Якорь прошлого

      В эти дни Намджун особенно плохо спит, и Чимин не знает, что с этим делать. Снотворное он отказывается пить, сильные успокоительные ему не продадут, терапия разговорами не помогает. Он не знает, как ему помочь, поэтому старается хотя бы просто быть рядом с ним и утешать объятиями или молчаливым присутствием. Чимин берёт срочный отпуск (ссылается на болезнь кого-то из родителей), отменяет все свои планы и посвящает своё время горю Намджуна. Он неразговорчив, скуп на эмоции и мысли, а бездействие морально добивает. Намджун не теряет аппетит, но может в течение получаса размешивать в тарелке еду и думать о чём-то своём. Он уходит глубоко в себя и даже не даёт прогноза, когда сможет вылезти наружу. Намджун безостановочно вздыхает. Моментами он отвлекается на интернет или книгу, но иногда Чимин ловит его в особо беззащитные моменты: когда Намджун, сидя в кресле и держа книгу в руках, стеклянными глазами смотрит куда-то на стену. Он задумывается так сильно, что не слышит ничего вокруг себя. Моральное истощение. Чимин благодарен судьбе за их воссоединение, но он не думал, что это произойдёт по такой ужасной причине.       Они сидят на кухне, совместный ужин, Намджун двигает вилкой в тарелке и крутит во второй свободной руке визитку, и Чимин спрашивает о ней.       — Она не даёт мне покоя, — поясняет Намджун и передаёт визитку в руки Чимина, тот изучает её, но не находит ничего необычного или загадочного. — Её отдал Юнги один парень, когда мы уходили из клуба. В тот последний день. Он позвал его куда-то в эту пятницу.       — В эту пятницу? — удивляется Чимин и кладёт визитку на стол. — Куда? Что он сказал? И... что ты решил?       Они ужинают в квартире Намджуна, Чимин приготовил жаренный тофу с лапшой и овощами. Они сидят друг напротив друга за столом, свет включён только на кухне, слышно, как работает посудомоечная машина (Чимин купил её в квартиру Намджуна до расставания с ним, потому что считает, что она помогает экономить время и силы), после ужина они планируют лечь спать. Чимин ещё не чувствует сонливость, поэтому рассчитывает лечь с Намджуном в постель и почитать кто-нибудь из его книг (у него их огромное количество, в последний раз Чимина заинтересовали «Японские мифы и легенды»).       — Не знаю.       — А что это за парень?       Намджун вместо слов дёргает плечами – он не знает. Он ничего не знал о Юнги. Только недавно он начал раскрываться ему, а потом не выдержал и сорвался.       — Возможно, это его друг, — предполагает Чимин, и Намджун задумчиво кивает головой. Есть не хочется. Он отставляет тарелку в сторону, Чимин перелавливает его настроение и разливает чай по кружкам. — Если хочешь, я могу сходить туда и всё узнать. Ты говорил, что Юнги... что у него было... у него была как будто вторая жизнь, о которой он тебе не рассказывал.       — Не хотел бы я там появляться, тот парень не вызывал доверия, Юнги уже несколько раз упоминал какого-то Сокджина, надо об этом узнать. Если бы он назвал его имя только один раз, то я бы не запомнил, но это было несколько раз, да и голосовую его я переслушиваю, — Намджун обхватывает кружку ладонями и вспоминает тот день. Этот парень ему не понравился с первой секунды. Неужели у Юнги были подобные друзья? Разве Юнги может дружить с недостойными личностями? — Мне... надо готовиться к похоронам, нужно сообщить всем о времени. Господи, — он накрывает лицо ладонями. — Я понятия не имею, кому я ещё должен сообщить об этом. Чёрт, ещё эта экспертиза… Я совершенно не знаю, с кем Юнги поддерживал связь. Он говорил, что шесть лет назад обзавёлся какой-то компанией, они все вместе жили в одном доме. В Ахёндоне. Они вместе употребляли, но после смерти Чонгука их компашка развалилась. Это было шесть ебучих лет назад. — Он чувствует себя ещё отвратительней. Что же он за друг, если ничего не знал о нём? — Как мне их найти? Что это были за люди?       — Я могу попросить менеджеров и знакомых помочь мне в этом.       — Я даже не знаю, стоит ли их звать.       — Почему?       — Юнги боялся с ними встретиться.       — Почему? Они угрожали ему? Боялся, что вернётся в прошлое? Боялся, что сорвётся?       — Возможно. Я не знаю, он не говорил.       — Ты читал его дневник? — спрашивает Чимин, когда припоминает тот день, когда Намджун вернулся с дневником из квартиры Юнги.       — Нет.       — Там должны быть ответы.       — Не знаю.       — Если он понимал, что скоро... не выдержит, то наверняка он постарался всё объяснить.       — Мне тяжело.       — Я рядом, Намджун, всегда рядом, — Чимин пододвигается к Намджуну, сидя на стуле, и накрывает его ладонь своей. Холодные руки. Тяжело поддерживать веру в человеке, который уже ничего не сможет вернуть назад. Когда он оправится после такой потери? И даже если однажды он оставит позади этот травмирующий опыт, всё равно в жизни будут наступать мгновения, когда Намджун вспомнит о Юнги и мысленно вернётся в ту ночь, когда потерял друга. Воспоминания никогда не оставят его, потому что Юнги – часть его жизни. И Чимин понимает его.       — Знаешь, Намджун, ты не будешь спать спокойно, пока всё не выяснишь. Тебе станет легче жить.       — Откуда такая уверенность? — скептично спрашивает Намджун. — А если он занимался какими-то вещами похуже? Если он намеренно ничего мне не рассказывал? Убивал? Угрожал? Что-то ещё хуже?       — А если всё было не так страшно, как ему казалось? Наверное, он думал, что был отвратительным человеком, потому что просто не умел любить себя.       — И от этого так паршиво на душе. Я знал, что он не особо доволен собой, он посещал психотерапевта, но говорил, что это просто невроз.       — Вам ещё многое предстояло обсудить? Что ты хотел бы сказать ему?       — Что Юнги был в порядке. С ним всё было в порядке. И я обязан похоронить его рядом с Чонгуком.       Сейчас сердце лопнет. У Чимина заламываются брови, он в трагичном удивлении смотрит на Намджуна.       — Он хотел, чтобы его похоронили рядом с ним? — комната погружается в трагичное молчание.       Намджун смотрит в тёмный коридор за спиной Чимина и вспоминает квартиру Юнги. Весь её вид буквально кричал о его плохом состоянии, будто бы в ней уже давно никто не жил. Что-то в духе старых нежилых чернобыльских квартир. У депрессии может и не быть лица, но тогда она найдёт самовыражение через что-то другое.       — Он и деньги собрал, чтобы мне не пришлось мучаться с этим. Чёрт. Я только сейчас вспомнил. Он когда на больничный ушёл, — Намджун убирает руки с лица, — сказал, что нашёл работу с хорошей зарплатой. Сказал, что хочет накопить на одно дело. Что это было за дело?! Это?!       Слёзы идут из глаз от беспомощности.