***
Поднявшись утром, она обнаружила, что большая часть похмельной группы приключенцев еще спит после позднего возвращения из «Эльфийской песни». Гейл, который, должно быть, проявил намного больше благочестия, чем другие, уже готовил сытный завтрак, чтобы вернуть всех страдальцев в норму. В конце концов, они и так потратили на развлечения больше времени, чем обычно... хотя поход в цирк и закончился зачисткой группы культистов. Им нужно было вернуться к делу, пока Горташ не сделал следующий шаг. Несмотря на незапланированную и весьма энергичную ночную активность и откровенно тревожное количество выпитого алкоголя, Лаэзель первой подтянулась на запах и села за стол. Она подперла голову рукой, пока стук в черепе в сочетании с болью в пояснице продолжали измываться над ней. Она не сразу заметила, что рядом на скамье устроилась полуэльфийка, как не заметила и того, что глаза жрицы алчно вспыхнули, будто она попала под управление нетерийского Мозга. Несколько секунд Лаэзель пребывала в блаженном неведении, пока нежная рука не скользнула по ее бедру, а коварный блудный мизинец не коснулся паха. Свободной рукой Лаэзель вцепилась в стол так, что, казалось, древесина сейчас расколется, и метнула на Шэдоухарт взгляд интенсивностью в тысячу комет. Лицо селунитки было мягким и безмятежным, даже когда она принялась недвусмысленно поглаживать член Лаэзель через штаны. Уперев локоть свободной руки в стол, она опустила голову на ладонь и весело улыбнулась гитьянки. Только ее глаза выдавали всю глубину ее садистских желаний. – Доброе утро, – умиротворенно произнесла она. – Я надеюсь, ты хорошо спала. Лаэзель ничего не ответила, столь сильно было ее недоумение, лишь вцепилась в бедро Шэдоухарт, впившись когтями в кожу, и плотнее утвердилась на скамье. Жрица прикусила губу, чтобы не вскрикнуть, но руку не убрала. – Хорошо спала?!. – прохрипела гитьянки, когда ее взгляд метнулся со все еще безмятежного лица жрицы к собственным ногам. Она в негодовании крепче сжала бедро Шэдоухарт, заставляя ту еще сильнее прикусить губу. – Я!.. Ты!.. – Эй! – Гейл, стоявший к ним спиной, попытался успокоить свару, не прекращая процесс готовки. – Немного рановато для изящно завуалированного презрения, согласитесь? Я скоро закончу. Приберегите силы для завтрака. – Он прав. Нам следует сосредоточиться на текущих задачах, – серьезно подтвердила Шэдоухарт, кивая. Ее пальцы переместились от быстро твердеющего члена к поясу штанов гитьянки. Лаэзель схватила ее за запястье и сверкнула глазами, всматриваясь в лицо жрицы в поисках ответа. Шэдоухарт была самим олицетворением невинности. Но ее глаза все еще передавали то же сообщение, что и пальцы, все же проникшие под пояс, слегка царапнув кожу. – Тчаки... – судя по звучанию, это было не слово, а гортанный звук, связанный с тем, что рука гитьянки проникла под платье Шэдоухарт и скользнула в ее нижнее белье, где обнаружила, что жрица промокла насквозь, и, если бы не ткань платья, оставила бы мокрый след на деревянной поверхности скамьи. Затем селунитка наклонилась к Лаэзель и что-то прошептала ей на ухо. – Итак, дамы! Спасибо за ваше терпение, – Гейл повернулся лицом к столу. – Завтрак... Стол был пуст, как будто никто за ним и не сидел. Гейл почесал затылок. Куда они делись? Он задумался о том, стоит ли беспокоиться – возможно, в этот самый момент они по-настоящему пытаются убить друг друга. Гейл откусил здоровый кусок от палки вареной колбасы. – А. Вряд ли!***
Шэдоухарт не знала, что сказать. «Я сожалею» – не совсем правильные слова, и ее гордость не позволяла ей попросить Лаэзель снова высказать свое предложение. Нет, практика показала, что есть верный способ получить от гитьянки все, что нужно. Как бы Лаэзель ни изменилась, она продолжала покупаться на провокации. И сейчас, когда гитьянки задрала ее платье выше талии, прижимая ее лицом к стене сарая, Шэдоухарт была уверена, что сделала правильный выбор. Жрица тяжело дышала. – А... а где Карлах? Лаэзель отвлеклась на секунду, чтобы заглянуть в щель между рассохшимися досками. – Она... – гитьянки продолжила свободной рукой расстегивать свои штаны, – ...танцует. – Я не хочу, чтобы она нас услышала! – проныла Шэдоухарт, скрывая мрачную усмешку, расползшуюся по губам. Лаэзель зарычала: – Мое терпение подходит к концу, и я возьму свое, независимо от того, услышит она или нет. Если бы ты поддалась своему желанию, когда мы были наедине, возможно, мы не оказались бы в подобном положении. Шэдоухарт ахнула, когда Лаэзель, подчеркивая свои слова, накрыла ладонью ее истекающее влагалище. – Просто... подожди минутку. Гитьянки на мгновение замерла, а затем так звонко шлепнула ее по заднице, что Шэдоухарт искренне забеспокоилась, не вышибет ли кто-нибудь дверь, лишь бы удостовериться, что тут никого не убивают. – Стой! – взмолилась она, продолжая прижиматься лицом к стене. – Можно я просто... сначала взгляну на него? – Взглянешь на что? Шэдоухарт отнюдь не была ханжой, но смогла лишь указать рукой на заметную выпуклость на бывших штанах Уилла. Если колдун не подарил гитьянки еще и свой член, жрица хотела разобраться, что там такое. Лаэзель наклонила голову, но все же закончила расстегивать штаны, – «на ней нет белья», – и вытащила из ширинки жилистый, перевитый венами член гитьянки. Будто мотылек, летящий на свет, Шэдоухарт склонилась над ним. Темно-зеленый у основания, как и яички, постепенно переходящий в бледно-розовый у истекающей головки. И по всей длине небольшие закругленные выступы, являющиеся его частью... Когда член дернулся, восставая еще выше, жрица заметила, что яички гитьянки не висели свободно, а были погружены в... половые губы? Во рту у нее внезапно пересохло. Шэдоухарт была одновременно пустыней и оазисом. Ужасная, ноющая жажда и страсть, кипящая внутри для... Лаэзель. – У... у всех женщин-гитьянки есть и то, и другое? – Нет, хотя я не понимаю, какое это имеет значение. Истории гласят, что эта привилегия аклири – благословленных Влаакит распространять свое семя по планам. Мы можем дарить потомство и давать потомство, и все это ради размножения нашего народа. Это единственный дар, который я рада сохранить. Было бы неудобно беспокоиться о зачатии всякий раз, когда я хочу заняться сексом. – Ясно. – В общем-то, это было единственным, что ясно стояло у нее перед глазами. Она мотнула головой, вспоминая свой тактический план. Теперь она была уверена, что он сработает, учитывая все, с чем придется иметь дело. – Может быть, подождем, пока все поедят? – Мы тоже могли бы поесть, истик, если бы ты не возбудила меня еще до того, как я продрала глаза. Время для просьб прошло. Настало время завтрака, – насмешливо закончила гитьянки. Она аккуратно запустила пальцы в волосы Шэдоухарт и потянула вниз, заставив жрицу опуститься на колени. – Я буду высматривать непрошенных гостей. А ты... – второй рукой Лаэзель опустила свой член так, чтобы головка прижалась к губам селунитки, – ... открой рот. Шэдоухарт осторожно пробежалась пальцами по всей длине, пока Лаэзель выжидающе смотрела на нее. Было бы очень легко подчиниться. Но она не могла – пока что. Она не знала, как это будет с Лаэзель, но на сей раз все должно было быть иначе. Ее голос дрогнул: – Ты не смотришь на дверь, когда смотришь на меня. Гитьянки раздраженно прищурилась, но все же чуть наклонилась вперед, вглядываясь в щель между досками. – А ты до сих пор не открыла рот, хотя мой... Гитьянки едва не потеряла равновесие, когда Шэдоухарт схватила ее член и подняла к животу, вместо него с любопытством проведя языком между половыми губами. Рука Лаэзель снова оказалась в светлых волосах, притягивая жрицу ближе, пока игривый язык касался ее входа. Во мгновение ока все ее внимание снова сосредоточилось на Шэдоухарт. – Почему ты?.. И тут же жрица отодвинулась, насколько позволяла рука в ее волосах. – Ты опять остановилась! – выражение лица гитьянки становилось все более безумным. – Ты. Не следишь. За дверью. – Жрица надулась, облизывая губы. – Ты!.. Шэдоухарт хладнокровно смотрела на нее, хотя была готова к дальнейшим возмущениям. К ее удивлению, Лаэзель, щеки которой вновь покрылись легчайшим румянцем, повернулась обратно к двери. – Неужели тебя так волнует, что подумают другие? – Гитьянки моргнула. – Или ты просто боишься, что Тавлин тебя увидит? В качестве ответа, Шэдоухарт погладила вход во влагалище двумя пальцами и медленно широко провела языком по стволу члена. Рука в ее волосах дрогнула – Лаэзель пришлось упереться второй ладонью в стену. Пальцы скользнули внутрь, а член вошел в широко раскрытый рот жрицы. Она обвела головку языком, не переставая двигать рукой, и гитьянки пришлось приложить усилия, чтобы просто держать глаза открытыми, не говоря уж о том, чтобы следить за обстановкой. Шэдоухарт давненько не приходилось выполнять несколько задач одновременно, и ни разу это не относилось к одному и тому же партнеру, но любое дело спорится, когда делаешь его с удовольствием, и ей хватало ловкости, чтобы управиться со всем разом. Она скользнула ртом по напряженному члену, нежно посасывая его, осыпая поцелуями, постепенно увеличивая темп движения пальцев. Шэдоухарт бросила взгляд на свою жертву, и один лишь ее вид стал лучшей наградой: каждое подергивание мышц живота, каждая новая капля пота, усилие, которое ей требовалось, чтобы сдерживаться, напрягая все мышцы... Гитьянки была такой чертовски... Этот образ был выжжен в ее памяти. Свободной рукой жрица обхватила крепкую задницу Лаэзель, но ей отчаянно хотелось прикоснуться и к себе. Если бы гитьянки не отнеслась к ее просьбе столь серьезно, если бы уделила ей все свое внимание, она бы точно уже кончила. – Ты так не изводила меня с тех пор... как была... – Лаэзель замолчала и закрыла глаза, прислонившись лбом к двери. – Я хочу смотреть на тебя. Шэдоухарт приподнялась, чтобы лизнуть кончик головки, продолжая размеренно двигать пальцами, касаясь чувствительного места глубоко внутри. – Жрица... – Лаэзель застонала, прижавшись щекой к двери, пот стекал по ее лицу, а бедра начали подрагивать. В этот момент Шэдоухарт снова взяла в рот и добавила третий палец. Она неторопливо посасывала, лаская языком нижнюю часть члена. Не должен был простой отсос приводить к подобным ощущениям, но он приводил. Жрице приходилось бороться со сжимающейся внутри спиралью надвигающегося оргазма. Ее сердце колотилось в горле, и она задавалась вопросом, может ли гитьянки почувствовать это своим членом. Лаэзель двигала бедрами, то насаживаясь на пальцы, то входя глубже в рот Шэдоухарт. В очередной раз она встретила лишь воздух, когда жрица подняла голову. – Все ушли на завтрак? – Предположив, что розовая блестящая кожа у самого основания члена, возле влагалища гитьянки должна быть особенно чувствительной, жрица прижала к этому месту язык. Лаэзель ахнула и наклонила голову, так и не открыв глаза, ее голос срывался. – Я... я не... знаю. – Ты хочешь посмотреть на меня? Гитьянки с трудом приоткрыла глаза, чтобы снова заглянуть в щель между досками. – ...Да. Шэдоухарт не знала, ответом на какой вопрос было это слово, но решила, что Лаэзель была достаточно послушной. Ловушка расставлена. Слишком поздно что-либо менять, и жрица отказывалась кончить, просто обслуживая Лаэзель в их первый раз. – Тогда смотри. И она сразу же снова насадилась ртом на член, и принялась энергично сосать, неустанно двигая рукой, прижимая пальцы к передней стенке влагалища. Она подождала немного дольше, чем нужно, прежде чем поднять глаза, чтобы взглянуть на гитьянки со всей интенсивностью своих распутных намерений. И была вознаграждена ответным взглядом – настолько убийственно-яростным, недоверчивым и жаждущим, что это едва не вынудило ее тут же кончить. Но, как она и планировала, гитьянки кончила первой. Сильно. Лаэзель слегка оттолкнула рукой ее голову. – Если ты не остановишься, я... – она прервалась на полуслове, почувствовав, что Шэдоухарт принялась двигаться еще энергичнее. Жрица промычала что-то неопределенное и отодвинулась так, чтобы держать во рту только головку. Щеки ее ввалились, вытягивая из гитьянки все до последней капли. Судя по ощущениям вокруг пальцев, она получит два по цене одного. – Матерь Гит! – взревела воительница, отбросив всю осторожность. Она положила ладонь на затылок Шэдоухарт, делая короткие резкие рывки бедрами. Жрица не могла дышать, но ей было все равно. Вкус ударил по ее рецепторам, и она хотела собрать каждую каплю. Гитьянки расслабилась, движения бедер стали более медленными, и, казалось, все ее тело опустошено и балансирует на грани коллапса. Она выскользнула изо рта Шэдоухарт и с раздражающей грацией опустилась на одно колено, а затем легла на спину. Жрица улыбалась, как канарейка, съевшая кота. – Хорошо. Ты?.. – Тихо. – Гитьянки подняла палец в воздух, произнося слова между горячими размеренными вдохами. – Когда я проснусь, то сломаю тебя... А потом сложу пополам... Шэдоухарт уперла руки в бока. – Ты что, засыпаешь? А разговоров-то было. Гитьянки лишь отмахнулась от нее. – ...Я слышала, что можно достичь двойного оргазма, но не осмеливалась поверить, что истик сумеет дать его мне. Ты явно показала способности своего вида. – Ее глаза закрылись. – А теперь замолчи... Я не... слишком хорошо... отдохнула, после того... как ушла от тебя вчера. Жрица задумалась над тем, не достигла ли она слишком большого успеха. – Видимо, мне придется справляться самой, – легкомысленно заявила она. Гитьянки ничего не ответила, но Шэдоухарт показалось, что ее вялый член немного дернулся. «Любопытно». С дрожащим вдохом жрица оседлала распростертую женщину, приподняла свое платье и принялась тереть набухший клитор. Лаэзель раздраженно фыркнула и сердито дернула рукой, лежащей вдоль тела. – Тебе обязательно?.. Жрица зажала край платья зубами, чтобы держать подол задранным, и оперлась рукой на грудную клетку гитьянки. – Ты же не против? – Не дожидаясь ответа, она принялась скользить взад-вперед, оставляя горячий влажный след на идеально текстурированной плоти. Шэдоухарт с радостью заметила, что лицо Лаэзель исказилось, а веки сомкнулись. Полы платья развевались над ними. – Все еще отдыхаешь? – Жрица тяжело дышала. Она приподнялась ровно настолько, чтобы провести рукой по члену Лаэзель и поднять его к животу. Шэдоухарт застонала от удовольствия, прижавшись к члену, чувствуя, как он твердеет, скользя между ее нижними губами. Гитьянки резко подняла голову, глаза ее пылали яростью, а руки автоматически сошлись на талии жрицы. – Ты мучительный, нетерпеливый бесёнок! – Лаэзель села, сжала задницу Шэдоухарт, шире раздвигая ее ноги, чтобы иметь возможность проникнуть членом во влагалище, начиная ее трахать. – Я дам тебе то, что ты выпрашиваешь. – Гитьянки приподняла жрицу, чтобы усадить ее чуть выше, и дернула бедрами, полностью входя в нее. Затем она освободила одну руку, чтобы обхватить горло Шэдоухарт, сердито глядя на нее, все так же отвечающую непристойно-невинным взглядом. – Я уничтожу тебя. Гитьянки полностью вышла из Шэдоухарт, чтобы тут же резко втиснуться обратно с влажным чавкающим звуком, от которого у жрицы перехватило дыхание. Все связные мысли покинули ее голову, тело стало вялым, и она кончила. Ее глаза закатились, и Шэдоухарт сильнее прижала руку Лаэзель к своему горлу, не в силах слышать ту чепуху, которая в такие моменты обычно срывалась с губ. Гитьянки стиснула зубы, чувствуя, как плоть жрицы сжимается и пульсирует вокруг нее. – Ах, теперь ты кончаешь. – Она сменила позу, прижимая Шэдоухарт к холодному полу, и снова вошла в нее, тут же набирая беспощадный темп, желая вытянуть из нее новый оргазм. – Ты получишь ту же милость, которую даровала мне, селунитка. Лаэзель оторвала поясницу Шэдоухарт от земли, самозабвенно трахая ее, сидя на корточках и за талию удерживая свою партнершу частично на весу. Шэдоухарт закинула ноги на плечи воительницы, наслаждаясь жжением в мышцах рук, на которые она опиралась, чтобы подмахивать гитьянки в воздухе. Едва только первый оргазм жрицы завершился, Лаэзель чуть изменила позу и угол входа, снова разрывая ее надвое. Уже по тому поцелую, по реакции собственного тела, Шэдоухарт знала, что с гитьянки будет трудно. С каждой фрикцией она теряла еще крупицы здравомыслия. Ее стоны превратились в хриплые вздохи, ее возбуждение было близко к агонии. Гитьянки входила так глубоко, член был будто огненный снаряд, его ребристые выступы скользили по очагам удовольствия, одну за другой посылая в каждый нерв волны чистого восторга. Шэдоухарт уронила голову на пол и издала задыхающийся смешок. Было что-то... кто-то... кого ее разум пытался вспомнить, но сейчас не существовало никого, кроме Лаэзель. И все же гитьянки начала терять темп. Первоначально она хотела просто помочь Шэдоухарт собраться. Затем это превратилось в желание затащить жрицу в постель, чтобы дать им обеим столь необходимое облегчение. Но теперь она жаждала выебать из головы полуэльфийки все ее опасения, тревоги и мысли о том, кто еще с кем трахается. Это было за пределами разумности и товарищества. В каждом ее толчке эхом звучало: моя, моя, моя, моя, моя. И она совершила ужасающий просчет. Влагалище Шэдоухарт было в какой-то степени даже хуже, чем ее рот. Едва Лаэзель яростно набросилась на нее, как почувствовала, что разваливается слишком ужасно быстро. Это все ее вина. Прошлой ночью она пыталась заглушить свое желание, но обнаружила, что совершенно неспособна разобраться с этим самостоятельно. Вдобавок ко всему, жрица оказалась для нее почти слишком тяжелым испытанием, и сейчас она была взвинчена даже сильнее, чем в тот момент, когда они начали. На мгновение ее взгляд прояснился и, когда Лаэзель увидела Шэдоухарт – как она тяжело дышит, постанывает, ее раскрасневшуюся кожу, волосы, прилипшие к влажным щекам, такую обворожительную улыбку, будто жрица делает ей подарок, – и все это, пока сама она вдалбливалась в селунитку. Ее сердце перевернулось. Она была потеряна... и готова кончить снова. – Цк’ва!!! – Лаэзель хотела вырваться, но ей приходилось бороться с горячей сочной хваткой на члене. – Освободи... меня... пока я... – Она хекнула, выходя из жрицы так осторожно, как только могла, и отодвинулась, усевшись на пол. Лаэзель чувствовала... смущение... Шэдоухарт потребовалось некоторое время, чтобы отдышаться и вернуться в свое тело, но как только она справилась с этим, то сразу села, а затем и поднялась на подрагивающие ноги. – Мы не закончили. – Ощущение, что ее внезапно лишили полнейшего удовлетворения, наполнило ее раздражением. – Ненасытный демон! – прорычала гитьянки, наблюдая за ее приближением. – Дай мне минуту, или я закончу за нас обеих. Шэдоухарт собралась с силами и подняла ногу, чтобы прижать стопу к грудной клетке гитьянки, заставляя ту вновь опуститься спиной на пол, и присела на колени между ее ног. С этой своей жуткой безмятежной улыбкой она подтянула мускулистые ноги гитьянки к ее груди и раздвинула пошире, чтобы снова устроиться верхом на члене, ощутив невыносимое желание, стоило только прижаться к нему нижними губами. – Так заканчивай. Ее влагалище жадно поглотило член, и Шэдоухарт мгновенно наполнило блаженство. Она слегка приподнялась и опустилась снова, ища идеальный угол входа, а затем принялась медленно объезжать гитьянки. Теперь она трахнет Лаэзель. Гитьянки выгнулась дугой, когда Шэдоухарт начала двигаться вверх-вниз с мучительной медлительностью. – Будь... ты... проклята. – Она подняла руку, собираясь снова схватить Шэдоухарт за горло, но вместо этого просто обхватила ее бедро. Смущение было непреодолимым, но крайне приятным. Она была... побеждена. – Еще, – пробормотала Лаэзель, отводя взгляд. Ее лицо горело. Шэдоухарт почувствовала, как ее сердце тает вместе с внутренностями. Она наклонилась и поцеловала Лаэзель, ощущая, как когти гитьянки осторожно царапают спину, когда их губы и языки столкнулись, умиротворяя друг друга. Ликуя, она насадилась на член, направляя их обеих к оргазму. Часть ее задавалась вопросом, будет ли в следующий раз так же просто перехватить инициативу – хотя бы для того, чтобы снова увидеть эту сторону Лаэзель – но сейчас она с наслаждением передаст измученной гитьянки все те извращенные, счастливые, благодарные и похотливые эмоции, которые испытывала. В конце концов, та говорила, что хочет именно этого. Шэдоухарт разорвала поцелуй. – Скажи «пожалуйста». В ответ гитьянки укусила ее за шею со всей яростью, на которую сейчас была способна, обвила жрицу ногами, впилась когтями в ее спину и дернула за косу. Шэдоухарт это лишь подстегнуло, она ускорила темп, с влажными шлепками врезаясь в Лаэзель. Зубы на шее разжались, и гитьянки прижалась лбом к ее лбу. – Пожалуйста... – придушенно простонала она, принимаясь поглаживать бедра своей любовницы. Эти новые прикосновения подтолкнули Шэдоухарт к краю, член гитьянки беспрестанно терся о ее влагалище, и она кончила. Лаэзель уставилась на нее с приоткрытым ртом, чувствуя, как туманится зрение. – Слезь... – простонала она, ощущая, что и сама приближается к краю. – Я не могу... сдержаться... Плавая в посторгазменной дымке, Шэдоухарт соскользнула с члена гитьянки, продолжая вздрагивать от оргазма. Лаэзель вздрогнула всем телом и замерла, ощутив внезапную пустоту, прежде чем вся ее энергия улетучилась. Остатки сил уходили на борьбу за воздух. Она замерла и застонала, когда ее любовница чуть переместилась, чтобы опираться ногами на пол, а не лежать на ней. Шэдоухарт скатилась с тела Лаэзель и рухнула на пол. В помещении воцарилась тишина, пока они переводили дыхание. Когда кровь начала циркулировать вдали от эрогенных зон, а посткоитальное блаженство угасло, Шэдоухарт почувствовала некоторую нервозность. Она не была уверена, что когда-либо раньше занималась сексом с кем-нибудь подобным. Конечно, она изначально собиралась взять все в свои руки, но только для того, чтобы не дать себе увлечься. Прекрасно осознавая, что не просто позволила себе увлечься, а радостно приветствовала этот факт, Шэдоухарт покосилась на Лаэзель, на которую только что выплеснула всю свою фрустрацию. Нервозность быстро переросла в полноценное разочарование в себе, и больше всего на свете ей хотелось, чтобы гитьянки зарычала на нее, начала угрожать, сказала хоть что-нибудь... лишь бы не чувствовать себя до такой степени выставленной напоказ. Прошли секунды, показавшиеся часами, пока Шэдоухарт смотрела, как мерно вздымается и опускается грудная клетка Лаэзель, и задавалась вопросом, не потеряет ли она свой шанс на получение ответов из-за того, что ее любовница заснула. – Так... – выдохнула она, едва не вздрогнув от звука собственного голоса. – Это было... – Невероятно, – Лаэзель так и не открыла глаз, но благоговение сильно и ясно прозвучало в ее голосе. Шэдоухарт снова покраснела и жадно потребовала большего: – Значит... тебе понравилось? Это было... приемлемо? – Шка’кет... – Лаэзель вздохнула. – Не оскорбляй себя. По моим оценкам, я не успела даже пригубить твоего удовольствия, когда ты выпила меня досуха. Я была совершенно не готова к этому. К тебе. Жрица повернулась набок, лицом к гитьянки, и вздрогнула, почувствовав тупую боль в спине, шее и языке, которую больше не скрывал выплеск адреналина... как не скрывал и ощущение заполненности между бедрами. Она принялась поглаживать живот гитьянки, вычерчивая на нем круги и любуясь неподвижным телом. Длинные ресницы, которые должны защищать глаза от попадания сора. Этот глупый вздернутый нос. Высокие скулы. Разрез глаз... Полные красные губы. Не успев осознать, что делает, Шэдоухарт придвинулась и снова поцеловала Лаэзель, почти рассердившись на покалывание, которое прошлось по утомленной пояснице от одного лишь скромного поцелуя. С гитьянки определенно будет трудно. Чрезвычайно трудно. Нужно немного ослабить напряжение. Она отстранилась с ухмылкой: – Думаю, мне тоже понравилось. Было... приятно... расслабиться с кем-то, кто способен не отставать. – «И кто сильный и честный, и сексуальный, и непонятный, и подлый, и забавный, и ужасный, и... захватывающий». Тав был отличным другом и хорошим любовником. Но правда в том, что с ним она никогда не чувствовала себя так... не вела себя так. И Шэдоухарт не была уверена, что так было с кем-либо еще. Недостаточно было просто согласиться с тем, чего хочет Лаэзель, подчиниться ее желаниям... хотя Шэдоухарт, безусловно, надеялась сделать это нынешней ночью. Но еще она хотела испытать остроту своих граней и податливость своей мягкости с тем, кто бы это приветствовал, уважал и поощрял. Простое пребывание рядом с гитьянки заставляло жрицу чувствовать себя более могущественной. Шэдоухарт все еще разбиралась со своими чувствами к Лаэзель, с тем, какими бы хотела их видеть, но, по крайней мере, она точно знала, что чувствует ее тело. А тело было счастливо. По-настоящему счастливо. – Сомневаюсь, что смогу не отстать от тебя по пути отсюда, Шэдоухарт, потому что я не чувствую ног. – Гитьянки опустила руку на ладонь, все еще лежащую на ее животе. – Я должна чувствовать себя... униженной... стыдиться того, как ты вывела меня из строя... Будто мое тело больше мне не принадлежало. Но я хотела бы трахать тебя снова и снова. Серебряный кинжал, который разбивает стальной меч. Дже’стил. – Она поднесла руку Шэдоухарт к своим губам. – Я хочу наточить свой клинок о твой. Хочешь ли ты того же? Шэдоухарт мгновенно приподнялась, нависая над гитьянки. – Да. Лаэзель резко выдохнула, когда жрица снова ее поцеловала. – Жак во’н зейит дудж. Источник моего безумия.***
Шэдоухарт первой вернулась на завтрак. Остальные уже закончили есть и теперь разговаривали, не обращая особого внимания на жрицу, пока та наполняла свою тарелку. А затем появилась Лаэзель. С мрачным выражением лица она выглядела так, будто потеряла свою душу в какой-то дьявольской сделке. Тав мгновенно это заметил. – Ты в порядке? Гитьянки ответила ему испепеляющим взглядом, и остальные члены группы тут же уставились на нее с разной степенью беспокойства. С выражением лица, которое было почти похоже на самодовольную ухмылку, Лаэзель утащила сосиску с тарелки Уилла и развернулась. Тав с подозрением наблюдал за тем, как она удаляется, слегка пошатнувшись, прежде чем выправить походку и скрыться в своей палатке. Астарион заговорил первым. – Ох, дорогой. Она в порядке? – Он махнул рукой. – Я имею в виду, для нее нормально мечтать прикончить кого-нибудь за один лишь взгляд, но она показалась мне несколько потрепанной. – Я не собираюсь никого выдавать... но похоже, что кто-то применил к ней заклинание ослабляющего луча, – задумчиво произнес Гейл, многозначительно глядя на Шэдоухарт, как на главную подозреваемую. Жрица проглотила то, что жевала, и ответила на обвинение улыбкой. – Виновна. – Она закинула в рот дольку апельсина. – Маловероятно, что она оправится до того, как мы сегодня соберемся в путь. Гейл нахмурился: – Неужели вы не могли просто все обсудить вместо того, чтобы выводить друг друга из строя? – Он скрестил руки на груди и продолжил вполголоса себе под нос: – И поскольку это не проклятье, я даже не могу его снять... – Я могу присмотреть за ней, – вмешался в беседу Уилл. И, поскольку смотрел он в свою тарелку, то не заметил, как по лицу Шэдоухарт пробежала тень. – Скорее всего, ей понадобится чья-нибудь забота, и, хотя это не совсем моя область знаний, кто-то должен... Минтара застонала. – Пусть ребенок этим займется. Кто стал причиной – тот и должен взять на себя ответственность. Так что, давайте закончим этот бессмысленный разговор. Если, конечно, она не слишком труслива для того, чтобы признать свои ошибки. Шэдоухарт заглянула в свое сердце и не смогла найти ни капли враждебности по отношению к дроу. Она была слишком чертовски счастлива. – Могу лишь сказать, что ты права. Тав, который уже повернулся от Минтары к Шэдоухарт и собирался прервать их спор, замер. Была ли жрица действительно столь благородной? Это казалось возможным, учитывая ее новый путь селунитки и проведенные в молитве последние дни. Но чтобы согласиться играть роль сиделки при Лаэзель?! В такое не верилось. Эта новая Шэдоухарт была слишком покладистой для ее же блага. Тав собирался проверить, как она, но, похоже, сейчас неподходящее время. И все равно он думал об этом, глядя, как Шэдоухарт набрала еще немного еды в тарелку и направилась к палатке Лаэзель... Бард уронил вилку, когда его взгляд упал на обнаженную спину жрицы, разукрашенную множеством красных воспаленных царапин. Погоди-ка... – Эй, погоди секундочку! – Не раздумывая, он подбежал к жрице. Шэдоухарт с явной неохотой повернулась к нему, нетерпеливо притопывая ногой. – Слушай, я, э-э... – Бард не ожидал столь холодного приема после прежнего почтительного согласия, но все же продолжил. – Я заметил... – он махнул рукой, – царапины у тебя на спине... это... Лаэзель?.. – Тав вглядывался в лицо жрицы в поисках ответа, но с тем же успехом мог бы смотреть на стену. – Это Лаэзель?.. Тав пытался подобрать слова, что заставляло его нервничать. – Я имею в виду, если она набросилась на тебя со спины, ты могла бы всем рассказать, что ты не... э-э... – Все еще никакой реакции. – Напала на нее не без причины. Шэдоухарт чуть наклонила голову. – Она не набрасывалась на меня со спины. – Но тогда почему у тебя?.. Как могли?.. – Уши Тава стали красными, когда он, наконец, прочел кое-что в выражении лица Шэдоухарт. Он мысленно прикинул расположение царапин, и когда в голове возник ответ, его сероватая кожа стала почти белой. Ах. – Так... вы... – Он покачал головой и закашлялся, внезапно чувствуя себя неловко. – Я... эм... не стану тебя задерживать. Шэдоухарт усмехнулась. – Спасибо. И, пожалуйста, передай Минтаре мою благодарность за ее мудрость. – Жрица резко развернулась, едва не ударив Тава по лицу косой, движение которой обнажило засос размером с персик. – Я непременно возьму на себя ответственность всеми способами, которые знаю.