❀
Когда прошла неделя и ему позволили навестить Хэ Сюаня, он не теряя времени поскакал в лечебницу. Та находилась на окраине столицы, совсем рядом с лесом. Сюда доставляли сильно раненых или тех, кто был совсем плох. Стены старые, обшарпанные, кое-где крошащийся камень покрывал мох. Внутри неказистого сооружения было тяжело дышать — воздух пропах спиртом, кровью, а в некоторых комнатах — гноем, мочой и дерьмом. В целом, «дерьмо» — отличная характеристика для подобного заведения, и по ароматам от обычного захудалого кабака отличалось лишь лёгким шлейфом спирта. Комнатка, где положили Хэ Сюаня, находилась почти в самом конце длинного здания. Ему досталось отдельное, хоть и небольшое пространство, благодаря тому, что Хуа Чэн вовремя подсуетился. — Как ты здесь? — он садится на шатающийся и в то же время скрипящий стул. Не сказать, что его друг выглядит «плохо» — за неделю лицо уже начало обретать живой цвет, хотя он и был по жизни «поганкой»; сам двигался почти свободно, а глазам вернулся блеск. — Жаль, что приходится тебе здесь без дела валяться… Тяжело это, наверное. — Вообще-то я тут получше тебя живу, — он усмехается, показывая на кровать. — Да и лекарь у меня премилая. Глаза медовые, добрые, но характер колючий — прямо в твоём вкусе, — Хуа Чэн закатывает глаза, в сотый раз сокрушаясь о том, что когда-то вообще за компанию поделился с друзьями своим типажом. — А что насчёт врача, который тебя спас? — он игнорирует реплику друга, задавая интересующий вопрос. — Которая спасла, — поправляет его Хэ Сюань. — Это она и есть. — Она? — Хуа Чэн сводит брови. — Я был уверен, что тот лекарь точно говорил о мужчине… Но он не успевает закончить мысль, как они оба слышат стук в дверь и одновременно разворачиваются. — Господин Хэ? — девушка чуть хмурится, замечая в комнатушке ещё одного человека. Лицо незнакомки скрыто белым платком, как и у всех здесь. Однако выразительные глаза отчётливо выделялись среди всей этой однотонной серости обшарпанной лечебницы. Хэ Сюань был прав. У этой девушки действительно выразительные глаза. Однако… — Пожалуйста, оставьте нас ненадолго. Мне нужно провести осмотр. — Конечно, — он уходит, даже не прощаясь, и Хэ Сюань не знает наверняка, вернётся ли. Девушка провожает его взглядом, поправляет повязку и ставит небольшую миску на пол рядом с койкой. — Ничего не беспокоит? Болей в боку нет? — Терпимые, — девушка чуть хмурится. — Врёте? — Как могу? Лекарю? — Поверю на слово. Снимайте рубашку, — она сматывает тряпки с тела Хэ Сюаня, проверяя ранение, уже покрытое корочкой. — Отлично, — она надавливает на него пальцами, потом рядом, вокруг. — Не больно? — Хэ Сюань мотает головой. — Голова не болит? Не тошнит? Не лихорадит? — Чувствую себя прекрасно, — девушка щурится, пристально на него глядя, прижимает слегка тёплую ладонь ко лбу и облегчённо выдыхает. — Смотрите, Ваше Превосходительство, сокрытие симптомов ни мне, ни вам не на руку. — Разве могу я… — Знаем мы таких, — она ещё раз прощупывает рану. — Сегодня у вас «всё хорошо», а завтра вы возвращаетесь к нам с осложнениями. Все вы солдаты одинаковые… — Не вру я! — Хорошо, хорошо, — она поднимает миску с тряпками, в другую руку собирая уже грязные. — Если боли не возобновятся, можете возвращаться в строй через пару дней. — Не сегодня? — Не сегодня, — тоном, не терпящим возражений, произносит она. — Ладно. Приду проведать вас завтра, господин Хэ. — Постойте, — она останавливается, разворачиваясь к нему. — Что-то всё же болит? — Душа у меня болит, — он слабо улыбается, заговорщически подзывая её ближе. Та подходит, влекомая любопытством, и Хэ Сюань переходит на шёпот. — Вы знаете, кто тот мужчина, что сидел подле меня? — Его Высочество принц. — Ох, никакого сюрприза, — слегка наигранно сокрушается он. — У вас ко мне какое-то дело, господин Хэ? — Как вам он? Мне показалось, что вы ему понравились, — девушка не шевелится несколько секунд, а потом щурится. — Что вы имеете в виду? — Он очень заинтересованно вас разглядывал. Она вздрагивает. — Мне нужно идти, — быстро сказала она, резко выпрямляясь и уходя в сторону дверей. Кажется, Хэ Сюань что-то пытался сказать ей вслед, но она не слышала. Девушка выходит в тёмный коридор, закрывая за собой дверь. Здесь нет окон, а свечи стараются не зажигать для экономии, поэтому в кромешной темноте чужое тело застаёт её врасплох. Не успела. Попалась. Она и пискнуть не успевает, как её руки хватают и прижимают к стене над головой. Только рваный выдох срывается с её губ, когда глаза, немного привыкшие к темноте, различают знакомое лицо. — Ваше Высочество, — шепчет она, когда он испытующим взглядом прожигает его лицо. — Как-то неправильно… вот так… девушку зажимать… — Идиота не включай, — в ответ ей холодный голос. — Я знаю, кто ты, — по телу лекарши пробегает холодок. — Ну и кто же я? — ещё не теряющим надежды голосом спрашивает она. — Ты тот самый маг, которого мы недавно упустили. Глаза сужаются, а запястья в чужих руках дёргаются. — С чего вы взяли это, Ваше Высочество? — шипит, чуть ли не ядом плюётся. — Может, сказал вам кто? — По глазам узнал, — спокойно и уверенно говорит тот. — Глаза могут быть похожи… — Не так. — Отпустите меня, я буду кричать… — Что ж, кричи, — он хватает девушку за бок, резко притягивая туловище ближе и обжигающе шепча на ухо: — если ты не маг, значит, противиться мне не сможешь, так? Я всё-таки физически сильнее этого тела… Хуа Чэн надеется, что продолжать провокацию не придётся, и оказывается прав. Стоит его руке чуть сильнее надавить на талию, как на вид хрупкая девушка моментально меняет положения их тел и одним рывком буквально закидывает его в какое-то помещение, такое же тёмное, как коридор, но гораздо сильнее пахнущее сыростью. Дверь, судя по звуку, закрывается за ней, и вмиг комнату озаряет пламя, горящее на ладони… Юноши. Его лицо теперь не скрыто маской, а взгляд пронизывающий, пробирающий до костей. Глаза всё те же, но эта эмоция, эти блики от танцующего пламени — всё будто новое, чужое, непривычное… — В себя поверил? — безэмоционально произносит он, делая шаг навстречу Хуа Чэну и садясь совсем рядом. — И что же ты мне сделаешь? И глазом не моргну — спалю до тла. — Не спалишь, — он блефует, но юноша вскидывает бровь. — Ты здесь лекарь. Ты не убиваешь людей, а лечишь. — Вот именно. Я здесь лекарь, а не маг, — он подносит пламя ближе к его лицу. — Так что ты дашь мне неделю отсрочки, прежде чем придёшь ловить меня с солдатами. — Сдурел? Понимаешь своё положение? И кто перед тобой? — он красноречиво косится на пламя, и Хуа Чэн сжимает челюсти. — С чего мне давать тебе неделю? Пообещаю — отпустишь, а я приду через пару часов. И что тогда? — Тогда ты не позволишь мне предотвратить эпидемию, — Хуа Чэн хмурится, не понимая. Се Лянь трёт точку между бровей. — Сейчас… Сейчас здесь много больных. У них на теле язвы, лихорадка, симптомы похожи… Мне нужно время, чтобы найти лекарство. — Лекарство? Излечи их магией! — Никакой магии не хватит на такое количество людей, — он недоволен. Объясняет будто очевидные вещи пятилетнему ребёнку. — Ваше Превосходительство, ты… Многого не понимаешь. Хуа Чэн морщится от тепла и света горящего совсем близко у его лица пламени. — То есть… Ты не можешь исцелить их с помощью неё? — Долго объяснять, — он прикрывает глаза. — Короче — нет. Не могу. Хуа Чэн морщится. — Ну и толку тогда от тебя здесь? — А от тебя в армии много ли? — Я генерал. — А я — лекарь. И прошу не мешать мне работать, — он поднимает вверх указательный палец. — У меня неделя. Потом хоть взашей гоните, хоть вешайте. Мне плевать. Он поднимается, но пламя только сильнее озаряет комнату. Хуа Чэн теперь может бегло осмотреться: вокруг тряпки, какие-то бинты, вёдра… Всё составлено в каком-то беспорядке и больше походит на свалку, чем склад. — Дашь отсрочку? — А ты обещаешь вылечить Хэ Сюаня? — Что за глупые вопросы? Я лекарь. Это моя работа, и мне плевать, кто передо мной. Хуа Чэн хмурится. — И давно ты… Работаешь здесь? — Нет. Но лечу людей давно. Допрос окончен? — Нет, — он поднимается с пола. — Скажешь настоящую причину, зачем тебе неделя? Почему не сбежишь прямо сейчас? Вместе с тобой есть кто-то ещё? Семья? Близкие? — Здесь начинается болезнь, — его выражение лица не меняется. Он не лжёт. — Месяц назад я был на севере — Там… Там тоже что-то начиналось. Но я подумал, что можно излечить одного, чтобы предотвратить заражение других, что это станет спасением… — Но? — спрашивает Хуа Чэн, когда Се Лянь замирает. — Те же симптомы теперь здесь. Хуа Чэн рвано выдыхает. — И ты… Хочешь понять, как исцелить их без магии? — Хочу, — он кивает, и пламя его постепенно горит всё слабее. — Если… Если им дать ответ на вопрос, как вылечиться без магии, то они будут здоровы и потом. Дай людям колдовство — и они будут здоровы, покуда колдуны есть. Дай людям медицину — они будут здоровы всегда. Хуа Чэн медлит, прежде чем вынести вердикт. Пойти против закона, но дать шанс на спасение от эпидемии? Он, вроде, не врёт. Но если врёт, то вина за падение Уюна будет полностью на нём. Принц, что разрушил собственное государство. — Тебе неделя, -спустя минуту раздумий говорит он. — Затем я посещу это место. Не уберёшься — на этот раз сбежать не сможешь. Он покидает здание, седлает коня и лишь напоследок оглядывается в сторону лечебницы. Тёплый, но сильный ветер раздувает лёгкую ткань занавесок, через которые Хуа Чэн отчётливо видит лицо Ляня — но вот дуновение ветра, закрывающее занавеской его лицо вновь, и от него отворачивается уже юная девушка. Лишь взгляд её не изменился. Всё такой же…❀
Не прошло и недели после столь сокрушительной для Хуа Чэна миссии по поимке — как уже выяснилось — мага, как столицу посетил наследный принц Юнани, Его Высочество Лан Цянцю. Союз двух государств был крепок, гораздо крепче чем с оставшимися двумя из Союза Четырёх. Уюн был словно отец для молодой и развивающейся Юнани, а близость культур лишь сильнее способствовала их единению. Лан Цянцю прибыл, сопровождаемый лишь двумя телохранителями и близким другом принца, его правой рукой. Несмотря на любовь родного государства к пышности и грандиозности, вопреки культуре и предпочтениям даже родных родителей и младших братьев и сестёр, он не привык к излишней роскоши и бахвальству, всегда беря с собой лишь необходимое (или необходимых). Цзюнь У всегда с распростёртыми руками встречал послов из союзных государств, принца же приветствовал лично. — Ваше Высочество, — Лан Цянцю и вся его немногочисленная свита отвешивают ему поклон. Цзюнь У же ограничивается небольшим, подчёркивая разницу статусов. — Рад приветствовать вас в Уюне. Надеюсь, дорога ваша была спокойна и безопасна, — он жестом приглашает пройти гостей в обеденный зал, стол в котором уставлен яствами со всех сторон света. — Приятно видеть, что территории вашего государства как всегда плодородны, народ не бедствует, а дворец Шэнью как всегда гостеприимно встречает гостей, — он улыбается. Ненужные формальности, но Цянцю позволяет озвучить то, с чем действительно согласен. — Надеюсь, наши переговоры о поставках новых тканей будут столь же благополучны, как ваше процветание. Несложно догадаться, зачем здесь принц Юнани. Под внешней оболочкой «радушного приёма» скрывается обсуждение поставки нового оружия для солдат соседнего государства У каждого из Союза Четырёх есть своя стезя, в которой они хороши. Плодородные почвы Юйши позволяют доставлять во все соседние государства пшеницу, рис и фрукты; богатая на металлы местность Уюна и большое разнообразие литейных дел мастеров делают его лидером по производству оружия; Юнань славится своими роскошными тканями, особенно шёлком, который они производят по секретной технологии, а Сюйли — духами, ароматическими маслами и специями. Вооружение союзников лежало на плечах Уюна, и хотя в состоянии войны сейчас находилась лишь Юнань, присоединяя очередную мелкую колонию, оружие солдатам для поддержания правопорядка в стране было необходимо всем. — Надеюсь, Его Высочество Лан Ин пребывает в добром здравии, — произносит Цзюнь У с улыбкой, жестом прося подать вино. — Отец, слава богам, здоров. — Передавай ему мои поздравления с очередным военным успехом, — произносит он со сдержанной улыбкой. Лан Цянцю почтительно кивает. — Его Высочество наследный принц не удостоит нас визитом? — Цянцю редко виделся с Хуа Чэном, но считал его достаточно хорошим собеседником. В те редкие дни, когда он оставался здесь, ему было проще найти общий язык с человеком, что ближе ему по возрасту. — К сожалению, его хороший друг немного… Приболел, и он сейчас навещает его у лекаря, — уклончиво отвечает Цзюнь У. — Но я уверен, он посетит нас немногим позже. После трапезы они перемещаются в переговорный зал. Он гораздо меньше, но места для охраны принца и его друга там предостаточно. — Итак… Вы хотите запросить у нас тысячу мечей Гангти? — Всё верно. Отец считает, что новейшая сталь поможет нам наиболее мирно договориться с жителями Цаофана. — Что ж, хорошо. Наши мастера сделают все необходимые подсчёты, чтобы узнать точное время на их изготовление и поставки. — Благодарю вас, — он просит одного из стражников подать ему несколько рулонов ткани. — А это подарок лично от моего отца вам, Ваше Высочество. Лучший шёлк, прочный и утончённый, специально для вас или ваших любимых наложниц. Вскоре мы сможем организовать поставки этих тканей к вам напрямую, если они придутся вам по вкусу.❀
Хуа Чэн не возвращается во дворец ни в тот день, ни на следующий. Гонец сообщает императору, что генерал, не доехав до дворца, получил срочное извещение о бунте на границе с Юнанью, поэтому срочно отправился туда.Цзюнь У одобрил его порыв и сообщил Лан Цянцю о том, что на этот раз с Хуа Чэном пересечься им не удастся. Цзюнь У по приезде вызвал его к себе, и Хуа Чэн, успевший с дороги лишь умыться, сразу же отправился в покои императора. — Ты на славу потрудился, — говорит он, передавая бумаги одному из советников. — Восстание подавили, если слухи не врут. — Ни слухи, ни мой отчёт не врут. Это действительно так. До нас дошли слухи, что на границе начались волнения, и когда мы приехали, бунтовавших было не более сотни. Со мной были лучшие солдаты, поэтому разогнать кучку бунтующих было несложно. — В чём причина бунта? — Хуа Чэн хмурится, будто не знает, как сформулировать так, чтобы не оскорбить брата. — Ну? Я слушаю, говори как есть. — Ваше Высочество… Причина его в том, что… — Цзюнь У ни с того ни с сего падает на пол, и Хуа Чэн в два шага оказывается у него, держит его тело в руках, пока сердце бешеным ритмом заходится в груди — Брат! Брат, ты меня слышишь? — Хуа Чэн дрожащими руками сжимает его лицо, смотря на то, как оно постепенно белеет, теряет жизненный цвет. — Лекаря! Стража, ведите лекаря! Не проходит и двух минут, когда в комнату вбегает Мэй Нянцин. Хуа Чэн предоставляет ему место, и тот ощупывает его, смотрит глаза, слушает сердцебиение, пытается отыскать пульс. — Он дышит, — подрагивающим голосом заявляет тот. Хуа Чэн сидит рядом на коленях и, вперив глаза в лицо брата, не может оторваться. Он ловит любое малейшее изменение в его положении, следит за лекарем. Ему можно доверять — бок о бок с императором они пережили многое. Кажется, Цзюнь У даже себе не доверяет так, как доверяет ему, негласно советуясь даже в некоторых вопросах политики, словно с императрицей, не сведущей в этом, советуется любящий муж. И это только распаляет пламя сплетен во дворце. — Что с ним? — еле заставляет себя задать волнующий вопрос Хуа Чэн. — Пока не знаю. Будто обморок, — он сводит брови к переносице, — дыхание в норме, сердце бьётся ровно. Пульс есть. Будто он… просто прилёг отдохнуть, — стоит ему произнести эти слова, как Цзюнь У резко дёргается и чуть не истошно кричит, переворачиваясь на бок и вцепляясь в ногу сидящего рядом лекаря. — Брат! — Ваше Высочество! — он глушит собственный крик боли, видя, как тому сейчас плохо. Цзюнь У загнанно дышит, держась за сердце, будто его прямо сейчас порвёт на части. Нянцин пытается надавить на чужое запястье, чтобы дотянуться до сумки и помочь ему. — Ваше Высочество Хуа! Помогите! Хуа Чэн быстро отрывает его руку от ноги и теперь сам оказывается под его натиском. Цзюнь У явно в бреду, он не осознаёт ни черта, когда сжимает чужую ладонь в своей, сжимает практически до хруста костей. Мэй Нянцин достаёт какую-то баночку, ставя её рядом, уже не трясущимися руками переворачивает массивное тело на спину и заглядывает ему в лицо, обнимая то руками. — Ваше Высочество, ты меня слышишь? — Цзюнь У разлепляет веки. По его лбу стекают капли пота, он мало что соображает, но сейчас смотрит на лицо Нянцина над собой и явно осознаёт, кто перед ним. — Мэ. Мэй… — еле хрипит он. — Сердце болит? Где болит? — Бо… Боль… — он хватается рукой за ткани одежд на груди где-то посередине. Мэй Нянцин быстро припадает к груди рядом, но не понимает: сердце бьётся быстро, но не сбивчиво, и всё просто оттого, что он так загнанно дышит. В чём же проблема? — Я дам тебе таблетку, не глотай её, понял? — Он сжимает челюсти, корчась от очередного приступа. — Рассосёшь её, понял? Ты понял меня? — Да… — Отлично, — он вытряхивает из баночки маленькую пилюлю и с силой разжимает челюсть. — Рассасывай! В тот вечер все приближённые короля стояли на ушах. Совет чуть не настроился было передавать пост младшему брату, пока тот дежурил у кровати брата, словно верный пёс, ожидая вердикта Нянцина. — Здесь два варианта, — когда Цзюнь У наконец уснул, лекарь сменил холодную повязку на его голове. Под вечер началась лихорадка. — Либо это заболевание, незнакомое мне прежде, симптомы которого я не могу определить наверняка, либо… Хуа Чэн боится это услышать. — Либо это та же болезнь, что погубила его отца и деда. Хуа Чэн массирует виски. Это всё неправильно, неправильно… — Ваше Высочество, — он смотрит на наконец расслабленное лицо Цзюнь У, когда обращается к принцу. — Мне кажется… Я посмею предположить, что… — Что это проклятье, — заканчивает за него Хуа Чэн. Он смотрит на Мэй Нянцина, который, очевидно, боится заявлять такое напрямую. — Да, — кивает он. — Но не новая ли это болезнь или проклятье нам не узнать… У них мало знаний в сфере медицины, они не владеют колдовством, даже несмотря на то, что мать Нянцина была сильной ведьмой. Они просто не смогут этого выяснить. Но рука Хуа Чэна в решительности сжимается. — Нам не узнать, — повторяет он, поднимаясь со стула. — Нам не узнать! — воодушевлённо вскрикивает он, быстро выходя из покоев. — Конюх! Будите конюха! Срочно, лошадь мне! — Ваше Высочество, — Нянцин сжимает рукав его одежд, силясь заставить одуматься. — Сейчас в зале совещаний сидят высшие чины, обсуждая судьбу Уюна… Вы должны быть рядом… — И что же мне?! Сидеть на месте и ждать?! — Мэй Нянцин сильнее сжимает рукав. — Ваше Высочество, я… — А-Чэн? — голос, доносящийся из покоев, усмиряет обоих. Конюх, подорванный по приказу принца, одним жестом отсылается обратно. — Брат? Брат, как ты? — он берёт его руку в свои, обнимая ладони и усаживаясь на стул. Руки холодные, но ему, похоже, стало легче. — Я в порядке, — он слабо улыбается, переводя взгляд на Мэй Нянцина, стоящего за спиной Хуа Чэна. — Заставил я вас поволноваться, да? — Не то слово, — скрывая беспокойство в голосе, произносит лекарь. — Очень плохо, — он старается приподняться на локтях. — Ваше Высочество, лежи! — Мэй Нянцин быстро подскакивает к нему, укладывая обратно на подушки. — Нельзя сейчас вставать. Отдыхай. — Отчего же нельзя? Разве ноги мне отрезали? — он шевелит ими, как бы в опровержение собственного предположения. — Да нет, на месте, вроде. Почему же запрещаете? — Потому что отдых тебе нужен, брат, — он всё же усаживается вопреки недовольному взгляду лекаря. — Позовите Е Гуанмина. Хуа Чэн врывается в зал совещаний, и лица всех в тот же миг устремляются на него. Однако он прожигает глазами только приближённого советника Цзюнь У, его правую руку. — Пиши мою последнюю волю, — спокойно говорит Цзюнь У, стоит тому подойти к кровати. Хуа Чэн вспыхивает и переглядывается сначала с лекарем, потом с братом. — Ваше Высочество, — как можно сдержаннее произносит он. — Не нужно этого… — Отчего же не нужно? А-Мин, прошу, садись за стол и пиши. — Брат… — А-Чэн, — он улыбается. — Это для твоего же блага. Ты и так займёшь трон после меня, я знаю, но мы же не хотим, чтобы моя воля поддавалась сомнению? — Брат, ты не умрёшь, — Цзюнь У усмехается. — Все мы однажды… — Но не так скоро! — А-Чэн, — он жестом подзывает его ближе. — Это неизбежно. Мой дед болел, мой отец болел, и вот я тоже… — Это всё какое-то безумие, — он сглатывает. — Ты был абсолютно здоров, и господин Мэй не может определить, что это за хворь… Брат, нам нужна помощь. Мы должны понять, что это такое… — Ваше Высочество, — вмешивается лекарь. — В чём-то принц прав. Это и правда не похоже на простую болезнь. Нам нужно лучше изучить её, чтобы мы могли помочь вам… — Но завещание-то я оставить могу? — он мягко улыбается. Они ничего не могут сказать. И через три дня Цзюнь У становится хуже.