Неоконченные сказания о попаданцах

      Усевшись на скамейку, сперва мы с Гэндальфом, конечно, закурили.       Через какое-то время пускания клубов дыма мы наконец начали говорить.       — И кто же послал тебя? — осторожно спросил Гэндальф.       — Манвэ и его жена Варда, — прямо сказал я.       — Хм, — задумчиво протянул волшебник, побарабанив пальцами по скамейке. — Неужели мы, Истари, настолько плохо справляемся, по их мнению?       Сказал бы я тебе что думаю об «Истари», да боюсь, тебя удар хватит от обилия мата. Истари, то есть волшебников, всего пятеро, и их изначальная задача, поставленная перед ними высшими силами, заключалась в борьбе с Сауроном. С Саруманом всё и так ясно, с этим прихвостнем тьмы, а вот судьба двух других любопытна. Их кличут «Синими магами», и они никакого участия в войне с Сауроном не принимали, предпочитая шататься где-то далеко на востоке. Думаю, «синими» их называют не просто так…       — Я чувствую в тебе немалую силу, — качнул головой Гэндальф. — Но боюсь, ты не умеешь ей пользоваться в полной мере.       — Верно, — сказал я. — Я получил силы от Варды, создательницы звёзд, поэтому думаю, что моя магия должна быть тесно связана с небом. Но я не знаю, каков мой цвет.       В Средиземье магия — вообще очень странная штука. Она проявляется не в заклинаниях или чарах, а в чем-то максимально абстрактном. Например, здесь творят магию, исполняя песни и читая стихи, а сам этот мир был создан в результате коллективной песни высших существ. И волшебники не просто так имеют связанную с цветом приставку к своему имени, будь то Гэндальф Серый, Радогаст Бурый или Саруман Радужный.       — Твой цвет мне неведом, но в одном я могу тебе помочь, — сказал Гэндальф. — Я могу помочь тебе разобраться в нюансах твоей силы, но взамен я прошу…       — Что? — спросил я, прекрасно зная, что он ответит.       — Твоего участия в борьбе против Саурона.       — Я думал, это и так само собой разумеется, раз меня сюда направили Валар? — вопросительно приподнял бровь я.       — Ну знаешь, — волшебник пожал плечами. — Многие Майар, которые изначально были воплощены для того, чтобы творить добро, в итоге перешли на сторону Мелькора.       — Верно, — кивнул я. — Ведь воплощать своё видение мира приятнее, чем сеять доброе, разумное и вечное. — Я затянулся табачком. — Скажи, Гэндальф, неужели ты считаешь, что Саурон уцелел?       — Нет оснований полагать, что он уничтожен, но и нет доказательств обратного, — сказал серый маг. — Как говорит Саруман Мудрый, Кольцо Всевластия, скорее всего, было утрачено в водах реки Андуин, а без него Саурону не вернуть былой мощи.       «Сказал бы я тебе, как дела обстоят на самом деле, но позволю тебе допереть до этого самому».       — Кстати, ты не задумывался, что Саурона нельзя считать равным его хозяину, ведь Саурон всё это время служил кому-то другому, а не самому себе? И если я правильно помню, Саурон, в отличие от Моргота, стремился к власти, а не горел деструктивным желанием уничтожить Арду, не так ли?       — Неужели ты оправдываешь его? — Гэндальф нахмурился.       — Нет, но если я правильно помню, то после падения Мелькора Саурон искренне раскаялся, но из гордыни не явился на суд Валар и вновь обратился к злу?       — Мне это неведомо, — продолжил хмуриться Гэндальф. — Ты достаточно вольнодумен для светлого Майа.       — Просто я обладаю критическим мышлением, а не слепо следую догматам, — возразил я. — Например, почему Эру не низверг Саурона в Пустоту так же, как он поступил с Мелькором? Эру ведь любит своих детей и не хочет, чтобы они страдали от действий Саурона? Тогда почему он не вмешается напрямую, а лишь позволяет своим подчинённым косвенно на что-то влиять?       — Не нам судить о помыслах Единого, — недовольно сказал Гэндальф. — Давай не будем об этом.       — Как хочешь, — пожал плечами я. — Но считаю нужным прояснить один момент. Я помогу тебе в твоих планах, но я не твой подчинённый. Я независим, а следовательно, мои действия также зависят от меня и только меня. Я не позволю никому диктовать мне, что я должен делать.       — Ох, какой норов! — рассмеялся Гэндальф. — Далеко пойдешь, если никто не остановит тебя. Не беспокойся, у меня и в мыслях не было пытаться контролировать тебя. Я надеюсь на честное, взаимовыгодное и плодотворное сотрудничество с тобой, а это возможно только в том случае, если я буду честен. Как видишь, я ничего от тебя не скрываю, Мэллон.       — Хорошо, — согласился я. — Пошли уже в дом, а то старина Бильбо нас заждался. Ты будешь на празднике в честь его дня рождения?       — А как же? Зря, что ли, фейерверки привез? — он качнул головой в сторону своей повозки, доверху забитой пиротехникой. — И да, возьми уже у Бильбо сапоги, хватит ходить босым. Ты не хоббит и не обладаешь волосатыми грубыми ногами, пригодными для ходьбы по камушкам и гальке.       Вечером все население Хоббитона собралось на небольшом поле, превращеном в сеть шатров разного назначения. В одном ты мог взять полную кружку пива, а в другом послушать байки Бильбо о троллях. Гэндальф же нескончаемо пускал салюты разной степени вычурности.       Заприметив двух сорванцов, ошивавшихся возле повозки Гэндальфа, я не стал им мешать воровать у волшебника самый роскошный фейерверк и позволил им запустить его. Искры от салюта создали фигуру гигантского дракона, которая напугала до усрачки всех гостей праздника. Жаль, что Мэри и Пиппину после этой выходки пришлось мыть всю посуду.       — Бильбо, речь! — крикнул Фродо, а все присутствующие, уже изрядно запьянев, подхватили его слова.       Бильбо забрался на бочку и начал перечислять пришедшие на пиршество хоббитские кланы.       — Мои дорогие Бэггинсы и Боффины. Туки и Брэндибаки. Граббы, Чаббы. Рогодуи, Болджеры. Брейсгирдлы и Большеруки!       — Большеноги! — поправил его развалившийся на стуле толстяк.       — Сегодня мой сто одиннадцатый день рождения. Половину из вас я знаю вполовину меньше, чем хотел бы знать, а другую половину люблю вполовину меньше, чем вы того стоите. Я… — он запнулся и посмотрел на начинающего волноваться Фродо. — У меня есть дела. Я ухожу от вас. Позвольте тепло с вами проститься. Прощайте.       Вжух — и фигура старого хоббита растворяется в воздухе.       Раздается поражённый возглас толпы, а Гэндальф от неожиданности давится табачным дымом.       Пока все присутствующие находились в глубоком недоумении, волшебник незаметно слинял с торжества и направился к дому Бильбо. Я последовал за ним.       — Думаешь, это было остроумно? — спросил Гэндальф, заходя в нору Бэггинсов.       — Да брось, Гэндальф! — отмахнулся Бильбо, бегающий из одного края дома к другому и собирая вещи.       — В мире много волшебных колец, Бильбо Бэггинс, и ни одно из них нельзя использовать легкомысленно.       Гэндальф, конечно, лицемер ещё тот. На протяжении долгих лет использует одно из выкованных Сауроном колец — Нарью.       — Ты оставишь его Фродо? — спросил маг.       — Конечно, оно в конверте над камином, — махнул рукой Бильбо, но тут же застыл, засунув руку в карман. — Нет, оно у меня в кармане…       — Неужели так сложно избавиться от него?       — Сложно? Пф! — фыркнул Бильбо, но вместо того чтобы отдать его Гэндальфу, стал водить пальцем по кольцу. — Но зачем? Оно моё. Моя… Прелесть.       — Прелесть? — изумился Гэндальф. — Кое-кто называл его так раньше.       Тут Бильбо взорвался.       — Какое тебе дело до моих вещей? — закричал он. — Ты хочешь меня обокрасть!       Гэндальф словно стал больше, вытянувшись. За его спиной возникла тень, а голос прогрохотал:       — Бильбо Бэггинс! Я тебе не какой-нибудь ярмарочный фокусник. Я не пытаюсь тебя ограбить. — Тут его отпустило, и это ощутимое кожей давление пропало. — Я хочу помочь.       Бильбо расплакался и в итоге ушёл из дома, не без труда бросив кольцо на пол.       Вскоре в дом вбежал взволнованный Фродо.       — Он ушел, да? Я не верил, что он сделает это.       Но Гэндальф словно потерял связь с реальностью.       — Прелесть… Моя прелесть… — бормотал он, погрузившись в себя и выпуская клубы дыма. — Загадки в темноте…       Я сидел рядом и, раскачиваясь в кресле-качалке, вторил ему:       — Смеагол… Прелесть…       Затем, остановившись, я посмотрел в воображаемую камеру и сказал:       — А вы знали, что в первом издании «Хоббита» Голлум был готов держать пари на своё кольцо и отдать его Бильбо в случае проигрыша. Когда Голлум проиграл, то был разочарован тем, что кольца у него уже не было, а оно лежало в кармане Бильбо. Голлум полагал, что потерял кольцо, и в качестве альтернативы показал Бильбо выход из подземелья. Они расстались вполне по-дружески. И лишь во втором издании Толкин, решивший написать продолжение, поменял эту историю, считая, что такую вещь Голлум ни за что бы не отдал добровольно. А эту историю он обыграл так: дескать, Бильбо, тронутый скверной кольца и желая узаконить свои права на него, рассказал всем ложную историю о том, как он выиграл в игре в загадки кольцо у Голлума и как тот провел его к выходу.       — А? — Гэндальф пришёл в себя и недоуменно посмотрел на меня. — Что случилось? Ты сейчас на мгновение словно пропал из реальности и тут же вернулся.       — Да так, — отмахнулся я.       Гэндальф повернулся к Фродо.       — Храни его. Я должен ехать.       Собравшись, Гэндальф вышел из дома, намереваясь направиться в Гондор и изучать там материалы о Кольце Всевластия. В фильме это было представлено как несколько месяцев, но вот в книгах… В книгах его не было шестнадцать лет. Представьте себя на месте Фродо. За такой срок он и думать забыл о кольце и о каком-то там волшебнике — и тут спустя несколько лет Гэндальф вновь объявляется, как батя ушедший за хлебом и вернувшийся тогда, когда он меньше всего нужен.       Чтобы дед не бегал туда-сюда понапрасну, я решил сказать ему о Кольце прямо сейчас.       — Слушай, Гэндальф… — начал я. — Сдается мне, ты собираешься скакать в Гондор и изучать архивы?       Старик остановился и посмотрел на меня с прищуром.       — Думаю, это необязательно, — сказал я. — Манвэ наделил меня некоторыми знаниями. Например, я знаю, как определить то самое Кольцо…       Гэндальф вздохнул, посмотрел на луну и пригласительно махнул на многострадальную лавочку.