Хамистаган

      Рынок в Хэе оказался не менее оживлённым, чем столичный. Хуа Чэн шёл за Се Лянем по коротким улочкам, кое-как не теряя его в толпе продавцов и покупателей. Да, этот рынок был не таким огромным, в силу того, что город в три раза меньше столицы, но люди здесь кричали, смеялись и пели со всех сторон, вызывая у принца головные боли.       Се Лянь периодически оборачивался, чтобы убедиться, что тот ещё не потерялся в толпе, и каждый раз вскидывал бровь, всем своим видом показывая недовольство. Хотя, честно признаться, его скорее смешило то, как наследный принц и генерал Уюна в одном лице крутится среди людей и пытается ни в кого не врезаться, не наступить на чью-нибудь ногу или не задеть одну из сильно разукрашенных девиц.       — Это что, куртизанки? — как можно тише спрашивает он, когда натыкается уже на третью даму, беззастенчиво подмигивающую ему. Се Лянь усмехается и с хитринкой в голосе произносит:       — Ну да. А что, Его высочество никогда раньше не видел прелестные цветы провинции Хэй?       — Как генерал я и не такое видел, — он хмурится. — Но обычно они раньше ночи не распускаются.       — Что ж, здесь цветы благоухают в любое время, — стоит ему произнести эту фразу, как он тут же врезается в мужчину, о чём-то говорящего с торговцем посудой.       — Малец, смотри, куда прёшь, пока все глаза на месте, — Се Лянь быстро извиняется и учтиво кланяется, но, развернувшись, замечает, что к Хуа Чэну уже прилип один «цветок».       — У тебя такие сильные руки, такое красивое личико, — девушка вилась вокруг него, словно лоза. — Слушай, а не хочешь развлечься? С такого красавчика и денег не возьму…       — Цзянь Лан, иди лучше ребёнка покорми, — вмешивается Се Лянь, — где ты его опять бросила?       Девушка, насупившись, фыркает что-то гневное себе под нос и быстренько убегает, растворившись в толпе. Се Лянь, хватая Хуа Чэна за плечо, тянет его вниз и злобно шепчет:       — Ну и чего стоишь как истукан? Испугался юбки?       — А что мне было делать? Шум поднимать нельзя, если кто меня узнает, мы на твой этот скрытый рынок не попадём, толкнуть я её не могу — не бью слабых — а слова на неё не действуют!       — Техути тебя дери, — шипит Се Лянь. — Я совсем забыл о том, кто ты такой, — он хмурится и склоняет голову на бок, глядя ему в лицо. — За мной, — он так резко побежал в противоположную сторону, что Хуа Чэн не сразу сориентировался и чуть не потерял его среди ярких цветов. Се Лянь ловко прошмыгивал под чужими руками, корзинами, обегал камни, и Хуа Чэн в итоге потерял его из виду.       Он остановился перевести дыхание рядом с каким-то переулком и не заметил, как его резко туда затащила пара сильных рук. Хуа Чэн успевает лишь выхватить нож и приставить его к животу напавшего, когда он снова видит перед собой лицо мага, прижавшего его к стене и закрывшего ему рот рукой.       — Тшш, — он опускает взгляд вниз, на руку, что прижимает к его животу лезвие прямо сейчас. — Такой красавчик как ты привлекает слишком много внимания к нам, — он щёлкает пальцами, и Хуа Чэн ощущает, как его внутренности переворачиваются, меняются местами, а сам он постепенно оседает на землю…       Или… стоп. Он крепко стоит на ногах. Тогда отчего же Се Лянь вдруг стал с ним одного роста?       Мужчина улыбается, отнимая руку от его рта, и Хуа Чэн хмурится, глядя на его довольное лицо.       — Ну и зачем… — он замолкает, не узнав свой голос. Тот стал немного выше, тембр сильно изменился. Хуа Чэн тянется к своему лицу осознаёт что-то ещё…       Его глаз… Он… Он снова видит двумя глазами.       -Что ты со мной сделал? — он ощупывает лицо, которое стало более округлым и пухлым, руки, ставшие теперь тонкими, словно у юнца, который в жизни ничего тяжелее пера не поднимал. Он смотрит вниз на свои одежды, ставшие теперь обычными, коричневыми. Как у простых крестьян.       — Немного поколдовал над твоей внешностью, диди, — он снова хватает его за руку и вытаскивает на рынок уже с другой стороны переулка. — Так тебя никто не узнает.       Они проходят ещё несколько лавок, прежде чем Се Лянь заходит в одну из них. Внутри всё пестрит цветами, вокруг разложены травы в маленьких мешочках, коробочках, больших корзинах; у Хуа Чэна чешется нос, и он чихает несколько раз, пока продавец не подходит к ним.       — Господин Да, — Се Лянь учтиво кланяется ему. — Мы с моим диди хотели бы попробовать изысканный чай из трав, что вы привезли на неделе. — Хуа Чэн непонимающе косится на него, но маг выглядит вполне уверенным. Да косится на Хуа Чэна и сдержанно улыбается Се Ляню.       — Ваш диди ещё не слишком мал, чтобы пробовать изысканные горные травы?       — О, уверяю вас: он попробует лишь чашечку.       Тогда торговец удаляется в соседнее помещение ненадолго, а выходит уже с небольшим мешочком. Се Лянь отдаёт ему маленький свёрток, и они прощаются, выходя из лавки.       — И что это было? — Хуа Чэн хмурится, но с новым лицом это выглядит слишком забавно, так что Се Лянь не сдерживается и хихикает.       — Я купил последний ингредиент.       — Ты купил грёбаный чай! — ругаться теперь тоже не получается, отчего Се Лянь смеётся уже громе, привлекая к ним внимание нескольких людей поблизости.       — Диди, если ты научишься смотреть, то обязательно увидишь. Однажды, — он хлопает его по плечу. — Пошли.

❀

      Во дворец они добрались опять на повозке, и по дороге Се Лянь удостоил его ответом, сообщив, что купил у того продавца особые травы, необходимые для заклинания.       — И как он тебя понял? Ты же говорил что-то про чай, — Се Лянь косится на него, будто бы думая: рассказать или нет?       — У продавцов магических артефактов, не слишком сильных и выделяющихся, которые можно сбыть и на обычном рынке, есть кодовые слова. Если ты знаешь их, они знают, что нужно тебе.       — Я думал, подобное можно купить только на чёрном рынке, — Се Лянь прячет мешочек в корзину, и вот в ней снова «хлеб и молоко».       Во дворец их пускают без происшествий. Се Лянь проходит как гость Его высочества и оглядывается по сторонам, в удивлении рассматривая интерьер.       Всё вычурно и роскошно, но ему такая роскошь не по нраву. «Золотые клетки» — вот как он называет дворцы. Он чувствует себя в огромном здании словно взаперти, возможно из-за того, что ощущает угрозу.       В любом из дворцов есть свои «крысы», те самые колдуны, служащие королю. В любом — это базовая безопасность. Но вот насколько их много и насколько они сильны — просто так не узнать.       И неизвестность пугает.       Хуа Чэн просит его подождать в приёмной, где Се Лянь с недоверием оглядывается на стражников, но старается не показывать нервозности. Ему здесь очень не нравится. Чем быстрее он сделает своё дело, тем быстрее его отпустят.       — Я сообщу о тебе.       — Стой… те, — проблем наживать не слишком хочется. — А почему… Почему вы не попросите придворных кры… колдунов вам помочь? Почему нужен я?       — Потому что ты сильный и сможешь помочь, — он склоняется ещё ниже, чтобы их точно никто не услышал. — Но я тебе этого не говорил.       Он удаляется, а у Се Ляня словно камень с души упал. Ведь это значит, что сильнее его магов здесь нет.       И вовсе это не потому, что его похвалили.       Хуа Чэн возвращается совсем скоро и просит пройти дальше. Се Лянь идёт за ним, но внутри всё ещё плещется страх: ну вот, сейчас меня поймают, и…       Они оказываются в небольшой зале, где кроме них находится придворный лекарь, а спиной стоит сам император.       — Ваше высочество, — Се Лянь почтительно кланяется. Цзюнь У разворачивается и слабо улыбается гостю.       — Так это тот самый маг, которого тебе не удалось поймать, генерал? — на лице того всего на секунду пробегает досада. — Что ж. Возможно, он действительно достаточно силён.       — С вашего позволения, — он ставит корзину на пол и снимает чары, так что теперь всё её содержимое видно отчётливо. Се Лянь смотрит императору в глаза и начинает: — На вас наложено сильное проклятие, и я скажу сразу, что не могу пообещать его снять. Однако вне зависимости от того, удастся мне это или нет, я унесу тайну о вас и вашем состоянии за собой в могилу.       — То есть ты точно уверен, что это проклятие? — в разговор вступает лекарь, и Се Лянь кивает.       — Сомнений нет. Это не простая болезнь, — он снова обращается к Цзюнь У. — И для начала мне нужно провести обряд, чтобы лишь понять, насколько сильно оно.       — Делай, если нужно, — Се Лянь снова кланяется и поднимает корзину, идя с ней на центр зала. Хуа Чэн и Нянцин пристально следят за каждым его шагом, что неудивительно, ведь стражу пришлось оставить снаружи.       Се Лянь достаёт глубокое блюдо и выливает в него отвар зелёного цвета. По залу тут же разносится резкий запах, даже сильнее, чем в лавке со специями, отчего Хуа Чэн и Нянцин громко чихают. Цзюнь У не меняется в лице, Се Лянь — тоже.       Он достаёт мешочек с травами, купленными на рынке, и высыпает их в отвар, следом идёт тёмный порошок, которого он добавляет всего щепотку. Се Лянь проводит над ним рукой, и жидкость тут же становится бесцветной, словно вода, а травы просто пропадают из неё.       Он достаёт из корзины что-то настолько небольшое, что никто не понимает сразу, что это такое. Только когда они видят металлический блеск, не успевают отреагировать, как Се Лянь делает небольшой надрез на среднем пальце, и в блюдо падает тёмная капля крови, создавая разводы. Он поднимает взгляд на Цзюнь У и вместе с этим поднимается на ноги.       — Мне нужна капля вашей крови, — он протягивает ему кинжал, и Цзюнь У бесстрашно выходит вперёд. Хуа Чэн держит руку на мече и готовится в любой момент атаковать. Император же принимает ритуальный кинжал из чужих рук и давит его кончиком на большой палец. Капля крови выкатывается из небольшой ранки и падает в отвар, после чего он возвращает кинжал магу и отходит назад.       Се Лянь садится на пол перед чашей и, держа руки над ней, произносит:       — Da mihi veritatem, — и стоит ему закончить фразу, как чаша просто раскалывается, и всё её содержимое выливается на пол. Се Лянь, по лицу которого было явно видно, что он не ожидал такого поворота, отшатывается назад и смотрит на разливающуюся по полу жидкость, очень похожую на кровь.       Цзюнь У хмурится, а Мэй Нянцин в ужасе смотрит на лужу «крови», ползущую в двух направлениях: к Се Ляню и Цзюнь У.       — Что ты наделал?! — В ужасе кричит тот, но Се Лянь его не слышит. Он смотрит на свои ладони — те обагрились кровью.       — Нянцин, не паникуй, — Цзюнь У ступает прямо по кровавой луже, игнорируя то, что полы его одежд теперь впитывают её, словно губка. Се Лянь поднимает на него глаза, когда он останавливается в метре от него. — Сейчас юный господин скажет, как нам быть.       — Sed deus non est bonus, — говорит он, потупив взгляд.       — Это язык магических тварей? — Се Лянь слабо кивает.       — Язык магии. Его даровала нам богиня Мут, — он поднимается с колен и вновь встречается глазами с императором.       — И что же ты сказал?       — Прошу вас ответить на вопрос, это очень важно. Ваши отец и дед не умерли с такими же симптомами, что и у вас? — они с Хуа Чэном переглядываются, прежде чем Цзюнь У всё же кивает.       — Да. Они тоже страдали от… Подобного. Но это настигало их столь быстро, что никто ничего не мог понять.       — Плохо. Очень плохо, он разворачивается и делает несколько шагов назад, стуча костяшкой по подбородку.       — Какие шансы? — вмешивается Хуа Чэн.       — Шансы… — Се Лянь поворачивает голову и смотрит на разбившуюся чашу. — Этот отвар должен был показать, что на вас за проклятье, какого оно рода, кто его наложил… Но он не показал ничего.       — Может, у тебя есть другой способ узнать это? — скептически бросает Нянцин.       — Это самый сильный и действенный способ. Однако чаша просто треснула, а это значит, что тот, кто насылал проклятие, был колдуном в разы сильнее меня. Он наложил древнее заклинание-печать, из-за которого я не могу узнать о нём ничего…       — Неужели не существует универсальных способов снять заклятье? — Се Лянь оборачивается на голос Хуа Чэна.       — Существует. Для такого сильного их три, — он поднимает вверх три пальца, будто для усиления драматического эффекта, коего и так было сейчас предостаточно. —       Первый: тот, с которого я предлагаю начать. Нужно создать отвар из особых ингредиентов — это отнюдь не универсальное средство, но может снять даже мощное заклятье.       Второй: обращение к самому Нишанту. Если здесь магия бессильна, то одно лишь божество может помочь исцелить императора.       — К Нишанту? Юнец, ты хотя бы понимаешь, о чём говоришь? — Се Лянь косится на лекаря.       — Не грубите мне, я не двенадцатилетний сорванец. И я знаю, что говорю, — он указывает на чашу, разлетевшуюся вдребезги и обагрившую «кровью» пол. — Вы не разбираетесь в проклятьях и не знаете, насколько сильно это божество. Покуда Нишант откажет — вам не спастись.       Хуа Чэн, Мэй Нянцин и Цзюнь У одномоментно переглядываются, но Се Лянь смотрит только на императора. Уверенно, без тени робости или неуверенности в своих словах.       — Хорошо, — тот кивает. — Но какую же цену придётся заплатить богу смерти за спасение бренной души?       — У всего есть своя цена — это главное, — размыто отвечает он. — Но пока что нам нет смысла прибегать к второму способу, покуда не испробован первый.       — Кажется, ты говорил про третий способ, — Хуа Чэн смотрит на него испытующе. Се Лянь выдыхает, продолжая:       — Третий — для ровного счёта. Условия для его выполнения практически нереальны, поэтому не вижу смысла даже рассчитывать на него. Он действенный на все сто процентов, но из-за силы заклятия, наложенного на императора, шансы его выполнить приравнены к нулю.       Чтобы наверняка изжить проклятье, нужно убить колдуна, наложившего его. Если снимает его ведьма — ей должно выцарапать слова заклинания на коже убитого; магу достаточно их просто произнести. Вот только снять наложенное ведьмой может лишь ведьма, магом — маг, и никак иначе.       На проклятии печать, и я не знаю ни личности, ни сущности наславшего его. Даже если перебить всех ныне живущих ведьм и магов — шанс, что оно будет снято, всё ещё мал, потому что если окажется, что наслала проклятие ведьма — всё будет впустую.       Лицо Хуа Чэна мрачнеет, пока он слушает это.       — А что… Если тот маг или ведьма уже мертвы? Тогда шанс применить такой способ равен нулю?       — Нет. В таком случае можно убить прямого потомка наложившего это заклятье.       — А что, если это не маг и не ведьма его наложили? Полно же нечисти, которая орудует артефактами, — делает предположение лекарь.       — Нет… Такое сильное колдовство, такую крепкую печать могло наложить только крайне сильное существо. Иная нечисть не способна на такое.       — А как же… Пустослов? Кажется, он насылает мощные проклятия, что могут и судьбу перевернуть…       Се Лянь смотрит на него даже с некоторой жалостью.       — Эта мелочь? Он, конечно, противный, но не может доставить столько проблем. Будь это пустослов, проклятие не перекинулось бы на всех правителей, да и… В принципе аура императора не может пропустить проклятие такой мелкой нечисти.       Глядя на то, с каким пренебрежением он говорил о пустослове, пугающем не одно поколение людей, Хуа Чэн решил, что не прогадал, попросив о помощи именно его.       — Хорошо, — Цзюнь у смотрит прямо в глаза Се Ляню. — Ты сказал, что для первого способа нужны специальные компоненты. Составь список, и мы всё достанем настолько быстро, насколько сможем.       — Нельзя, — резко противится он. — Только я могу их отыскать.       — Можешь ты — сможет и кто-то другой, — парирует Хуа Чэн, но Се Лянь смеряет его странным взглядом.       — Во-первых, чтобы достать все эти ресурсы, нужно знать все тонкости местности, в которой они находятся, а также об их свойствах. Например, если сорвать смеющийся гриб в полдень, он может отравить собиравшего выпущенными спорами. А если прийти за ним в полнолуние — получится отличный отвар от больного горла! — он откашливается, понимая, что пустился в пустые рассуждения. Хуа Чэн замечает даже слегка нездоровую искру в его взгляде, когда он упоминает врачевание, но никак это не комментирует. — А тратить время на рассказы о них — всё равно что похоронить императора прямо сейчас.       Он игнорирует напряжённые лица лекаря и генерала — сам Цзюнь У остаётся спокойным, услышав такое заявление, которое в других обстоятельствах сочли бы немного-немало нахальным.       — Во-вторых… Чем меньше людей знают об этой проблеме, тем меньше вероятности смуты. Хотите разослать подчинённых по всему свету? Найдётся ли у вас столько людей, которым вы готовы доверить жизнь императора Уюна?       — Ты говоришь дело, — он соглашается, поймав на себе удивлённый взгляд Нянцина. В конце концов, этот парнишка много себе позволял в присутствии владыки! — И всё же… Отправить тебя одного я сочту неблагонадёжным решением.       Се Лянь понимает. Понимает он и то, что может бежать в любой момент, но перспектива жить спокойно на территории огромного Уюна и не бояться более преследования почему-то заставляла его укорениться…       Он уже более двадцати лет не чувствовал нигде себя в безопасности, а тут ему преподносят это право на блюдечке. Ну кто бы отказался?       — Кого вы дадите мне в помощники? Или личные палачи? — очередная дерзость, которую снова игнорируют. Цзюнь У лишь поворачивается к брату, встречаясь с ним понимающим взглядом.       — Генерал Хуа, — титул принца был выше и почётнее какого-то там генерала, но Цзюнь У всегда по просьбе брата на публике к нему обращался именно так. — Не составите ли вы компанию этому магу?       — Я не подведу, — горячо заверил он, отвешивая поклон, прижав руку к сердцу. — Сейчас же прикажу собирать экипаж.       — Экипаж? — вскинул бровь Се Лянь. — Путь к нашему первому месту лежит пешком.       Хуа Чэн хмурится. Ох уж эта его любовь к пешим прогулкам…       — Что ж. Думаю, для начала нам следует составить план нашего путешествия и обсудить все моменты. Ваше высочество, — он отвешивает ему поклон, разворачиваясь и бросая магу быстрое «за мной», а затем удаляется. Се Лянь послушно идёт за ним.       — Куда мы?       — В мои покои, у меня есть карта. Ещё что-то нужно для обсуждения плана?       — Лунный календарь, — Се Лянь внутренне хмыкает, по достоинству оценивая собранность и оперативность. По дороге тот тормозит одного из слуг и что-то бегло ему говорит. Се Лянь напрягается всем телом, думая, как бы тот не задумал поймать его в ловушку…       Однако как ему это удастся? Ведь слабое место магов — то, чего у Се Ляня попросту нет, ха-ха…       — Мы пришли, — он открывает двери, учтиво пропуская Се Ляня внутрь. Тот поражённо выдыхает — вот уж поистине золотая клетка! Вокруг столько убранств, так чисто, вычурно, но ощущение, что здесь подолгу никто не находится и не живёт, не покидает его.       На столе лежит карта четырёх государств, придавленная несколькими стопками книг. Хуа Чэн без зазрения совести сметает несколько свитков на пол, а книги успевает выхватить Се Лянь и под пристальным взглядом генерала сложить их на пол.       — Зачем тебе лунный календарь?       — Цветок Цзюэши может распуститься только в полнолуние, — он водит пальцами по карте, будто рисуя невидимые линии. — Нужно… рассчитать, когда нам отправиться за ним.       Дожидаясь Инь Юя с календарём, Хуа Чэн меряет комнату шагами, пока мужчина за столом тихо шуршит бумагой и помечает что-то на карте.       — Ваше высочество, — зовёт его Се Лянь, и тот быстро подходит к нему. Маг тычет пальцем в какую-то точку на юге Юнани: — Сначала отправимся к реке Ланиинг, там нам нужны будут яйца утки Цидиан, вернее, повезёт, если достанем скорлупу, — он прислоняет палец к губам в задумчивости. — Затем как раз подоспеем к полнолунию — отправимся на юго-запад Уюна, где в долине реки Нинг есть небольшая опушка, на которой можно взрастить эти цветы… Затем, — его палец резко перемещается в сторону пустыни Кара, — мы отправимся сюда за коброй, нам нужен её яд. Потом за цветами Непролитых слёз в Сюйли, и завершим… Фруктами-перевёртышами на западе Уюна.       — Что из этого можно сократить?       — В каком смысле?       — Куда мы можем отправиться сразу за двумя вещами, чтобы сэкономить время? — он показывает на две точки. — Например, разве мы не можем отправиться и за цветами, и за фруктами сразу?       — Нет… Фруктам нужно время созреть, к полнолунию они ещё не будут готовы. Не сезон.       — А каким образом ты собираешься без проблем пересечь границы? Два из трёх ингредиентов находятся за границей…       — И что? — он легко отмахивается. — Границы — формальность. К тому же, неужели они не пропустят тебя? Наследного принца Уюна?       — В том и дело. Ты не совсем понимаешь ситуацию.       Се Лянь же, напротив, усмехается, с ехидной улыбкой разворачиваясь к нему и опираясь рукой на спинку стула.       — М-м, чего же я не понимаю? Разве великий и могучий Союз Четырёх не привечает на своих территориях чужих государей?       — Не язви, — сухо бросает он. — Посетить чужую страну я могу разве что с визитом для правящего дома. Просто так прогуляться по его территориям под ручку с каким-то сомнительным парнем? — нет. В конце концов, я ещё и генерал этого государства, не только принц. Если начнут шептаться — проблем в международных отношениях нам не избежать.       — Да ну? А разве границу пересечь можно обязательно замеченным? — он хитро и явно недобро улыбается.       — А смысл? Если меня увидят на его территориях, вопросов будет ещё больше…       — Так мы тебя замаскируем!       — Это всё незаконно…       — Где ты видел закон, запрещающий пересекать границу в «неположенном месте»? Да и вообще, — он и так не выражал особенного законопослушания, но прямо сейчас на его лице можно было увидеть искреннее… Озорство? — Перед тобой собственной персоной сидит пример полного беззакония, прописанного даже в вашем сборнике!       Хуа Чэн на это неприкрытое ребячество закатывает глаза.       Однако что-то тёплое в груди всё же греет, разряжая словно «густой» воздух напряжённой атмосферы.       — Ты бы хоть при мне так открыто не потешался над законами Союза Четырёх, — в конце концов, он принц и генерал своего государства! Из этого самого! Союза четырёх! — Ладно, — он сдаётся. А у него есть выбор? — Нужно составить план для первого похода за… за скорлупой? — Се Лянь кивает. — Честно, было бы легче, владей ты перемещением…       — Я, может, и не владею, — он рисует линией маршрут прямо на карте, — а вот мой старый знакомый…       — Разве нам можно брать с собой посторонних? Миссия же секретная.       — А я скажу разве, зачем мне он нужен? К тому же, он поможет нам в поисках только утки Цидиан, которую могут обнаружить лишь ведьмы.       — Значит он…       — Да. Ведьмак, — Се Лянь настороженно косится на Хуа Чэна, предупреждая: — но он не должен всплыть в этой истории. Иначе я помогать не буду. И он тоже.       — Да понятно, — Хуа Чэн бросил это с такой лёгкостью, словно уже привык закрывать глаза на всякое беззаконье в лице магических тварей, спокойно разгуливающих по Уюну. — Ну и… где нам его найти?       — До Юнани придётся топать пешком.       — Нет, на лошадях.       — Шутишь? Нам потом через болото пробираться, чтобы границу незамеченными пересечь!       — Почему это через болото? Там что, других мест нет?       — Это самый близкий путь без пограничных к дому моего друга.       — Ясно, — Хуа Чэн массирует виски. — Это обещает быть… Долгим. Но давай хотя бы до Южной границы на лошадях поедем? Возьмём Инь Юя — он за лошадьми присмотрит и вопросов задавать не будет.       Се Лянь будто обдумывает его решение.       — Хорошо.       — Отлично.       — Только я… не умею ездить верхом.       Приплыли.