Ночные птицы

— Лейтенант. — Полковник. Дверь в комнату закрывается и свет из коридора, освещавший комнату, пропадает. Кёниг заходит внутрь, по обыкновению забывая пригнуться и ударяясь головой о дверной косяк. Его фигура без обмундирования, оружия и массивного подсумка выглядела менее устрашающей, но всё ещё грузной и непропорционально большой, по сравнению с окружающим Кёнига миром. — В чём дело? Кёниг подходит к письменному столу и садится на стул. — Зачем ты пришёл? — Гоуст задаёт вопрос снова. Поведение, совсем не свойственное их холодному и грубому полковнику, сбивало с толку и постепенно начинало раздражать. — Мне нельзя вас навестить? — Кёниг наклоняет голову, пытаясь рассмотреть Гоуста в темноте. Они оба едва ли видели друг друга. Да и не хотел Гоуст играть сейчас в гляделки. Он слишком устал за день, чтобы удовлетворять чужие потребности в общении. — Причина, полковник. — Звучало более грубо, чем планировалось, но Кёниг, кажется, не обиделся. — Я проиграл Джону в карты. Даже в темноте и под маской было видно, как брови Гоуста поползли наверх. — Какая моя роль в этой истории? — Вам не понравится. Кёниг встаёт со стула и подходит к Гоусту. Он опускается перед ним на колени и придвигает сидящего на кровати Гоуста ближе к краю. — Я должен продержаться здесь минуту. — Он утыкается носом в чужой живот, обнимая Гоуста за пояс. Мужчина замолчал и замер, кажется, даже не вдыхая лишний раз. Кёниг был так близко, что Гоуст слышал его дыхание. Резкие выдохи почти не проходили через чужую маску и одежду, но Гоусту казалось, что живот горит и сводит от жара. — Как это в его духе. — Гоуст смотрит на макушку Кёнига. Что он должен сделать? Идей поведения в голове совсем не появлялось, поэтому Гоуст просто сидел, ожидая, когда всё закончится. Но минута странно растягивалась. — Ты уснул? — Гоуст похлопал ладонью по чужой руке, привлекая к себе внимание. — Ich mag Sie so sehr, Sir. — Кёниг говорит это едва слышно, притираясь ближе. — Ты же знаешь, что я тебя понимаю, да? Кёниг на миг замирает. — И что вы скажете? Теперь замер уже Гоуст. Что он мог сказать? Всё казалось глупым и сюрреалистичным. Ситуация не рассасывалась сама собой и теперь Гоусту казалось, что он угодил в ловушку и с каждой проходящей секундой он убеждался в этом только больше. Джонни бы не упустил увидеть такой фееричный момент проигрыша. Но Джонни здесь не было. Был только он, Кёниг и жуткая неловкость. — А что ты хочешь услышать? Кёниг жмёт плечами, отпуская Гоуста. Он сидел перед ним, перебирая пальцами шнурок на штанах. Явно нервничал. — Неплохой план, полковник, но в следующий раз старайтесь лучше. — Гоуст надеется, что его собственного волнения не видно. Наверное, стоило просто отослать Кёнига подальше и забыть об этом, но Кёниг выглядел таким нервным и расстроенным, что язык прогнать его не поворачивался. Да и стоило ли его прогонять? Гоуст одинок, тепла чужого в жизнь не чувствовал. Можно же ненадолго отодвинуть свою гордость и предубеждённость в том, что он по жизни должен быть одиноким, и немного отдохнуть? Всё это было так неожиданно и странно. Может, он спал? Гоуст незаметно ущипнул себя за ногу, но Кёниг перед ним не пропал. Значит не снится. — Это значит «да»? Наверное, если бы Кёниг был собакой, он бы вертелся вокруг себя от радости, сметая всё хвостом. Ещё никогда желание раствориться в воздухе не было столь заманчивым, как сейчас. У него есть выбор? Звонок другу? «Джонни, мне признались в любви и я не знаю, что ответить. Не поможешь?» — Отправляйтесь спать, полковник. — Гоуст пытается съехать с темы. Ему нужно подумать. Посидеть месяцок в кладовке под лестницей и подумать. — Yes, my love. — Stop, König. — Ja, Schatz. — В чужом голосе слышалась улыбка. Кёниг поднимается с пола, снова возвышаясь над Гоустом. — I still understand you, idiot. — Гоуст кусает губы, отворачиваясь. — Sorry, my love. Кёниг выходит из комнаты, оставляя Гоуста наедине с темнотой. Гоуст устало выдыхает, падая лицом в подушку. Ответ очевиден.