Double Touche

Утром в душе я периодически оглядываюсь на дверь. Я ожидаю, что Гондон сейчас в нее войдет, и тот факт, что он все не появляется, не только заставляет меня мыться дольше чем обычно, но и малость раздражает. Я обдумываю, а не пойти ли к нему с ответным визитом? Вдруг он именно сейчас тоже принимает душ? Я бы зашла в его ванную совершенно голая, внаглую уселась бы на туалетный столик и наслаждалась бы своим положением груши, которую он хочет, но почему-то отказывается скушать. А еще мне любопытно, какой он под своими роскошными костюмами и пижамами. Он объективно хорошо сложен, и как ни досадно, я вряд ли найду в его наружности что-нибудь такое, к чему смогу докопаться и язвительно комментировать. Ну кроме члена, естественно: я намерена глядеть на него снисходительно в любом случае, пусть и знаю, что с размером и работоспособностью там все в порядке. Даже в полном порядке, исходя из того что я видела и ощущала на диване в гостиной. Но видит Бог, Гондона недостаточно булили в школе, а я могла бы исправить это недоразумение прямо сейчас, даже ценой вынужденной голодовки. Ну и… Чиди намекнул, что если бы я увидела Гондона без костюма, то не удивлялась бы его прошлому наемника. Теперь я заинтригована. Что там? Рельефные мышцы, или может какие-нибудь брутальные шрамы от поножовщин и перестрелок? Ноги сами несут меня вперед и я уже тянусь за полотенцем, но к счастью вовремя осекаюсь. Решаю ограничиться тем, что опускаюсь на четвереньки, отрываю руку от пола и принимаюсь яростно массировать то, что мешает мне думать о Маркизе трезво. Мне отчаянно не хватает его пальцев внутри, длинных и грубо проникающих, но худо-бедно я справляюсь собственными силами. Один короткий, отрезвляющий оргазм, и я понимаю, что явиться к Гондону сейчас, когда он почти уже сломался сам, и хочет видеть меня в своей спальне сегодня — было бы ошибкой. Этим вечером я дожму его, просто исполняя приказ. Когда я поднимаюсь, выключаю воду и все-таки беру полотенце, фантазии о теле Маркиза занимают меня уже не так сильно. Я сосредотачиваюсь на том, что надеть и как уложить волосы, чтобы терпеть до вечера Гондону было невмоготу. Хочу, чтобы он был зол, и чтобы у него чесались руки, когда он увидит меня за завтраком.

***

Не желаю доброго утра ни Жюли, ни Чиди, и это искренне, от всего сердца. Маркиз появится в обеденном зале еще минут через десять, поэтому я занимаю его место за столом, и полностью игнорирую ругательно-предупредительное рычание Чиди. К моему вящему недовольству Маркизу подали на завтрак сдобную выпечку, джем, фрукты и кофе. Он поглощает эти булки каждый день, и если продолжит в том же духе, к сорока годам его жахнет диабет. Вообще, состояние здоровья Гондона волнует меня несравнимо меньше, чем состояние его банковских счетов, но чтобы мое маленькое представление удалось, мне придется съесть хоть маленькую часть его завтрака. И если вечером я буду дразнить Маркиза вместо того, чтобы усиленно сжигать сожранное, то нужно хотя бы выйти на пробежку после завтрака. На очень долгую пробежку. Я даже не уверена, стоит ли вообще игра свеч. Но когда слышу шаги Маркиза, эхом отдающиеся в соседней комнате, я уже не задумываюсь об этом. — Доброе утро, сэр, — здоровается Чиди, и по его тону ясно, что он недоволен происходящим. Но я не оборачиваюсь ни на него, ни на Гондона. Я загребаю ложкой джем, обильно поливаю им булку, а затем с наслаждением эту ложку облизываю. Надеюсь, что-нибудь случится, и мне не придется укусить еще и сдобно-углеводную бомбу. Я воистину не хочу. Маркиз останавливается неподалеку, и я краем глаза отмечаю, что он сует руку в карман брюк и склоняет голову набок. — Чиди, убедись что кресло мисс Лагард на месте и не повреждено. Возможно оно провалилось под ее весом, и потому ей пришлось сесть в мое. Смейся, мудак, пока можешь. — Кресло в порядке, сэр, — отчитывается Чиди, сделав в сторону моего пустующего места пару ленивых, никому не нужных шагов. Все и так знают, что кресло на месте. Едва заметная ухмылка расцветает на лице де Гондона, но в тяжелеющем взгляде нет ни тени веселья. — Вот как? Похоже мисс Лагард страстно жаждет моего внимания. — La fille a besoin d'une bonne raclée, — Чиди бормочет едва слышно, поблескивая злобными глазками. Брови Маркиза подымаются от удивления, и он нарочито медленно оборачивается, будто только что обнаружил, что Чиди здесь. Даже не так: будто только что обнаружил, что Чиди существует. Злорадно улыбаюсь, все еще делая вид, что не обращаю на них внимания. Кажется Маркиз ценит его, личного телохранителя, начальника охраны и всей прислуги, своего верного пса — не больше, чем голосового помощника. И явно не в восторге, что этот помощник может позволить себе мнение. — Tu crois? — Гондон уточняет повседневно, ни единой ноткой в голосе не подразумевая угрозы, но Чиди аж меняется в лице. — C'est ton conseil? — Excusez-moi, Monsieur. — Pendant une seconde, il m'a semblé que tu vas le faire toi-même. Lui faire une bonne raclée. — Non, Monsieur. Еще несколько секунд — достаточно, чтобы Чиди побледнел — Маркиз глядит на него в полной тишине. А затем вновь оборачивается ко мне как ни в чем не бывало. — Встань. Должна признать, что теперь дразнить его ссыкотно даже мне. Но я уже начала. Вздыхаю, звонко обсасываю каждый палец, случайно коснувшийся джема, и поднимаюсь на ноги. — За столом есть свободные места, но ты прогоняешь девушку с кресла, которое она уже заняла. Не по-джентльменски. Свободной от булки рукой поправляю черное платье, чуть задравшееся, когда я садилась. И как только глаза Маркиза прилипают к кисти моей руки, опускающей платье пониже на бедре, я больше не жалею, что рискнула. Само по себе платье совсем не провокационное: плотное, с длинным рукавом — правда, с единственным — и всего-то оголяет, что ноги ниже колен и одно плечо. Вот только сидит оно на мне как влитое. Словно вторая кожа. Потому я его и надела. Собираюсь уже прогуляться на свое место, наслаждаясь молчанием де Мразона и его пожирающим взглядом, но не успеваю сделать и двух шагов. — Я велел встать. Но не позволял пересесть. И что это значит? Он заставит меня есть стоя, как провинившуюся малолетку? Это все, что он может придумать? Не интересно. Разочарованно наблюдаю, как Маркиз подходит к своему освободившемуся креслу, расстегивает единственную пуговицу пиджака и садится, откинув его полы. Затем проводит рукой по бедру, будто разглаживая на себе брюки, но они идеальны, как обычно. И хлопает по колену единственный раз. И это явно подзывающий жест. Мне требуется секунда или две, чтобы поверить в происходящее: Гондон в самом деле хочет, чтобы я села к нему на колени? Это добровольная капитуляция? Так много времени и стараний, чтобы теперь оказаться не способным продержаться до вечера? Даже не пробую скрыть самодовольную улыбку, приближаясь. Кладу руку на плечо Маркиза почти машинально, потому что всегда начинаю лэп-дэнс именно с этого, и как правило я танцую на коленях гостя лицом к лицу. Вот только его взгляд… Гондон смотрит мне в глаза не так, как положено мужчине, одержимому инстинктом. Он смотрит своим привычным надменным взглядом хозяина положения. Приходится напомнить себе, что если он хочет танец или секс прямо здесь и сейчас, он должен приказать. В этом я не могу проявить инициативу. Впрочем, чтобы добиться желаемого, она мне и не нужна. Осторожно, почти скромно присаживаюсь к нему боком, и Гондон вовсе не помогает мне, даже не сводит ноги вместе, чтобы мне было удобнее. Наоборот: как только я более-менее приземляюсь, волей-неволей обняв его за плечи, чтобы не провалиться между его колен, Гондон разворачивает меня лицом к столу и усаживает так, как удобно самому: лишь на одно колено. И внезапно его колено между моих ног, как и его ладонь низко на моем животе — это намного лучше, чем скучный одинокий оргазм в душе. Контролирую дыхание, хотя вспышка адреналина разгоняет его до частого и поверхностного, но сердцебиение контролировать не могу. Поеживаюсь, бездумно стремясь ощутить его бедро промежностью или между своих ягодиц. Удивительно крепкое, каменное по ощущениям бедро. И просто огромная ладонь, накрывшая меня от лобка чуть не до самых ребер длинными загребущими пальцами. Он отрывает ее от меня на мгновение и направляет указательный палец в сторону моего пустующего кресла, будто Жюли не найдет его сама. Или просто потому что это выглядит высокомерно до омерзения: — Apportez le petit déjeuner de Mlle Lagarde dans sa chambre. Apparemment, elle n'est pas venue ici pour manger. Буквально кусаю собственный язык, с которого готово сорваться язвительное «так уж и очевидно?». — Или мисс Лагард желает продолжить спектакль и рискнуть своей неподражаемой задницей ради «бриоши» с джемом? — уточняет Маркиз тише, наклонившись к моему уху. — Я мог бы заставить тебя съесть ее теперь. — Я передумала ее есть. Этот комок сахара и жира… — Tais-toi. Чувствую его надменный, проницательный взгляд на щеке, на губах, а его руки — теперь обе — на своих бедрах, скребущие и сборящие ткань платья. — Я дам тебе то, ради чего ты здесь, — Маркиз произносит издевательски-ласково, его губы совсем близко к моему уху. — Чтобы ты дождалась вечера без глупых детских выходок. Платье, собранное гармошкой на талии, совершенно оголяет меня ниже пояса, но Гондон либо забыл о присутствии Чиди, либо привычно его не замечает, либо хочет, чтобы Чиди смотрел. В назидание. Но насколько уверенным нужно быть в своей власти и в полном подчинении Чиди, чтобы даже не допустить мысли, что тот захочет и попробует провернуть это со мной, когда Маркиз отвернется? Я не боюсь Чиди. И в целом мне уже безразлично, если он смотрит. Я даже могу использовать это при желании. Но на месте Гондона слишком хвастать своими игрушками перед вооруженными громилами я не стала бы. Интересно, кто-нибудь уже пробовал прикончить его во сне? — Снимай трусики. Ему лень оттянуть их на этот раз? Зачем я вообще их надела? Встаю и не колеблясь снимаю трусики, не двигаясь со своего места даже на полшага, аккурат рядом с его лицом. И еще прежде, чем трусики упадут к моим лодыжкам, Гондон азартно хватает меня за бедра и смачно кусает в ягодицу. Не позволяю себе даже вздохнуть по этому поводу, хотя адреналин хлещет во мне как из водонапорной башни. Мне нравится, как сильно его пальцы давят на мою кожу и сам этот влажный, болезненный укус, но Гондон не получит от меня никакой реакции, если продолжит вести себя так, будто этого хочу только я. А я вынуждена признать, что хочу этого. Классный секс — пока единственное, что я могу получить от Маркиза де Мразона. — Бедняжка не может справиться со всем этим сама, — подначивает он, и силой заставляет меня покрутить задницей, обозначая «все это». То, с чем я якобы не могу справиться. Мое собственное тело. Сажает меня обратно на свое колено стремительно, но как будто даже бережно по-сравнению с тем, как вчера швырнул меня на диван. Прохладная ладонь уверенно накрывает мою киску, мгновенно отыскивает клитор, слегка защипывает его подушечками пальцев, и я непроизвольно вздрагиваю. Это больно и остро, будто удар током, но мое тело дрожит после встряски и благодарно отвечает на эту боль. Я прогибаю спину, подстраиваясь под его ладонь, буквально ложась в нее самым чувствительным местом в ожидании следующей вспышки боли и удовольствия. Кусаю нижнюю губу, чтобы не издать ни единого звука даже ненароком. — Si facile, — Маркиз шепчет угрожающе. — Je peux te faire jouir sans répit si je veux. C'est ce que tu fais, Mon coeur? Молча жую собственные губы. Я бы посоветовала Гондону больше заботиться о том, куда и как кончает он сам, но не могу. Не сейчас. — Je te vois à travers, — уверяет, а кончики его пальцев медленно огибают мой клитор по кругу. Закрываю глаза, слушая издевательства Маркиза, но не вникая в слова. Он может говорить что угодно, может унижать меня или насмехаться — мне все равно. Я просто хочу слышать власть и угрозу в его шепоте, меня это заводит. — J'ai ruiné ta chatte hier et maintenant tu en as besoin de plus. Давящие круги побуждают меня дышать громче, вращать бедрами в ритме движений его пальцев — медленно, сильно, наступательно. — Tu ne peux pas supporter des heures sans que je te baise. Сквозь его шепот и собственное дыхание я слышу шаги вернувшейся Жюли. Уверенные сперва, и потом испуганно замедляющиеся. Я поворачиваю голову, чтобы увидеть ее лицо, но вижу только Маркиза — угождаю губами в его губы, и это почти как оступиться и кувырком полететь вниз по лестнице. Я судорожно давлюсь воздухом от шока и страха, что мне может это понравиться. Жду что он шарахнется в сторону, что я сама от него шарахнусь, но этого не происходит. Его рот, чуть приоткрытый, но абсолютно бесчувственный и неподвижный, не собирается меня целовать. Лицо выражает лишь превосходство, сосредоточенность и опасность, будто он разрушает меня буквально, а не в каких-то переносных эротических смыслах. Взгляд сосредоточен на моих губах, как если бы он читал по ним. И это самое сексуальное, что я, танцовщица ночного клуба, видела в своей жизни. Оргазм прошибает меня насквозь и быстро становится болезненно острым. Я не хочу, но дергаюсь в захвате Маркиза, сжимаю бедра, но лишь стискиваю его руку между ними. У него сильные руки, очень сильные. Одна из них уверенно перебрасывает меня через пик наслаждения на самое дно, и теперь продолжает настырно поднимать к следующему пику. — C'est tout ce dont tu es capable aujourd'hui? Donne — moi plus. Маркиз прижимает меня еще сильнее, он отклоняется назад и я вместе с ним, теряя под собой опору. Наши губы почти сливаются. А когда он вновь выпрямляется, а я вновь сажусь — мои ноги уже раскинуты по сторонам от его бедер, и его колени раздвигают мои колени еще шире. — Donne-moi encore. Я задыхаюсь в его захвате, мне все еще трудно терпеть, но я поворачиваю голову в сторону, к безопасной пустоте, подальше от его губ, и принуждаю судорожно напряженные мышцы вновь расслабиться. Закрываю глаза и концентрируюсь на ощущениях. Они вновь эйфорические, нарастающие и подавляющие. Я хочу чтобы Мразон вошел в меня сейчас — пальцами, членом или даже рукоятью ножа — не имеет значения, я хочу ощутить, как он растягивает меня. — Jouis. Ровно в тот момент, когда его пальцы наполняют меня быстрым плавным движением, я валюсь вперед, на стол. И лишь каким-то чудом под моим лицом вовремя появляется кисть руки, отталкивающая прочь кофейную чашку. Его рука. И я лежу на ней щекой, широко раскрыв рот, потому что если стисну зубы — раскрошу их. Во второй раз я кончаю громче, чем хотела бы, но мой стон звучит так, словно он намеренный и отрепетированный. Слишком порнушно, неправдоподобно. Я могу лучше, когда делаю это специально. Пальцы Маркиза все еще во мне. Они движутся так глубоко, сильно и быстро, что мои бедра — полностью обмякшие — трясутся, пока он вставляет. Он будто сердится и не может принять, что это все. Он завелся, а я уничтожена. Но я женщина, и умею терпеть столько, сколько он хочет меня трахать. Какой-то извращенной частью сознания я даже наслаждаюсь тем, как его азарт и ненасытность сочетаются с моей пресыщенностью. Но и Гондон наконец сдается, когда я открываю глаза и насмешливо улыбаюсь зрителям. Чиди стоит на своем месте, прямой и напряженный, прикрыв причиндалы руками в излюбленной позе охранника. Но, думаю, причиндалам банально тесно в штанах, и он не хочет, чтобы Маркиз это видел. Жюли стоит рядом с Чиди, опустив голову так низко, что видно только ее макушку в чепце. Мразон тянет меня за плечи, и я послушно выпрямляюсь на его коленях, а после и откидываюсь спиной на его грудь. Наши лица опять так близко друг к другу, что я больше никого не вижу, кроме него. Его руки съезжают вниз по моим плечам и держат за локти. Это почти объятия. Его надменное лицо кажется приятным, а губы выглядят приглашающе-мягкими, даже искривленные самодовольной ухмылкой. Я не смотрю Гондону в глаза, чтобы их яд не испортил мне настроение, но губы — мне любопытно как он целуется такими губами. Они будто слеплены специально для поцелуев и чтобы шипеть на ухо всякие грязности. Гондон очень красив для обычного мужика, и уж тем более слишком красив для психопата и мясника. И он слишком гондон, чтобы поцеловать меня своими мягкими губами даже теперь, когда только что заставил кончить дважды. Впрочем мне это ни к чему. Мне лениво и сонно на нем, этого достаточно. Я сама возьму желаемое, когда захочу. Быть может даже сегодня. — Ça suffit jusqu'à ce soir? Нахально гримасничаю, прикидывая, хватит ли. — Je ne suis pas sûre. — C'est répugnant. Никогда не говори по-французски в моем присутствии. Вон отсюда. Гондон стискивает меня за талию, чтобы поднять на ноги, затем несколькими рывками опускает на мне платье и шлепает по заднице то ли игриво, то ли чтобы прогнать — но это чертовски жгучий шлепок, как и вчера. Мысленно ставлю галочку: нужно провоцировать его на это время от времени. Переступаю через собственные трусики, и подцепив их носком туфли, откидываю подальше. Мою просветленную голову посещает новая замечательная идея. Проходя мимо Чиди, я вскользь провожу рукой по его груди, и с улыбкой отмечаю, что его глаза обреченно захлопываются, как если бы судья только что сказал ему «виновен». Оборачиваюсь к Гондону. — Но если мне не хватит, я попрошу добавки у Чиди. Улыбаюсь и иду дальше, прочь из обеденного зала в свою спальню, чтобы рухнуть в кровать и позволить волнам слабости и удовольствия захлестывать меня, пока не придет время готовиться к танцу.