ВЫБЕРИ МЕНЯ

— Вы, что, меня преследуете? Юноша произносит фразу на выдохе и ветер уносит дым, пахнущий жжённым сеном, в темноту асфальтированной улицы. — Чай тебе принёс, — приподнимает стакан Арсений, когда железная дверь лязгает за его спиной. — Ты вроде хотел себе заварить у куллера. — Я же сказал, что сам себе покупаю чай, — хмурится Антон, затягиваясь сигаретой. — Купи у меня, — тут же парирует мужчина. — Отличный бизнес-план, — язвительно кривит рот ведущий, снова выдыхая белый воздух. — Только кошелёк у меня в гримерке остался. — Не за деньги, — Арсений достаёт из кармана пальто свой портсигар, и продолжает шарить пальцами в поисках зажигалки. — Я отдаю тебе чай, а ты перестаёшь ко мне на «Вы» обращаться. Как тебе сделка? Парень хмыкает, продолжая рассматривать пустующую парковку. Он делает ещё затяжку, поворачивая лицо к собеседнику, и зелень его глаз бледнеет из-за белёсой пелены дыма, струящейся по тонким розовым губам. — Не самая выгодная, — Антон прослеживает взглядом мельтешение в чужом кармане, и быстро передаёт мужчине дешёвую зажигалку из местного супермаркета, которую вертел между пальцев. — С театрами у тебя явно лучше идут дела, чем с чайной торговлей. Он едва усмехается своему замечанию и тут же выхватывает горячий стаканчик из чужой приподнятой руки. — Уж поуспешнее, чем твоя борьба с никотиновой зависимостью, — огрызается Арсений, забирая протянутую зажигалку. — Они без никотина, — парень выуживает пачку из нагрудного кармана куртки, указывая пальцем на надписи на картоне. — Дымят как настоящие, но табака в них нет. Алые английские буквы подтверждают его слова и мужчина вдруг чувствует укол совести за то, что всё это время считал ведущего наглым лжецом. Конечно, он знает что это за сигареты, их курят актёры, чтобы поддерживать свой образ в кадре. А Арсений так хотел уличить юношу во вранье, что даже не обратил внимания на стойкий запах жжённого сена, по которому можно было сразу узнать эту безникотиновую дрянь, если принюхаться. — Элегантный самообман, — замечает мужчина, затягиваясь табачным дымом. — И как, помогает? — Ложь вообще мало кому помогает, — грубо выплёвывает Антон. — Ты такой категоричный, это юношеский максимализм в тебе говорит? — ухмыляется собеседник на выдохе. — Я солгал, что это я покоцал ваш стол, и тебе это помогло избежать выговора. — Павел Алексеевич твой друг, так что тебе эта ложь ничего не стоила, — фыркает юноша, смыкая губы вокруг фильтра. — Хотя я не думаю, что он сам считает тебя другом. — Ну конечно, он ведь большой начальник в дорогом костюме, значит и человеком хорошим уже быть не может, — недовольно цокает Арсений. — Ты бы хоть попытался его поближе узнать, глядишь, и понял бы, что Паша совсем не плохой. — Забавно, что ты думаешь, будто это я знаю его недостаточно, а не ты. Парень давит улыбку, склоняя лицо. Он хлопает длинными светлыми ресницами, рассматривая свои ботинки. Искусственная кожа дёшево блестит, отражая желтые лучи уличных фонарей, и юноша неуклюже пытается поправить ногу, будто ему самому неудобно носить эту узкую обувь. Когда Паша сказал, что ведущий предпочитает более расслабленный спортивный стиль, Попов не поверил, настолько хорошо на Антоне смотрелся, пусть и пошловато-глупый, костюм, но сейчас, проведя чуть больше времени в компании вечно избегающего его парня, Арсению было абсолютно очевидно — безразмерные футболки, спортивные олимпийки и наскоро завязанные кроссовки — это то, что подошло бы Шастуну больше всего. Но почему тогда на видео-визитке он тоже был одет в строгий костюм? — А себя ты хорошо знаешь? — хрипит мужчина, и дым, который он выдыхает с вопросом, становится желтоватым, проплывая сквозь свет фонарей. — Да, наверное, — непонимающе скрещивает руки на груди ведущий. — И никого не обманываешь, выдавая себя за другого человека? — Арсений недоверчиво вскидывает бровь. — Не припоминаю, чтобы я так делал, — хмурится парень, переводя недовольный взгляд на собеседника. — Зачем тогда наврал, что не проходил кастинг на роль ведущего моего шоу? — Я не… — чуть заикается Антон, крепче сжимая фильтр между пальцев. — Я не мог сказать ничего такого, потому что ты ни разу не спрашивал у меня это напрямую. Он дёргано мотает головой, делая последнюю затяжку, и выбрасывает уже стлевший окурок в стоящую рядом урну. Туда же отправляется смятый пластиковый стаканчик с остатками остывающего чая. — Если ты ждёшь, что я буду как-то оправдываться, то можешь не ждать, — хмурится юноша, залезая в свой нагрудный карман, — Мне ещё нужно… — он будто пытается что-то выдумать, выуживая ключи от машины. — Съездить за сигаретами. — Мои тоже кончаются, — тут же подхватывает эту очевидную ложь Арсений. — Подбросишь? По лицу ведущего отчетливо видно, что он уже сам пожалел о своём выборе неправдоподобной причины для того, чтобы перепарковать машину. Однако уже через пару минут Попов оказывается в просторном салоне явно новенького Шевроле. Кожаное кресло приятно скрипит при соприкосновении с дорогой тканью брюк мужчины, этот скрип заглушает бархатный звук заводящегося мотора, когда тонкие пальцы юноши проворачивают ключ зажигания. Техника оживает, и магнитола, подхватывая общий настрой, вдруг оглушает гостя громкими басами какого-то молодёжного трека. — Черт… — тушуется водитель, быстро клацая по кнопкам на маленькой светящейся панели. Динамичные мотивы ещё пару раз сменяют друг друга и потом окончательно переключатся на расслабляющий джаз. По Антону видно, что сам он этот жанр музыки обычно не слушает, и пассажир чуть заметно хмурится, не в силах понять, зачем парню понадобилось вдруг включать классику. — Любишь Колтрейна? — мужчина кивает на тихо играющую магнитолу. — Да, — неловко отзывается водитель, выруливая с парковки. — Да, слушаю иногда. — Вообще-то, я не думаю, что это он, — хмурится Попов. — Я вообще не разбираюсь в джазе. Видимо, как и ты. — Значит, ты не можешь утверждать, что это не Колтрейн, — огрызается парень. Они проезжают через КПП, на котором Антон быстро пробивает свой талон, будто пытаясь скрыть от пассажира датчик с истекающим временем бесплатной парковки. — Если бы сразу сказал, что хочешь быть у меня ведущим, — Арсений склоняет голову к водительскому креслу, когда машина выезжает с парковки. — Я бы поднял вопрос с твоей кандидатурой. — Поэтому и не сказал, — почти шепчет юноша, ломано отклоняясь в сторону своего окна. — Я хотел честно пройти отбор. — Для того, кто так рьяно борется за честность, ты многовато брешешь, — беззлобно замечает мужчина. — Я ещё раз повторяю: ты у меня напрямую не спрашивал об этом, — тяжело сглатывает парень, останавливая машину у какого-то ларька. — Я не врал ни тебе ни другим. — Когда врёшь себе, не имеет значения, что ты говоришь другим. Антон не успевает возразить, потому что дверь пассажирского сиденья уже захлопывается прямо перед его носом. Прохладный ветер тут же подхватывает темные волосы Попова, заставляя мужчину сощуривать глаза, чтобы разметавшиеся локоны не кололи чувствительную кожу век. Нет ничего странного в том, что водитель остаётся в машине, когда мужчина не торопясь направляется в сторону маленького ларька, потому что в таких местах не продаются безникотиновые сигареты, и они оба это прекрасно знают. Пустынные улицы промышленного района кажутся ещё более тёмными после яркого света энергосберегающих белых ламп в крошечном помещении. Он купил какие-то более менее приемлимые сигареты из тех, что были в наличии. Марку, которую обычно курит Арсений, в таких местах тоже не продавали, что делало всю эту внезапную вылазку в магазин ещё более абсурдной и бесполезной. — Ты, что, думаешь, что умнее всех? — тут же взрывается Антон, когда пассажир хлопает своей дверью. — Иногда, — безразлично поджимает губы мужчина. — Я не занимаюсь никаким самообманом, ясно? — не унимается юноша. — Да что ты вообще обо мне знаешь, чтобы заявлять такое? — У тебя машина в кредит? — Чего? Это тут причём? — он пренебрежительно кривит рот. — Почему ты не купишь себе личный транспорт по своим средствам, чтобы потом не экономить на платных парковках? — хмурится Арсений, чуть склоняя голову вбок. — Не потому ли, что ты не можешь смириться с тем, что хорошие новые тачки — это просто не твой уровень? — Я… — Антон почти перестаёт дышать. — В этой работе нужно выглядеть презентабельно…. — Поэтому ты видео-визитку записывал в каком-то костюме дурацком? — мужчина вскидывает бровь, медленно приближаясь к собеседнику. — Тебе же в них неудобно, почему не надел одежду, которая тебе нравится? Я ведь сам в требованиях писал, что нам нужно посмотреть на претендентов в повседневном образе. Юноша совсем теряется, рвано глотая воздух. Он громко сглатывает и в тусклом свете потолочной лампочки едва виден розовый румянец, расплывающийся по его гладким щекам. Кажется, таким Арсений его ещё не видел — нервно перебирающим ткань своей куртки, часто моргающим, будто загнанный в угол дикий зверь. Всей этой напускной недоброжелательностью Антону даже почти удалось убедить Попова в том, что это парень тут хищник, с которым стоит быть осторожным, но сейчас мужчина отчетливо видел — мальчишка совершенно не соответствовал собой же выстроенному образу. И от этого сердце ухало в груди с такой силой, будто вот-вот вырвется, падая прямо на блестящие розовые брюки смятенного ведущего. — Антон, ты ведь совсем не такой, каким хочешь казаться… — шепчет мужчина прямо в губы замершего собеседника. Он упирается рукой в дверь водительского сиденья, нависая всем телом над коробкой передач. Юноша так быстро моргает, что Арсений почти может почувствовать, как светлые ресницы рассекают вдруг раскалившийся воздух внутри тесного салона. Приоткрытые губы будто приглашают прикоснуться к ним, провести языком по розовой коже, попробовать её на вкус. И Попов принимает это приглашение, он опускает веки, протягиваясь вперёд за долгожданным поцелуем. — Кхм, — звук разрезает тяжелый воздух и в машине раздаётся глухой удар, заставляющий мужчину распахнуть глаза. Антон, пытаясь увернуться, приложился затылком о запотевшее стекло двери, и теперь морщится, шипя от боли. — Эй, ты в порядке…? — Попов аккуратно тянется рукой к русым кудрявым волосам. — Я в порядке, а с тобой что, мать твою, такое? — огрызается парень, толкая пассажира в грудь. — Ты правда западаешь только на тех, кому ты безразличен? — Чего? — непонимающе хмурится Арсений, оказываясь прижатым к спинке своего сиденья. — Ничего, — ядовито выплёвывает ведущий, резко дёргая ручник. Он громко выдыхает, выруливая Шевроле на проезжую часть, и злобно уставляется в лобовое стекло, избегая взгляда собеседника. — Просто отвали от меня, ясно? — кидает Антон, когда они подъезжают к парковке. — Там куча людей хотят уехать с тобой после съёмок, какого хрена ты конкретно до меня докапался? — Да это же просто идиотское шоу, — хрипит мужчина. — Это глупо даже всерьёз воспринимать. — Ты пришёл на шоу, где нужно искать любовь, и ни разу не попытался её там найти, — юноша пронзает собеседника серьёзным взглядом зелёных глаз. — И как я тогда должен поверить, что меня ты всерьёз воспринимаешь? Он с силой сжимает челюсти и на его гладких щеках вдруг вырисовываются скулы. — Давай просто доснимем этот чертов финал, и на этом разойдёмся, окей? — хмурится Антон, заканчивая парковать машину. Кажется, даже распад советского союза Арсений переживал не так болезненно. Почему-то именно это чувство потери прекрасной эпохи сейчас, спустя столько лет после тех исторических событий, настигло мужчину прямо здесь, посреди асфальтированного пустыря платной парковки, окружённого со всех сторон унылыми сталинскими хрущевками. Холод, пронизывающий до костей сквозь тонкий хлопок носков, был один в один как тем декабрьским утром, когда по старому ламповому телевизору объявили, что страны, в которой маленький Арсений родился и жил, больше нет. Он тогда, как и сейчас, совсем не знал, что чувствовать. На улицах уже развешивали дурацкие гирлянды и наспех вырезанные из картона снежинки, и казалось, что вот-вот настанет праздник, люди объединяться, станут хоть на один вечер ближе друг другу. А потом всё развалилось. Они стали настолько далекими и не сплоченными, что воздвигли заборы с колючими проволоками, поставили повсюду КПП, и сотрудники в строгой форме теперь решают, сможешь ли ты стать чуть ближе к некогда братскому народу. Конечно, потерять Антона было совсем не тем же самым, что потерять собственную страну. Но сейчас, когда юноша грубо захлопывал дверь своей иномарки и, даже не посмотрев на стоящего посреди парковки Арсения, направлялся к студии, выть от безысходности хотелось сильнее чем тем промозглым утром. Но теперь он уже не маленький мальчик, сидящий перед телевизором, весь укутанный в белое хлопковое одеяло. Он больше не подчиняется решениям «больших дядь», теперь Попов и сам своего рода «большой дядя». А с какого черта настолько влиятельные люди должны беспрекословно выполнять приказы каких-то зарвавшихся мальчишек? — Эй, — грубо одёргивает ведущего Арсений, цепляясь за рукав старой куртки. — Мы не договорили. — Я всё сказал, — юноша неуклюже пытается выбраться из цепкой хватки. За спинами собеседников лязгает железная дверь, которую Попов не потрудился придержать, когда забегал в коридор вслед за стремящимся исчезнуть парнем. Резкий неприятный звук заставляет ведущего вздрогнуть, поморщившись. — Я за тобой весь день бегаю как пацан какой-то, — злится мужчина, сам не понимая на что. — Это твой выбор, — шипит Антон, не прекращая попытки сбежать от разговора. — Послушай меня. Мужчина переходит на низкий сипящий тон и его голос, и так поглощаемый высокими бетонными стенами, становится ещё более глухим и зловещим. Он одним движением пригвождает хрупкое тело собеседника к стене, пытаясь при этом быть деликатным, но нервное возбуждение придаёт его движениям рваный агрессивный темп. Под объемной дутой курткой хорошо прощупываются тонкие кости рёбер, которые Арсений аккуратно сжимает, будто хищник, не спешащий расправиться со своей добычей. — Послушай… — ещё раз хрипит мужчина, задевая горячим дыханием чужую напряжённую шею. — По тебе же видно, что тебя это всё не устраивает. Он обводит свободной рукой пространство вокруг них, ощущая на пальцах осадок от бетонной пыли. — Ты же хочешь хорошую тачку, хорошие шмотки, хорошую работу, хорошие деньги, — Арсений чуть скалится и в тусклом свете желтых ламп его зубы выглядят плотоядно. — И я могу тебе дать всё это. Со мной ты забудешь о талончиках на парковку и дешевых клоунских костюмах. — Серьёзно? Ты пытаешься купить меня? — Антон в удивлении распахивает глаза. — Не тебя, — переходит на шёпот мужчина, вжимаясь в замершее в его руках тело ещё сильнее. — А твоё время. Что-то во взгляде юноши, после этих слов, бесследно исчезает. Как будто всё время до этого он пытался что-то найти в госте шоу, был холоден и отстранён, но не всерьёз, будто играл роль незаинтересованного грубияна. Но сейчас, прижатый к холодной стене чужим телом, Антон уже не выглядел так, словно лишь притворяется, что ему неприятно общество собеседника. Сейчас парень смотрел на Арсения с таким презрением, что мужчина невольно чувствовал себя преступником. — Ты просто самодовольный кретин, — выплёвывает юноша, ловко освобождаясь из ослабевшей хватки. — То, что у тебя есть бабки, не даёт тебе право вот так относиться к людям. — Ты не оставил мне выбора! — взрывается брюнет, устремляясь в след за уходящим собеседником. — Я сделал всё, что мог, а тебе плевать. Может, я тебя и не слишком интересую, но деньги тебя не могут не интересовать. — Сделал всё, что мог?! — оборачивается юноша, прекращая свои попытки сбежать, — О да, ты же пытался впечатлить меня своими связями, просрал второй этап отбора ради идиотской шутки с моей анкетой, и в итоге решил купить меня! — он громко вздыхает. — Но ты ни разу просто не пригласил меня на свидание, твою мать! — Чего? — вскидывает бровь Арсений, останавливаясь в паре шагов от негодующего ведущего. — А без этого было не очевидно, что ты мне… ты…? — Ты даже сказать этого не можешь, — отрезает Антон. — Я не хочу играть с тобой в дурацкие игры как на этом сраном шоу, отношения — это не тупые конкурсы и шарады. Он стоит посреди пустого коридора мучительно долго, будто ждёт чего-то от онемевшего собеседника. Желтая лампа накаливания над его головой размеренно трещит, отмеряя секунды этого немого ожидания. Юноша всё ждёт, но ничего не происходит, и время, текущее с треском, превращается в вязкую смолу, заклеивая губы Попова. И когда Антон, разочарованно выдыхая задержанный в лёгких воздух, разворачивается на каблуках, чтобы уйти, смола надёжно сцепляет подошвы кожаных туфель Арсения с бетонным полом, не позволяя сделать ни шагу.