Я скажу тебе все, что на сердце...

Странный месяц – сентябрь. Не то конец лета, не то – начало осени. Природа будто думает, качнуться ей к холодам или обратно, к летнему теплу. И вот качается – то туда, то сюда. Иногда с утра Димуська требует отменя надеть куртку:  - А то будешь зубами стучать, Кирь. У тебя подкожной жировой прослойки не наблюдается. Ты мерзнешь больше, чем те, у кого она есть.  - Её нет в комплектации, - отмахиваюсь я, -  а куртку давай. Днем же можно в рубашке ходить. Хоть я на перерыв никуда не выхожу, не люблю этого. Вот Димка – тот всегда топает в сквер, неподалеку от их отделения. Там пьет кофе и ест пышки или берет с собой что-нибудь на перекус из дома. Бутерброды с огурцом и вчерашней курицей, например. И обедает, глядя на первые желтые, то лимонные, то рыжеватые листья на деревьях. Греется на нежарком солнце, поглядывая на приближающуюся тучу. Это я знаю, потому что он иногда присылает мне селфи. Конечно, только в тех случаях, когда у него есть время. Иногда дела так закручиваются – не до селфи, и даже обедает перед тем, как я приеду. А порой пишет, чтобы я ехал домой, мол, задерживаюсь. Осень тихо идет по улицам города. И уже все чаще дождь, и все реже хочется посидеть на летних верандах в кафе в выходной. И куртка нужна даже днем.       Отпуск нам снова не светит. Мечта о поездке на Мальдивы накрылась «медным тазом». И от этого на душе так паршиво, что нет слов, во всяком случае, литературных. Остались лишь нецензурные. Просто стараюсь не думать о белом песке и лазурных волнах. На работе мрачно делаю свои дела, порой резко отчитывая тех, кто живет обычной жизнью, не «упахиваясь» за троих.  - Вы пришли сюда работать, а не развлекаться! И не бездельничать! Мне почему-то даже не стыдно. А дома Дима обнимает и тепло шепчет на ухо:  - Кирюшка, не расстраивайся. Еще поедем отдыхать, непременно. И у меня от этого шепота начинает щипать в носу, а на глаза наворачиваются слезы. Почему – самому непонятно. Не из-за сорвавшейся поездки ведь? Просто с детства остались там, внутри, невыплаканные слезы. Много-премного. Будто капли на оконном стекле. Димка варит какао, добавив сахарозаменитель для меня, посыпает белыми шариками маршмеллоу, и включает старый-старый фильм.  - «Стрелы Робин Гуда». В детстве обожал этого персонажа, на даче даже играли в «Робин Гуда». Дедушка научил меня делать меч из доски, я порезался, ходил неделю с бинтом, будто по правде ранили в бою. А лук сам делал и стрелы. Правда, они плохо получались, а покупной, детский, казался несерьезным. В фильме звучат песни, тоже старые-престарые, я их раньше и не слышал никогда. И теперь они прочно ассоциируются у меня с Димой и этими сентябрьскими днями. Средь оплывших свечей и вечерних молитв Средь военных трофеев и мирных костров Жили книжные дети, не знавшие битв Изнывая от мелких своих катастроф…       Я прекрасно помню Димку десятилетним – у бабани видел старый фотоальбом. И точно знаю, что у Димы были ямочки на щеках и облезающий от солнца нос. Закрываю глаза и пытаюсь представить, как он был вот таким, «книжным ребенком», который бесстрашно мог вступиться за тех, кто слабее. Не боясь ни тумаков, ни синяков. Он и остался таким, рыцарем без страха и упрека.  - Ой, Кирюш, да ты спишь уже, - доносится доменя. Дождь стучит по стеклам. А мне кажется, что это стучат деревянные мечи. И фильм становится частью яви. И кружил наши головы запах борьбы Со страниц пожелтевших слетая на нас.       Осень медленно окутывает город по городу, плачет, провожая лето. Листья облетают от порывов ветра. Вот бы туда, где оно, лето, ждет нас с Димой. К океану, нагретому солнцем деревянному настилу, по которому можно пройти босиком. К причудливым подводным жителям, которых можно увидеть во время дайвинга. К прогулкам на катере. К той жизни, которой нет здесь, в Питере… Хочется удержать лето, пока оно не скрылось в далеком «прошлом».       Мы выбираемся в парк в первый погожий денек. Хотя денек – это сильно сказано, три часа или чуть больше. С утра в выходной Диму срочно вызвали на работу, и вернулся он к обеду.  Настроение было уже не просто на нуле, а где-то ниже плинтуса.        Старый - старый парк. Тихие аллеи, почти безлюдные, мостики и разноцветные деревья. И вдруг душа ощущает невиданный покой. Все складывается так, как должно. Все идет своим чередом. Эти деревья, величественные, статные, переживающие не первую сотню лет. И эти дома – ровесники деревьев. И причудливые мостики - все складывается гармонично, будто ноты в мелодию. Будто ложатся краски на холст.       Надо видеть красоту в мелочах, идти своей дорогой и радоваться тому, что есть. Наверное, жизнь рядом с Димкой меня научила этому. Он умеет – сфоткать нападавшие на парапет листья так, что простое фото кажется шедевром. И ахнуть при виде причудливого облака, напоминающего дружелюбного дракона. И сказать вдруг:  - Знаешь, Кирь, мне осенний Питер напоминает старый письменный стол. Что-то надежное, серьезное и монументальное. А на столе – эти листья, как листы с заметками…       Надо понимать эту красоту, так, как понимает ее Димка. Я пока не умею. Но я научусь, непременно. И, может, пойму, что надо просто жить. Жить, радуясь каждому дню. Делать небольшие шаги, вглядываясь в облака-драконов и мосты. Бросать уткам хлеб. Идти по аллеям, на ходу подкидывая ногами желтые листья. Разглядывать паутинку между веток.       Вдыхать запах кофе с корицей, старых книг в букинистическом, увядающих астр в букете. И идти, идти, все дальше и дальше. Оставить дорогое авто на стоянке и просто шагать. Позволить себе никуда не спешить. И в руке – теплая ладошка того, кто дороже всего мира.       Дома после прогулки Дима наводит порядок на книжных полках. Протирает пыль, бережно смахивая ее с пожелтевших страниц очень старых книг, привезенных из дома. И с рамок фотографий, где мы – вдвоем у моря.  - Осень – время расставить все по местам. Дома, и просто в жизни – тихо говорит он. А из колонки негромко звучит осенняя мелодия. Она у каждого своя.