***
После 5 декабря пабы «громились» жаждущими приключений студентами. И несмотря на то, что теперь у Майкрофта были официальные причины регулярно видеться с Джейн, обучая её французскому, который ему пришлось выучить за ночь, общество множества букв не могло не поприсутстовать на разборках буйной молодёжи после выборов. Маргарэт Тэтчэр победила лейбориста-консерватора Мейера, от чего пост главы консерваторской партии снова достался ей. А молодёжь мечтала хоть о какой-нибудь революции, пусть она и происходила только в пабах Кембриджа и других студенческих городков. — И что должно быть после всего этого? — пытался перекрикивать толпу Томас, которая ещё не до конца отошла от летнего футбольного матча и падения берлинской стены. — Как обычно бывает в истории, революция во всем, — с меланхоличной иронией заключил Эшли. — Никогда не понимал истории, как из-за открытия Коперника может случиться эпоха барокко? Мисисс Уолтсон унижала меня этим вопросом весь зачёт, — пожаловался Джордж, который не переносил все гуманитарные предметы до костей. — Всё проще простого, — громко сказала Джейн парню напротив, — представь, что ты крестьянин средневековья, который сам, как и его предки уже где-то тысячу лет абсолютно верил во все, что скажет священник. Твой мир был понятен и прост, и тут ты узнаешь, что оказывается солнце не верится вокруг тебя, а все твои житейские основания построены на лжи. И вдруг многовековая история твоей личности проваливается в зыбучие пески. Конечно, ты будешь считать себя обманутым, а твоя жизнь будет опустошена. Тебе резко понадобятся новые ориентиры. — И поэтому надо было заполнять пустоту безвкусным обилием золота, узоров и украшений? — На твое счастье и счастье всех людей с техническим складом ума эпоха борокко и рококо про длилась недолго, уступив место классицизму, — подвёл диалог к логичному завершению Дэвид. — Но все же… — Берегись! Всей компании пришлось резко наклонить головы, чтобы бокал с пивом врезался в стену за ними, а не в лицо или затылок кого-нибудь. — Эй, куда ты дел моё пиво? — хмельной студент вдруг резко попытался достать худощавого Эшли за ворот его вельветового костюма из-за стола. — Эй, ненормальный, руки убери! Я в театре играю, только попробуй расквасить мне лицо, — бойко отбивался словами ботаник Эшли, которому игра в театре увеличила уверенность раз в двести, работая абсолютно пропорционально в зависимости от его веса. — Чего ты сказал, вы слышали, он меня ещё и оскорбляет!.. — попытался навалиться всем телом на парнишку пьяный студент, но тут за его спиной оказался тяжеловесый Том. — Куда-а-а, а ну-ка хватит нарываться… Дебошир одним движением руки Томаса был неминуемо отправлен к другому столику, что пока спасло ребят от драки, а Эшли от разбитых очков. Несмотря на то, что почти все уже были в пиве из недавно прилетевшей в них кружки, парни и Джейн все ещё старательно сохраняли за собой право попытаться допить свои бокалы. Майкрофт не выпускал из рук кружку своего исключительно тёмного пиво, попутно передвигая от различных обстрелов и кружку Джейн. Его уже даже не очень раздражал запах дрожжей, а также липкость всего вокруг, на фоне редко пролетающих стульев. Стоит признать, что в этом была своя студенческая эстетика… Так теперь считал Майкрофт. Если закрыть глаза на некоторые детали, можно вполне представлять себя участником бостонского чайпития, особенно когда ты сидишь где-то в дальнем углу паба, только наблюдая за всем и делая выводы. А такое времяпровождение Майкрофт любил. Вот если бы ещё можно было сделать динамик жизни вокруг потише… — Знаете, такими темпами мы не доживём ли экзаменов, — спокойно заключил Майкрофт Холмс. Но они дожили, конечно чудом вытащив Джорджа из драки, когда кое-какие студенты социологического направления напросились. Сдав кучу зачетов и экзаменов они даже пережили этот ужасный период, когда единственным их спасением было кофе и сон на консультациях. Все в Кембридже затихло на Рождество, ведь мало кто захочет остаться на праздник в общежитие в компании злой комендандши отмывать полы. Джейн также ухеала в Кент, предварительно обменявшись со всеми ребятами адресами, куда придут по 7 открыток каждому на Рождество. Майкрофт тоже поехал домой, но чисто не желаю нарушать традицию этого ужасного семейного рождественского ужина. Наверное, в глубине души он был мазохист, обожавший проблемы, хотя для его успешной карьеры стоило бы остаться в Кембридже подольше, выполняя весь библиотечный план университета за месяц. Примерно этим же занималась Джейн у себя в Кенте, обложившись учебниками по молекулярной биологии гена, желая сдать курс экстерном. Правда в этом всем была одна проблемка — Роззи Бэйкер, которой на Рождество, которое совпадало с её днем рождения, подарили красную Hendai Pony выпуска этого года. Теперь почти каждый её вечер заканчивался крутыми виражами под песни обожаемого Роззи Элтона Джона. — Тут одностороннее! — кричала Джейн или, — осторожно, сфетофор! В такие моменты все, что оставалось ей, это зажмурится и молиться, чтобы их не вынесло с трассы в дом или ещё лучше в полицейскую машину за углом. — Роззи, ради бога! — кричала Джейн, а потом демонстративно хлопала дверью новенькой машины со словами: «я больше никогда с тобой не поеду!». Но на следующий же вечер под домом раздавался гудок и Джейн тут же сдувало подальше от учебников по молекулярке. Параллельно Роззи успокаивал её, что та и так знает уже все, что можно было знать. И все же после ожидаемого второго штрафа, который получила Роззи, родители отобрали у неё ключи, и последние дни каникул действительно проходили за книгами и распитием чая в заведении на соседней улице. — Ты уже подготовила подарок? — спросила Роззи. — Подарок? — поставила чашку на стол Джейн, — кому именно? — Дорогая, брось, у тебя никогда не получалось казаться дурочкой. Раскрытая Джейн обречённо вздохнула. — Честно, я не знаю… — Ну он такой умный, наверное ему надо что-то подарить под стать… умное? — Что? Песочные часы, — нервно рассмеялась Джейн, — нет такой книги, которую не прочитал бы Майкрофт Холмс или настольной игры, в которую он не играл. — А если что-то просто дорогое?.. — Он не беден, Роззи. Он сын пэра. — Ну тогда остаётся только какая-нибудь памятная вещь, сделанная своими руками. — Роззи, — пройдясь глазами по их верней орбите посмотрела на подругу Джейн, — я же отравтительно готовлю. — Точно… — тихо произнесла обмякшая Роззи. Её подруга тяжело вздохнула, вспомнив, что у Майкрофта на подходе ещё день рождения…***
С точки же зрения Майкрофта Холмса 1990-й год встречал их всех самой выосокой инфляцией за последние 7 лет, а темпы роста экономики упали до удручающих 1,7 процента, чего не скажешь о выросшей смертности от гриппа. Другой огромной проблемой уже лично для Майкрофта был его брат Холмс, когда старший не сразу ответил про то, откуда у него учебник по французскому, а также про то, как тот попал в театр и обо множестве других событий, из чего Шерлок сделал заключение, что у его брата кто-то появился, что вызвало в подростке очень неоднозначные чувства… Майкрофт же упорно продолжал молчать, пока наконец не вернулся в Кембридж. Университет встретил его лёгким инеем на окнах и тонкой коркой льда по дороге в корпус. Погода была усыпляющая, страшный туман держался уже второй день, от чего казалось, что жизнь в Кембридже будто парализовало. Это точно парализовало спящую Джейн, которую буквально привинтили к кровати. Она не помнила, когда проснулась, но тёплое огромное одеяло придавило её к матрасу, не позволяя дотянуться до будильника. Когда же она наконец это сделала, то с ужасом поняла, что проспала… Джейн содрала себе кожу с правой руки, упав по дороге к корпусу и попутно проклиная себя и все вокруг. Она уже опаздывала почти на двадцать минут! Майкрофт удивился, когда не увидел её в аудитории, потому что по Джейн обычно можно было сверять часы. Особенно, когда это была первая лекция по новому предмету. Их факультеты объеденили для прослушивания философии. Майкрофт стал не на шутку беспокоиться, когда Джейн опаздывала, уже далеко не укладываясь в джентельменское время на опоздание длинною в пятнадцать минут. Место рядом с ним пустовало, навевая тревогу, от чего Майкрофт постоянно дёргал часы на руке. Наконец раздался скрип задней двери, и в аудиторию кто-то просчился, став как раз напротив ряда, где сидел Холмс. Он выдохнул — это была Джейн. Попав, на свое место, ей даже не пришлось ничего объяснять Майкрофт. Холмс посмотрел на её руку и скривился, на ладони красовались две довольно крупные царапины, из которых сочилась кровь, от чего Джейн приходилось держать ладонь лодочкой, чтобы не капать на его тетрадь. Девушка не заметила, как в его руке оказался платок, а затем почувствовала шершавую ткань на своей руке. Она тут же зашипела от боли. — Тише, — прошептал Майкрофт, — все хорошо… Он конечно подозревал, что пострадала не только её рука, но и, например, спина или нога при падении скорее всего возле тротуара факультета, где был небольшой и теперь скользкий склон. Джейн опять тихо ойкнула от боли, кажется, она даже не сможет писать в ближайшие пару дней. Постепенно ощущения стали притупляться, и Джейн с удивлением поняла, что чувствует успокаивающее касание пальцев. Его пальцев… Сухие подушечки пальцев касались её руки, аккуратно поглаживая, будто желая притупить боль. Медленно, осторожно. Если Джейн тут же замерла, забыв о боли, то Майкрофт вообще забыл, как дышать, уверяя себя, что ему это все не надо, свобода — это преимущество… И вообще он не должен думать об этом. Однако что-то уже изменилось, и Майкрофт продолжил думать об этом дальше, когда они вышли под руку из аудитории, заставив замолчать даже грохочущие стены Кембриджа. Холмс тогда был уверен: это пройдёт. Вся его уверенность расстаяла под вечер, когда рядом с ним в библиотеке сидела притихшая Джейн. Её рука была обязана платком с его инициалами, перед ними лежал учебник французского, а в её портфеле расположились тетради с конспектами лекций, которые сегодня писал для неё он, впервые пропустив свои занятия. Майкрофт пришёл к одному логическому выводу: он пропал…