернуть. Старая Аси испаряется, словно она жалкая молекула безвольного тела, отданная на эксперимент. И как жилось бы незабвенно, если бы не та самая верёвка, которая натягивалась между ними с каждой секундой, проведенной вместе.Знаешь, если ты рядом, неспокоен
мигом, Без тебя на ножах я, но и с тобой на иглах.
***
Тело Аси напрягается, когда хлопает входная дверь и Алаз исчезает в утреннем тумане. Она невольно становится свидетелем соперничества двух братьев, которое, увы, перерастает сначала в безобидный конфликт, а затем в потасовку с разбитыми лицами. Нутро поедают черви, ведь её названные близкие — Яман и Джесур, вовсе не подозревают о том, что глупая Аси сама бы пошла за Алазом, если бы не мышечная дрожь во всём теле и жгучая лихорадка. Буравящая боль, появившаяся после его ухода, и так сильно похожая на удар кинжала, оказалась такой неожиданной для Аси, что она сначала сильно удивилась, а затем завяла как розы, погибшие на морозе. — Я заметила, что ты не спишь, — оповещает её Чагла, присаживаясь в соседнее кресло, — твои длинные ресницы отчаянно подрагивали время от времени. Появляется внезапное желание выпалить, что отчаянно подрагивают у неё не только ресницы, а и частички души, но Аси вовремя сдерживается. — Где Яман и Джесур? — Спрашивает она, аккуратно вставая с постели. Понимает ведь, что разговор будет неизбежен. — Слышала же, — разводит руки в стороны Чагла, — я отправила их привести лица в порядок. Оно и к лучшему. По крайней мере, у Аси будет в запасе несколько несчастных минут для того, чтобы смыть со своего лица непонятное выражение и розоватый румянец. — А Алаз ушёл. — Говорит она, внимательно посматривая на Аси. — Точнее, сбежал как трус. Чагла не церемонится, нагло проходясь по брату острым ножом. Как когда-то Аси. — Мне плевать, — равнодушно произносит она, но при этом хочет прикусить собственный язык, — пусть проваливает. — Ты не похожа на ту, которая провела с Алазом ночь и осталась равнодушной. Чёрт. Неужели так заметно то, что внутри у Аси вода из берегов выходит, затапливая всё вокруг? — Я спала, Чагла, — спокойно отвечает Аси, — и даже не почувствовала, как меня уносят из собственного дома. Если бы проснулась, непременно разбила твоему брату его нос, который он так любит засовывать в чужие дела. — Нас в детстве не били, — смеётся она, — наверное поэтому Алаз вырос таким умалишённым. Видимо надо было маме иногда устраивать профилактику. Потому что с тобой, Аси, — меняет тон голоса, — он действительно эволюционирует. — И, — лицо трогает лёгкая улыбка, — что это значит, Чагла? — Это значит, — оборачивается назад, проверяя нет ли кого сзади, — только ты можешь вразумить этого идиота. Так что дерзай, мне будет интересно на это посмотреть. — Я психологом что ли заделалась?! — Заметив, что Чагла начинает что-то да понимать, Аси решает сделать неуверенный шаг назад, но сразу же жалеет об этом. — Мне совершенно нет дела до его проделок, поведения и характера. И я искренне не понимаю, какого чёрта Алаз привёз меня сюда среди ночи. Первая стадия — отрицание. Аси где-то слышала, что психологи оправдывают отрицание чувств — ощущением заброшенности и горькой утраты в детстве. И не может с этим не согласиться. Тяжёлое детство оставило слишком большое кровавое пятно на её сердце, смешав все чувства и эмоции, которые может проявлять человек. Аси не знает что такое любовь матери и отца, но знает что такое братская любовь. Она не умеет любить красиво и нежно, проявлять заботу и внимание, но Аси знает цену любви. И***
Надоедливые дни сменяются холодными ночами, затем наступает морозное утро и так по бесконечному кругу. Аси безвылазно сидит в своей каморке, боясь высунуться по направлению к белому свету. Джесур где-то пропадает, возвращается лишь ночью, а спустя несколько часов опять уходит. Но одиночество вовсе не съедает её изнутри, возможно, что даже идёт на пользу. Или Аси так хочется думать. Алаз снился ей. Два или три раза. Приходил один: целовал, запускал тонкие пальцы в её пушистые волосы, а затем исчезал вдалеке. Затем снова приходил: обнимал крепко-крепко, боялся отпустить и сжимал её ладонь до хруста костей. Позже Аси сделала вывод, что это судьба-злодейка играет с ней в коварные партии, насмехаясь. Вот только самой Аси от этого смешно вовсе не было. Она могла часами ходить по маленькой комнате, напевая под нос навязчивую песню, а в голове перебирать отголоски больной и сумасшедшей любви. Покусывала обветренные губы, забавляясь капельками алой крови, стекающей по ним. А затем, как гром среди ясного дня, прогремела новость. Господин Эшреф застрелен, а его тело было безнравственно подброшено в дом доктора Айдына. Яман позвонил внезапно, не смог сказать конкретнее, яснее и в конце концов просто бросил трубку. — Всё потом, — ответил он, — нужно рассказать маме. Аси застыла, как каменная статуя, но через несколько секунд всё же смогла сделать несколько нелепых движений. — Нам, — тихо, но уверенно произнесла она, — нам тоже надо поехать. Давайте. Полицейский участок встретил их небывалой тишиной и порядком. Кое-где толпились люди, у входа постепенно собирались журналисты, а внутри всё будто бы вымерло. Один только Яман, сидя у двери, что-то шептал себе под нос. Джесур, разумеется, кинулся прямиком к нему, начал о чём-то яро расспрашивать, перед этим потормошив за плечи. Руйя стояла над ними, беззвучно всхлипывая. Одна только Аси замерла, побоявшись подойти. И что с ней вообще творилось в последнее время? — Яман, — позвала его она, идя не спеша, — ты в порядке, брат? А тот даже не поднял головы. Как сидел, не моргая, так и продолжил. Рядом послышались вопли Чаглы, которые и нарушили безвольную тишину. Яман вздрогнул, поднимая глаза с пола. — Что ты здесь делаешь? — Вскочил он, сжимая ладони в кулаки. — Что он здесь делает, комиссар?! — Самодовольную улыбку Серхана хочется намыть хлоркой и отодрать грубой щёткой, считает Аси. — Кажется, это мы должны задать тебе этот вопрос. — Слышится голос позади, а её тело покрывается мурашками. — Что ты здесь делаешь, дикий? Аси медленно оборачивается, сталкивается с Алазом взглядами, но угрюмо молчит. Уж слишком больно ей было после его побега. — Яман, — опускает глаза, дёргая парня за рукав куртки, — спокойно. Рано или поздно, но убийцу всё равно найдут. Понял меня? — Он не понимает слов, бунтарка, — обращается к ней Алаз, ухмыляясь, — наш дикарь умеет понимать только кулаками. Ей хочется провалиться сквозь землю, но никоим образом не находиться рядом с ним. Алаз вызывает слишком противоречивые чувства, которые лишь вредят Аси. — Да и главный подозреваемый — это он. — Алаз выплёвывает слова, кусая Ямана как гадюка. Но не подозревает, что его яд отравляет только Аси. — Если бы не мама, — замахивается Яман, — я бы тебя прямо здесь… — Что? — Наигранно удивляется Алаз, провоцируя всё больше и больше. — Убьёшь меня так, как убил нашего деда? Аси проклинает тот самый день, когда узнала дьявола лично. — Заткнись, Алаз. — Не выдерживает она, повышая голос. — Клянусь, это я убью тебя, если ты ещё раз откроешь свой рот. Пошёл вон! Он недовольно щурится, то сжимая, то разжимая челюсть. — Ты меня выгоняешь, Аси? Произносит её имя настолько выразительно, что воздух в лёгких заканчивается, а ядовитый плющ на груди вновь разрастается. — Я тебе сказала, — подходит ближе, заглядывая ему в глаза, — пошёл вон отсюда. — Всё нормально, Аси, — отвлекает её Яман, — не стоит. — Клянусь, я убью этого подонка. Если он не убьёт тебя своим взглядом раньше, Аси. Пока она утешает Ямана, спорит с Джесуром, перебрасывается фразами с доктором Гювеном, Алаз вновь исчезает. А Аси в очередной раз посылает его на самое дно ада. — Надеюсь, ты будешь гореть адским пламенем, Алаз. А он уже горит, Аси. Сгорает так, что от прежнего Алаза практически ничего не остаётся. Он кричит в муках, раздирает кожу до алых кровоподтёков, а затем утопает в алкоголе и проклятом одиночестве. А всё потому, что Аси, чёрт возьми, сводила с ума и была чересчур желанной и недоступной. Алаз хочет перечитать Аси, как любимую книгу. Хочет жадно вчитываться в страницы, накаляя между ними и без того горячий воздух. Её грубые слова равномерно всплывают в его размытом сознании, вызывая внутри тысячи разных эмоций. Алаз, мать его, хочет ощутить её ещё раз. Взять сначала нежно, плавно проходясь влажными губами по её шее, а потом спуститься ниже. Хочет взять грубо, нависая над девичьим телом грозной и тёмной тучей. Целовать грубо, страстно, показывая ей, что она — центр Вселенной.Его Вселенной, где есть только они.
***
Аси сама не понимает, каким образом оказывается вечером в незнакомом ночном клубе. Хотя, разве у неё есть знакомые ночные клубы? Ухмыляется глупым мыслям, прокручивая в левой руке бутылку с водой. Пить ей сегодня нельзя. Рядом сидит Чагла, хлебающая уже восьмой, а возможно и десятый бокал чего-то крепкого. Болтает себе под нос пьяный бред, вызывая новую порцию смеха у бармена. Аси кажется это таким неинтересным и банальным, что даже громкая музыка не мешает копаться в своей голове, выискивая что-то новое. — Этот выродок, — громко произносит несколько отборных матов Джесур, — Алаз. Он что, решил всю злость на нас вымещать?! Аси лениво оборачивается, замечая разбитую губу друга и небольшой синяк у левого глаза. — Ты посмотри! — Прижимает скомканную бумажку к ране, причитая. — Да если бы не его папаша… Где-то в груди у Аси рвётся последняя струна, сдерживающая безумные порывы гнева. Заметив силуэт Алаза у мужского туалета, она, бесцеремонно вручая бутылку воды Джесуру, направляется к самому сатане навстречу. — Эй, — кричит ей вслед Джесур, — ты куда, Аси? — Туда, где горит адское пламя и бушует стихийная буря. — Отвечает ему она, растворяясь в толпе пьяных людей.
***
Аси не обращает внимание на странные взгляды незнакомых мужчин, толпу девушек в углу, которые перешёптываются о ней. Входит без стука, моментально сталкиваясь с ним глазами. А по телу разливается опиум, ведь Алаз — это её личная доза сладости и горечи одновременно. На его лице множество ссадин, на шее тёмный синяк, а в сердце — чёрная дыра, которая так и манит Аси заглянуть в неё. — А знаешь, я ждал тебя. — Объявляет он, обмакивая влажные руки полотенцем. Аси ухмыляется, подходит ближе и, кажется, совсем не боится обжечься. — Почему? — Касается его плеча, заставляя повернуться в её сторону. С вызовом смотрит ему не в глаза, а в душу, готовясь к кульминации. — Думал, извинишься. — Серьёзно отвечает он, принимая её вызов. — Или выразишь соболезнования. Ухмыляется. — Если тебе не сложно, конечно же. — Добавляет Алаз. — Надо же, — наигранно удивляется, — вот значит как. Опять ты странно поступаешь, — сердце бьётся так, что вот-вот лопнет у неё внутри, — хочешь, чтобы Аси пришла и наказала. Тебе нравится это, не так ли, Алаз? Алаз. Так страстно и горячо его имя ещё никто не произносил. — А тебе нет? — Продолжает коварную игру он. — Тебе не нравится, Аси? Аси. Ей так нравится, что непослушное тело вмиг покрывается мурашками, а места, где оставили следы его губы, полыхают синим пламенем. — Знаешь, как называют таких как ты? — Его глаза опускаются на её пухлые губы, а в горле моментально наступает суровая засуха. — Подонок. 1:0, Алаз. — А как я поступаю с такими, как ты? — Спрашивает, ухмыляясь. Ведь он уже давно проиграл ей. — Ранишь ножом, милая Аси? Воспоминания с той ночи должны отрезвить её, но уже поздно возвращаться в начало. Аси тяжело дышать, но она продолжает несмотря ни на что. Делает незаметный глубокий вдох, подходя ближе к Алазу. Близость с ней сводит его с ума. И Аси это прекрасно знает. — Делаю своей собакой, дорогой Алаз. Он улыбается, а в глазах вновь сверкают танцующие черти. — Но только если захочу, — внезапно отталкивает его, прерывая подачу напряжения, — но не в этом случае. Алаз теряет контроль над игрой и собственным телом. Его будто бы бьют чем-то тяжёлым по голове, таким увесистым и крупным, как его чувства к ней. — Ты только и говоришь про какую-то любовь и страсть. — Ядовито улыбается, замечая, как напрягается его челюсть. — Разве я могу влюбиться в такого, как ты? 2:0, Алаз. И ты вновь проигрываешь. Аси медленно, но уверенно оборачивается, направляясь к выходу. — Ты с ума по мне сходишь, не так ли, Аси? Как собака влюблена в меня. — Не хочет проигрывать он, бросая повторный вызов. А из тела Аси вырывается сам дьявол. Не задумываясь ни на секунду, прикладывает его головой об зеркало, висящее напротив. Загоняет осколки так глубоко, как он пытается загнать в неё свой яд. — Что ты делаешь, Аси?! — Кричит он, сжимая голову от боли. — Я, видимо, с ума сошла. — Говорит чистую правду она. — Жалею, что помогла тебе тогда. Лучше бы ты, истекая кровью, сдох там. А вот и тот взрыв, которого они так сильно боялись. Ядерная бомба, уничтожающая всё на своём пути. — Ах, да, — добавляет она, едва не развернувшись, — соболезную насчёт деда. И уходит, оставляя его догорать одного. Аси разливает горючее вещество, а Алаз моментально вспыхивает, обнажая грубый оскал. Смотрит ей вслед, обещая, что его дикий цветок посреди пустыни пустит свои плоды, которые заключат её в темнице с дьяволом наедине. Быть может, бурлящий поток страсти даётся им для того, чтобы после, как буря и шторм утихнет, открылось звёздное небо и нежность внутри.Мы всегда стремимся к запретному и желаем недозволенного.