Double Touche

Иду по коридору своего этажа, распахиваю каждую дверь, которую вижу по пути, и наслаждаюсь грохотом, с которым все они ударяются о стены. Маркиз хочет чтобы я нашла «Зеленую гостиную» сама? Я ее найду. В одной из комнат амбалы рубятся в карты за большим столом, и кое-кто аж подскакивает от неожиданности, когда я открываю дверь. Улыбаюсь им максимально обольстительно, и молча иду дальше. Кто-то пробует свистеть и подзывать меня, но их обрывают предупреждающие хлопки по плечам: «Потише, это Маркиза. Голову оторвет», «Это не рядовая шлюха», «Лагард». Однако унимаются они с трудом. И все еще перебрасываются скабрезными комментариями вроде «Я бы ее…» и «Ох ни хрена себе…», пока кто-то осторожный не закрывает дверь. Думаю их впечатлил мой «как можно более естественный» вид. Я приняла душ, как велел де Мразон, высушила волосы, и надела «что-нибудь, что смогу быстро снять». То есть длинный и очень тонкий халат из красного шифона, полы которого развиваются позади при ходьбе, и сабо на скромных платформах, которые наверняка предполагались в гардеробе как домашние тапки. Белье, что хоть чуть-чуть, но все же прикрыло бы мою грудь или лобок под прозрачным халатом, я сочла лишним. Приказы ведь нужно исполнять безоговорочно. Дверь в дальнем конце коридора, та самая, куда Маркиз уволок Жюли у меня на глазах, не открывается вообще, хотя я очень долго и старательно дергаю ручку. Должно быть, это его личные покои. Надеюсь, разболтанная дверная ручка его порадует. В остальном, ни единой зеленой комнаты на третьем этаже я не обнаружила. И теперь иду на второй. На лестнице, к своему вящему недовольству, я встречаю Жюли. Не уверена, что она сделала мне плохого, но она раздражает меня без особых причин. Особенно сейчас, когда я направляюсь к де Мразону выяснять, как там у него сегодня с потенцией. — Puis-je vous aider, Mademoiselle? — спрашивает она, округлив глаза и нарочито пытаясь смотреть только мне в лицо, пока ее собственное лицо медленно заполняется краской. Задумчиво щурюсь. «Ну разве что ты могла бы отсосать Маркизу так, как ему нравится, раз у тебя есть с ним опыт. А я сменю тебя как раз в тот момент, когда нужно будет глотать». — Où chercher un «Salon Vert»? — неохотно уточняю, хотя мой метод поиска гостиной мне нравился больше. — Au deuxième étage, Mademoiselle, à droite. Je peux vous raccompagner? Подумываю просто пройти мимо, ничего не ответив, но, пожалуй, не хочу, чтобы она за мной увязалась. — Non. Сворачиваю в правое крыло второго этажа. Мысленно потираю руки, потому что в этом коридоре тоже предостаточно дверей. Открываю первую на своем пути, и тут же моя маленькая поисковая экспедиция заканчивается. Я не сразу вижу Маркиза, но мгновенно понимаю, что попала куда нужно, и жалею, что на этот раз толкнула дверь недостаточно сильно. В сравнении с роскошной гостиной на третьем этаже, или даже с той комнатой, где амбалы играли в карты, это совсем не большая гостиная. Но ни у кого не повернется язык назвать ее недостаточно великолепной. Кажется, будто когда-то стены здесь были изумрудными, но за сотню лет потускнели, и получился приглушенный, мрачноватый, благородный оттенок зеленого. Мягкая мебель тоже зеленая, но куда «свежее»: бархатные кресла с подушками, в которых можно было бы даже спать, просто подтянув колени к груди или уложив ноги на один из пуфов неподалеку — такими большими и уютными они выглядят. Стройные ряды длинных книжных полок над старинным резным камином, низенький столик из черного дерева, уставленный изящной посудой с нормальной человеческой едой, а не с булками. Невольно задерживаю на ней взгляд, потому что за весь день не съела ничего кроме сэндвича с сыром, ветчиной и яйцом, который Маркиз велел для меня приготовить и обозвал его «крок-мадам». С трудом заставляю себя отвлечься. И ближе к окну, на явно расчищенном от мебели участке гостиной, обнаруживаю мольберт с белым холстом, а напротив него обыкновенную твердую табуретку на специально приготовленном фоне из серой струящейся ткани. — Ты потратила слишком много времени, хлопая дверьми. Твой ужин вот-вот покроется ледяной коркой, но ты съешь его таким. Я не намерен беспокоить прислугу из-за твоих истерик, — изрекает одно из кресел ленивой манерной речью Маркиза. Оно повернуто к незажженному камину и над его спинкой я не вижу даже макушку де Мразона — настолько высокая это спинка, но вижу струйку дыма, испускаемую его сигарой. — Я не голодна, — язвительно лгу. Медленно приближаюсь, придерживая вырез халата на груди, готовая скинуть его с себя по дороге. Но обойдя кресло, врастаю в пол перед Маркизом как вкопанная. После сцены в спортивном зале я вынужденно изменила свое мнение о его физической форме. Но вообще, костюм для фехтования — то есть обыкновенная куртка, бриджи, гетры и кеды — выглядели на Маркизе вполне аристократично, просто потому что как еще может выглядеть белая, в меру прилегающая одежда на высоком, длинноногом, широкоплечем мужике с хорошей спортивной задницей и удивительным отсутствием круассанового пуза. Но я охотнее поверила бы в то, что де Мразон моется, спит и трахается в костюме-тройке, чем в то, что он носит такие приземленные вещи, как пижама или домашний халат. Но вот Маркиз раскинулся в кресле, свободно налегая на его спинку плечами и головой, вытянул вперед бесконечные ноги и скрестил их в лодыжках, закрыл глаза в полном расслаблении, и дожидается, пока я нахлопаюсь дверьми. И ни широкая шелковая пижама, ни великолепный длинный халат, ни даже тапки не смотрятся на нем как нечто «домашнее и приземленное». Во-первых, потому что вещи очевидно люксовые, и либо изготовлены для него на заказ, либо он сам идеально вписался в них своим длинным стройным телом. И во-вторых, потому что даже в таком разобранном полуспящем состоянии Маркиз очень, почти неправдоподобно хорош собой. Впрочем он успешно компенсирует красивую оболочку мудейшим нутром. — Сядь. Ешь. — Велит он, не потрудившись даже открыть глаза и посмотреть на меня, и только подносит к губам толстую сигару. — Хороший кусок мяса твоей бесценной заднице не повредит. Краешком сознания отмечаю, что предпочла бы, чтобы он сунул в рот толстый вонючий хер кого-нибудь из своих громил, а не сигару, но вслух ничего не произношу. Скидываю на пол пару подушек с ближайшего кресла, кладу их стопкой перед столиком, и удобно седлаю. Держу в поле зрения руки де Мразона, наверное, чисто подсознательно. Одна, с сигарой, вновь легла на подлокотник. Другая покоится низко на животе. Беру со столика вилку и нож, настороженно перевожу взгляд на еду, и воображаю, каким божественным был стейк на тарелке передо мной, пока он был горячим. Но даже холодный он умудряется претендовать на то, чтобы стать самой вкусной едой, которую я когда-либо ела. Это как-то даже по-человечески, что де Мразон решил накормить меня, перед тем как трахнуть. Стремлюсь прикончить мясо как можно скорее, потому что есть перед Маркизом, когда нас не разделяет длинный стол с вазами и цветами, неловко. Даже если его глаза закрыты. Вдруг я не так режу мясо или кладу в рот слишком большие куски. Но стейк в самом деле настолько вкусный, что мне становится почти наплевать, что там подумает де Мразон, и почему его рука на животе даже не двигаясь выглядит так, словно он дрочит. То есть привлекает к себе слишком много моего внимания. — Говори, — коротко приказывает он. — Что говорить? — уточняю, глотая последний кусок, и тянусь к другой тарелке за виноградиной. Он открывает глаза, смотрит, и я машинально кладу руки на колени, чтобы не закрывали грудь, как когда я опираюсь ладонями на подушки между своих ног. Выражение его лица ничуть не меняется. Даже глаза остаются полуприкрытыми. Но они скользят по мне, задерживаясь там, где мне хочется, чтобы они задержались. Они трогают меня, изучают, и я прямо жду, когда он крикнет Чиди, чтобы тот увел меня и заставил одеться. Господи, я померла бы со смеху. Но я понимаю, что Маркиз этого не сделает. Я вижу что Маркиз этого не сделает. Возможно он вспомнил, что платит мне деньги. Или, может, ему просто слишком нравится то что он видит, и лень продолжать создавать видимость незаинтересованности даже ради того, чтобы мне насолить. По его непроницаемому лицу определить трудно. — Зачем это? — спрашиваю, кивая на мольберт. — Ты рисуешь? Жду ответа, но де Мразон просто молча смотрит на меня, будто вопрос адресован не ему. — Значит, ты занимаешься фехтованием, — вновь пробую заговорить, как он и велел. Но Маркиз не то чтобы не поддерживает этот разговор, он не реагирует вообще никак. Я бы сочла, что его парализовало, но во-первых, мне просто не может так посчастливиться, а во-вторых, он глядит на меня вполне осознанно и вновь подносит сигару к губам. Прекрасно. Я вполне могу притвориться, будто де Мразон меня слушает. — Зачем я нужна тебе на самом деле? Я здесь уже третий день и ровным счетом ничего не делаю. Если тебе хотелось всего лишь поиздеваться надо мной или запугать, ты с тем же успехом мог бы забронировать меня в клубе. Как именно ты намерен меня использовать? — рассуждаю вслух, поедая ягоды, и больше не ожидаю никакой реакции. Кроме одной: ему надоест и он попросит меня заткнуться. Пожалуй сейчас я бы предпочла так и сделать. Не люблю понапрасну сотрясать воздух. — Я намерен использовать тебя по назначению. Для начала. А после посмотрим, для чего ты сгодишься. Замираю с виноградиной во рту, и гляжу на него с безмолвным вопросом «серьезно?». — Мое назначение в том, чтобы танцевать, — напоминаю Маркизу снисходительно. — Я стриптизерша. Я танцую с восемнадцати. Это то, что я умею и люблю. Но не похоже, чтобы тебя интересовали нормальные мужские развлечения вроде красивого тела в эротическом танце, и здесь даже чертового пилона нигде нет. Ну то есть, зачем тебе танцовщица, если… — В самом деле? В моем доме нет пилона? Какое упущение, — Маркиз выдыхает дым, и по тому, как резко он это делает и как поджаты его губы, я чувствую, что он смеется надо мной. — Ты понял, о чем я. — У тебя будет чертов пилон. И ты будешь на нем танцевать. — А что, ты выдержишь хотя бы половину коротенького танца? Не сбежишь? — парирую раздраженно. — C'est adorable, — наконец де Мразон тихо посмеивается вслух, и я ненавижу его каждой своей молекулой. — Моей девочке нужны зрители. Я занятой человек, Mon coeur. Но так уж и быть, попрошу Жюли посмотреть, как ты танцуешь. Всем своим видом демонстрирую, что его дрянное чувство юмора наводит на меня тоску и сонливость. Молча ем виноград некоторое время и жду, пока желание вцепиться ногтями в лицо Маркиза чуточку ослабнет. — Я отлично провела время в «Лувре», — ерзаю на подушках, устраиваясь поудобнее и просто делаю вид, что прошедших десяти минут никогда не существовало. — Столько голых женщин зараз, сколько там нарисовано на картинах и вылеплено в скульптурах, я не видела даже в стрип-баре. А одна тетка, — вспоминаю, усмехаясь, — ну такая, с длинной спиной… Она еще лежит отвернувшись и только повернув к зрителю голову — вылитая толстушка с картины в коридоре рядом с моей спальней. Помнишь как она выглядит? Там обнаженные толстушки и черти. — «Нимфы и сатиры». — Что? — То есть вот те с пузиками, это нимфы? Божества и образцы совершенства? Боже, какой абсурд. — Ммм… Вообще картина хорошая. Наверняка какая-нибудь древняя и важная, — пожимаю плечами. — Надеюсь, ты не комментировала экспонаты вслух? — Маркиз снова затягивается, на несколько секунд уставившись в потолок. — А то у тебя очень уникальное видение искусства. — Я ничего не смыслю в искусстве, я в курсе, ага, — киваю. — И не поверишь: плевать. Я не родилась с серебряной пробкой в заду, и на твоем месте померла бы со скуки, с детства гуляя по музеям. Мое «очень уникальное видение искусства» базируется на элементарном критерии: я смотрю на вещь, и вижу, красивая она или нет. — Это самый честный критерий, — как будто даже соглашается Маркиз, с тенью улыбки на лице. Даже не насмешливой, как мне показалось, улыбки. Он тянется, чтобы затушить сигару, и оставив ее в пепельнице, вновь откидывается в кресле. Подбирает вытянутые ноги ближе к себе и широко разводит их в коленях. Ладонью, которая все время лежала на животе, скользит ниже, и то ли поправляет член, глядя на меня, то ли просто массирует его, и судя по положению длинных пальцев, им есть что схватить и поправить, даром что пижама свободная. И отчего-то это не выглядит так мерзко и примитивно, как должно бы. Это даже претендует на то чтобы выглядеть эротично. Особенно если видеть его лицо, и тяжелый, пожирающий взгляд, устремленный на то, как я седлаю подушки. Маркизу не нужно похлопать по колену, чтобы я поняла, что мы наконец переходим к тому, ради чего здесь собрались, и чтобы я сделала что от меня требуется. Наклоняюсь вперед, опускаю ладони на пол, и на четвереньках медленно крадусь к креслу, на котором он сидит. У меня во рту все еще виноградный вкус, я не испытываю привычного брезгливого отвращения, устроившись на коленях между колен Маркиза, и мне не приходится подавлять никаких ощущений. Не приходится притворяться томной или смущенно-невинной, или возбужденной как любят это клиенты, потому что в прозрачном шифоне, на чистом дорогом ковре, среди роскоши и лепнины я чувствую себя хорошо и мне достаточно того, что я вижу перед собой, чтобы действительно захотеть заняться здесь сексом. Пижама Маркиза пахнет парфюмом, который так до конца и не выветрился из моей головы. Это строгий, свежий запах, я запомнила его и ассоциирую с Маркизом. Вдыхаю его так глубоко, как могу, не касаясь его тела лицом, хотя, пожалуй, с удовольствием провела бы носом по его шее и плечу. Он пахнет действительно классно. Кладу ладони на его колени, глажу их не спеша, легонько прочесываю ногтями, наблюдая то за его рукой, сжимающей и массирующей член прямо через пижаму, то за его глазами, обращенными на мою грудь. Взгляд Маркиза настолько цепок и ощутим, что странно, как он не двигает им предметы. Приближаюсь, беззвучно прикасаюсь к его руке губами, давая понять, что в ней больше нет необходимости, что мои губы хотят занять ее место. Его ладонь уступает, но сейчас же ложится на мое лицо, трогает щеку, подбородок и губы большим пальцем, словно убеждаясь, что оно настоящее, и достаточно нежное и гладкое, чтобы его трахнуть. Наверное, для королевских шлюх существуют какие-то особенные тактильные критерии, о которых я не знаю. Усмехаюсь, и ловлю его большой палец ртом. Закрываю глаза и на нем показываю, чего Маркизу ожидать для своего члена. Запускаю пальцы под резинку его пижамных штанов, чтобы спустить их ниже, и лишь успеваю почувствовать, что под ними нет белья, как все сейчас же прекращается. Де Мразон предупредительно хватает меня за запястья. — А-а, — он отрицательно качает головой, и с неприятнейшей ухмылкой убирает от себя мои руки. — Tu ne peux pas. Вырываю свои руки из тисков, отшатываюсь по инерции и шлепаюсь на задницу. Сейчас было бы почти бесполезно напоминать себе про гонорар, пытаться не реагировать и успокоиться. В моменте я готова схватить со столика тарелку и запустить де Гондону в голову, но меня останавливает неожиданный стук в дверь. — Entre, — отзывается Маркиз, очень довольный, и я неосознанно разеваю от удивления рот, уставившись на гостью. — Бланш? — Тайниша так и замирает на пороге, изящно касаясь предплечьем и кистью дверного косяка, выставив вперед длинную ногу, готовую шагнуть. — Putain, что ты здесь делаешь? — она улыбается, изучая меня заинтересованным взглядом, и не спеша подходит к Маркизу, но на него глядит только мельком, будто они очень давно знакомы, и уж его она конечно ожидала увидеть. Она кладет руку ему на плечо. — Tu es une vraie beauté, — она произносит приглушенно и с чувством, при этом поглаживая де Гондона по плечу. То есть… Она действительно рассматривает меня и звучит так, будто его присутствие не мешает ей заявить о том, что она тоже не прочь меня потрогать. Гребаные картавые свингеры, ненавижу эту страну. На Тайнише только белье, короткая прозрачная сорочка на бретелях с перьевой оторочкой и стрипы, причем очевидно, что она не только трахаться с де Мразоном пришла, но и намерена сегодня танцевать. То есть она периодически танцует для него, и он не сбегает через пятнадцать секунд, а занимается с ней сексом после. Но самое ужасное во всем этом, что она ровно такая же роскошная, какой я ее запомнила, и каждый участок ее кожи цвета темного шоколада, от тонких лодыжек до полных губ источает сексуальность. И Маркиз предпочитает ее. Единственную, кто хоть как-то худо-бедно мог бы составить мне конкуренцию в «Ange Dèchu». — C'est une vraie beauté, n'est-ce pas? Et elle est diaboliquement sexy, — хвастается он. Хвастается мною. Тайниша согласно кивает, не сводя с меня глаз, пока Маркиз трогает ее сзади, гладит ее сзади, и наконец приобнимает прямо за бедра и ягодицы. — Mais aujourd'hui, tu vas devoir te limiter à moi. Мисс Лагард, как видишь, не в духе. К тому же она моя, а я скуп на уникальные вещи. Приберегу ее до особого случая. Тайниша улыбается шире, будто он рассмешил ее, но на ее лице все равно проскальзывает и тут же исчезает сожаление. Понятия не имею, жалеет ли она о том, что между нами не будет секса, или жалеет меня. И тот и другой вариант вызывает у меня лишь желание разбить тарелку и об ее голову. Жалеть себя я больше не позволю никому, тем более ей. Маркиз легко поднимается на ноги, будто бы совсем не устал за день и очень даже в настроении поразвлечься. С ней. Шелковая пижама на нем изрядно топорщится в паху, и я вполне успеваю заметить это, прежде чем де Мразон поправляет и запахивает халат. Тайниша выходит из комнаты первой, подгоняемая его рукой, но оборачивается напоследок, прежде чем исчезнуть из поля моего зрения. А вот Маркиз основательно поворачивается ко мне на пороге. — Не ревнуй, Mon coeur. До тебя тоже дойдет очередь. Когда-нибудь. Он улыбается, и тихо закрывает за собой дверь.