1
Ка Мин бежит на пристань в порту Илун так, словно от этого зависит его жизнь. Он хотел встретить Фремине прямо на пристани, но внеплановая «небольшая посылка» превратилась в скачки по горам в окрестностях деревни Цинце. Теперь Ка Мин опаздывал на добрых полтора часа. Конечно, Ка Мин знал, что Фремине вряд ли на него обидится, но готовился вымаливать прощение. Меньшее, чего ему хочется, чтобы Фремине подумал, что его здесь не ждали. Ка Мин ждал, как легендарная Сиба из «Горных Хроник Ли Юэ», он дни считал и даже взял несколько выходных, чтобы провести время с Фремине. Если бы только не приболевший товарищ и срочная доставка… Когда Ка Мин выбежал на причал, то сразу пошёл к оговоренному месту «на случай, если я задержусь». Издалека он сразу узнал Фремине сидящего на каменном выступе с Пер на коленях, а рядом его активно развлекали Люмин и Паймон. Вот уж кого Ка Мин не ждал ближайшее время в этих краях. — Фремине! — надрывается Ка Мин, и три пары глаз с другого конца улицы обращаются на него, пока он бежит. — Ка Мин! — кричит в ответ Паймон, махая рукой. — Привет, — улыбается им Ка Мин, с беспокойством обращаясь к Фремине, — ты долго ждал? Блин, хотя, чего я спрашиваю, конечно, долго… я просто уже был на пути сюда, как вдруг Сумин заболел, и надо было доставить эту посылку в Цинце, а там… — Ка Мин, — Фремине зовёт его тихо, но Ка Мин сразу замолкает, — всё нормально. Не стоило так бежать. Я мог бы ещё подождать. — Нет, — Ка Мин упрямится, раздосадовано опускаясь на корточки от усталости, — я так тебя ждал, правда! Я бежал сюда как проклятый. Паймон утешающее хлопает Ка Мина по плечу. — Не переживай! Мы были рады повидаться с Фремине. Да, Люмин? Путешественница кивает, отталкиваясь от каменного выступа, и поворачивается к Фремине. — Вижу, танец Ушоу тебе и так покажут, а вот в оперу тебе обязательно надо сходить! Если нужно, я могу договориться. У меня есть звёздная подруга. — Не сомневаюсь, что у тебя большие связи, — тихо смеётся Фремине. Если бы Ка Мин мог, он бы взял его за руку. Пальцы Фремине лежат на коленях прямо у Ка Мина перед носом. Когда Фремине смеётся, будь оно тихо или только маленькая ухмылка, Ка Мину кажется, что он ошарашил танцем огромную публику. Рассмешить Фремине — почти как получить овации от толпы, и не важно, был ли Ка Мин тем, кто заставил его смеяться. — Ка Мин? Голос Фремине выводит из транса, и Ка Мин замечает, что все на него смотрят, а он неустанно пялится на чужие колени. Неловко почесав затылок, он поднимается. — Что? Простите, я так выдохся от бега, что ненадолго ушёл в себя. Что я пропустил? — До встречи, — игриво повторяет путешественница, явно не второй и не третий раз. — Мы будем в Ли Юэ какое-то время. — А, понял! Да, конечно. Заглядывай к нам в агентство, если захочешь меня найти. То, есть, ой, нет, я же взял выходные… Люмин уже скрылась за поворотом, отсалютировав. Путешественница в своём репертуаре. Когда они остались одни, Ка Мин заметил лежащую на земле дорожную сумку, но он забылся поднять её, когда поймал на себе взгляд Фремине. Тот всё ещё сидел на выступе и глядел снизу вверх, его уголки губ приподняты, как когда он заводит для себя Пер или разбирает новый увлекательный механизм. Сейчас он смотрит на Ка Мина так же, как на самые любимые вещи, которые его радуют, и от этого Ка Мину становится жарко. Он отводит взгляд, опасаясь, что его смущение будет заметно. — Ну, в общем, с приездом в порт Илун! — так громко говорит он, что даже стражник с недоумением оборачивается. — Мы можем начать с… а, стой, ты, наверное, ещё не завтракал? Хотя сейчас полдень, какой уж тут завтрак. То есть, обед, получается? Хочешь поесть? Фремине по-особенному спокойный. Он просто смотрит на Ка Мина с лёгкой улыбкой, и кивает. — Можно немного перекусить. Они словно поменялись местами. Ка Мин привык быть тем, кто заставляет Фремине краснеть. Он не делает этого нарочно, разве что, иногда, чтобы убедить себя в том, что не один сгорает одновременно от желания сесть поближе и от смущения это сделать. «Однажды он к тебе привыкнет, и ты увидишь, какой он», — сказала как-то Линетт за чаепитием. Когда Фремине начал привыкать, Ка Мин стал тем, кто тонет в его синих глазах. Он больше не может самозабвенно считать его веснушки, пока взгляд Фремине отведён в сторону, не может подсаживаться поближе ради покрасневших кончиков ушей. Теперь Фремине смотрит на него, улыбается ему, даже смеётся вместе с Ка Мином и это… это что-то, к чему Ка Мин никогда не был готов. Ему нравятся люди. Было много тех, кто нравился ему по-разному, и это «нравится» Ка Мин различал довольно быстро. Оно его не смущало и не пугало, но вводило в состояние супер-энергичности. Когда кто-то Ка Мину понравился, ему хочется прикасаться, обниматься, держаться за руки, оплести человека всеми конечностями и стиснуть до писка. Ему надо выжать для себя огромное количество времени и внимания от Фремине, чтобы банально успокоиться и привыкнуть к тому, что Фремине есть в его жизни, что он не исчезнет. Так было всегда. Первое время Ка Мин считает, что он бы и сам себя не вытерпел, что уж говорить про Фремине? Чем больше Ка Мин сдерживает в себе порывы к тактильности, тем больше в нём накапливаются мысли. Они возникают, когда он замечает что-то очаровательное в Фремине, когда находит окно для возможности к касанию. «Его глаза как звёздные ракушки.» «Интересно, он боится щекотки? Можно было бы…» «Нельзя!» «Заправить прядь ему за ухо?» «Это слишком. Или…» Ка Мин почти врезается в телегу, погруженный в поток своих мыслей, но Фремине вовремя берёт его под локоть и оттягивает в сторону. — Осторожнее, — говорит Фремине и опасливо тянет руку к виску Ка Мина. — Ты… может ты заболел? Такое бывает, если переработаешь. Когда прохладные пальцы касаются виска, сердце Ка Мина начинает заметно ускоряться в темпе. — Горячий, — констатирует Фремине, оглядываясь, — вот тут можно присесть. — Не-нет, всё нормально, абсолютно нормально! — оживает Ка Мин, взяв его руку в свою, чтобы убрать от себя, и тут же отпускает, — ой, извини, то есть, да, я горячий! Это от природы так, а теперь ещё и Пиро Глаз Бога, ха-ха… Тем не менее, Ка Мин позволяет усадить себя на лавку под песчаным деревом. Внутри взыграло изворотливое чувство, как маленький змей искуситель, подкидывающее корыстные идеи. Ка Мин взволнованно сглатывает. Хитрость — не то качество, которое поддаётся ему. Его всегда могла легко раскусить мама, отец замечает, когда Ка Мин врёт, да и друзья быстро догадываются. И всё же Ка Мин театрально вздыхает, словно и правда почувствовал тяжесть на плечах. — Хотя, ты прав, немного штормит, конечно. Возможно, солнечный удар? У нас такое бывает. Ман Чай появляется в воздухе и смотрит на Ка Мина с недоумением, вопросительно урча. Ка Мин почти слышит в этом урчании: «Какой ещё у тебя солнечный удар?» Фремине переменился в лице, взаправду разволновавшись. Кажется, он не то, чтобы не заметил подвоха, но даже и не подумал, что Ка Мину придёт в голову изобразить недомогание. Совесть заворочалась в животе, и Ка Мин уже собирается позорно сдаваться, как вдруг его лоб обдаёт холодом. Пальцы Фремине едва касаются кожи тыльной стороной, распространяя покалывающую прохладу. Ка Мин прикусывает язык, довольно прикрыв глаза и утыкается в руку, потершись лбом. Холод приятно гладит лицо в знойном дне, разум успокаивается, а сердце заходится вприпрыжку. Ка Мин бросает на Фремине взгляд снизу вверх, наблюдая, как тот, задержав дыхание, смущённо проводит пальцами Ка Мину по волосам. Его касания отзываются мурашками, прошедшими по плечам лёгкой дрожью. Фремине замечает дрогнувшие плечи и отзывает крио энергию. — Прости, наверное, слишком много, — теряется он, почти одёрнув руку, но Ка Мин не думая перехватывает его запястье. — Нет-нет, — протестует он, с надеждой глядя Фремине в глаза, — это очень помогает. Рука Фремине соскальзывает ему на шею, иногда прохладные пальцы подрагивают, привыкая к ощущению чужой кожи. Ка Мин замечает, что Фремине уже не выпускает свою энергию, и позволяет себе наклонить голову, прислоняясь щекой к его ладони. Нельзя чувствовать одновременно тепло и холод, но от мороза Фремине сильнее поднимается огонь внутри. Пальцы Фремине слегка сжимаются. — Может… может к лекарю? — неуверенно произносит Фремине. — Ты очень горячий. На лице Фремине смущение в его отведённых глазах, волнение выдаёт торопливая речь, но он всё ещё не убирает своей руки. Ка Мин держит его запястье, но не удерживает, и его будоражит, что Фремине не отнимает руки, напротив, большим пальцем почти незаметно гладит щеку, а указательным иногда касается уха. Наваждение исчезает, когда острая боль пронзает бедро. — Ау! — вскрикивает Ка Мин, почти подпрыгивая на каменной лавке. — За что? Ман Чай облизнулся, довольный своей работой, как бы говоря: «за враньё». Справедливо. Ка Мин признаёт обвинение, но кусаться, как он считает, совсем не обязательно. К тому же, Ман Чаю гораздо проще получить внимание Фремине одним своим существованием. Ка Мина за ушком не чешут и не обнимают, как этого проныру. «Дожили, завидую Ман Чаю.» — Ты посмотри на него, — посмеивается Ка Мин, — тебе ни минуты нельзя уделить внимание кому-то, кроме него. Он тебя приватизировал! Фремине дарит в ответ небольшую смущённую улыбку, и его глаза становятся похожи на морскую гладь, переливающуюся бликами. — Такой же, как ты. Это был удар прямо в сердце. Ка Мин паясничает, хватаясь за грудь, чтобы не выдать себя: — О нет, ты ранил мои чувства… Они остались посидеть ещё немного в тени разлапистого песчаного дерева, пока Ка Мин не почувствует силу в ногах после долгого бега. Отчасти, он и не наврал, что ему нехорошо, скорее, немного приукрасил. Фремине собрал несколько красных листьев, разглядывая их структуру, словно какой-то механизм. — Заинтересовался ботаникой? — спрашивает Ка Мин. — Немного… Фонтейн яркий, но в нём совсем другие цвета. Здесь же… м-м, как будто даже листья отражают энергию своего народа. Даже не знаю, стоит ли вам наряжать всё на праздники, когда здесь и так всё пестрит. Ка Мин рассмеялся, не нарочно пихнув его своим плечом. — Однажды, побывав на Празднике Морских Фонарей, ты точно не сможешь его забыть! Говорят, что в Инадзуме тоже очень красивые праздники. Я, вообще, хотел бы посетить национальные праздники всех регионов Тейвата. А ещё посмотреть, где какое искусство прославляют. — Ты мог бы сходить в театр «Эпиклез» на представление, — предлагает Фремине, — или посетить шоу Лини и Линетт. — Только если ты приглашаешь. Ка Мин говорит это прежде, чем успевает подумать. Борясь с неловкостью, камнем упавшей в груди, он отводит взгляд, почёсывая затылок. — Мы могли бы устроить культурный обмен, — Ка Мин рассматривает свои ботинки, пока чувство скованности не отпускает его. — Например… о, Люмин же рассказала тебе про оперу? Вот куда точно надо сходить. Обязательно нужно посетить концерт госпожи Юнь Цзинь. Обычно, я хожу на каждое её шоу, если получается выкроить время. Она своим голосом творит что-то невероятное… зал всегда рукоплещет стоя! Фремине делается задумчивым, и его брови сходятся на лбу, вызывая желание ткнуть пальцем, чтобы не хмурился. — Тебе, эм, тебе очень нравится госпожа Юнь Цзинь? — Я огромный, огромный, — подчёркивает Ка Мин, — фанат её творчества. Меня мало что пробивает на слезу, но её выступления… что-то с чем-то. В прошлом году она исполняла «Созерцание богини уничтожения» и у меня даже почти был шанс взять у неё автограф, но меня срочно вызвали на работу… сразу после её выступления я побежал доставлять посылку. Стоило ли оно того? Так и не скажешь, но чей-то сын вовремя получил подарок на день рождения, и это меня утешило. Ка Мин, вспоминая тот случай, чувствует себя очень плохим человеком. Он от расстройства ругал всё и вся доставляя эту посылку, почти проклинал того, кто её заказал, даже если заплатили тройную цену за срочность. Но, когда Ка Мин привез мальчишке коробку, в которой оказался подарок от отца, которого тот не видел почти два года из-за работы, он больше разозлился на себя за малодушие. По сей день ему стыдно, что тем, кого он ненавидел, оказался чей-то любящий отец. — Тебе обидно? — спрашивает Фремине, поднимая взгляд. Ка Мин вздыхает. Ему не хочется делиться некрасивой частью себя, той, где он кипит от гнева, сгорает от обиды и хочет следовать своим эгоистичным желаниям. Любое проявление этих чувств заставляет Ка Мин удвоено делать для других что-то хорошее и приятное, словно это поможет искупить всё, что люди могут назвать в нём плохим. Но наврать здесь казалось неправильным. Прикинуться немного больным ради внимания ощущалось, как маленькая шалость, воздушный змей на ветру, а скрыть подобное тянуло камнем ко дну. Фремине рассказал один из своих важных секретов в их почти первую встречу, Ка Мин обязан отплатить тем же. — Если честно, очень, — говорит он, замечая, как голос предательски надломился от поднимающихся чувств. — Хотя больше мне стыдно. Я очень хотел тогда остаться. Поговорить с госпожой Юнь Цзинь было моей огромной мечтой. Руку ей пожать, попросить расписаться на плакате и написать напутствие для уличного танцора или типа того. С другой стороны, я должен был… наверное, я должен был принять доставку, потому что никто кроме меня не мог. Фремине вдруг сдвигается на лавке ближе, теперь их плечи соприкасаются. — Но… не понимаю, почему тебе стыдно? Это, кхм, звучит как повод разозлиться. — Потому что это мелочи, за которые не стоит так злиться на других людей, — Ка Мин опасается смотреть на Фремине, боясь увидеть разочарование. — Подумай сам, у моих коллег есть семьи, совместные планы, а я просто был на концерте. К тому же, как можно злиться на ребёнка, которому я доставлял посылку? Я исполнил его маленькую мечту, привёз ему, ну, фактически, частичку любви его отца, но я не мог за него порадоваться и только злился, и злился, и злился. Так нельзя, я знаю. Я не горжусь этим. Ман Чай возник рядом, словно почувствовав перемену в настроении, и молча улёгся Ка Мину на плечо, уткнувшись шершавым носом в шею. Фремине погладил притихшего суаньни, но тот не двинулся с места, поглощённый чувствами своего хозяина. — Мне… эм, мне кажется, что я бы тоже не был рад, — осторожно говорит Фремине. — Наверное, я бы сильно расстроился, потому что я такой человек. А ты… ты разозлился. Нам не запрещено злиться. — Расстройство не делает тебя плохим человеком. А злость на ребёнка очень даже. — Злость не делает тебя плохим. Ты злился на обстоятельства, а не на ребёнка. Тогда это было твоей мечтой. Чужие мечты не должны исполняться за счёт твоих. Тебе не должно быть стыдно. Возможно, если в эти твои выходные тебя снова попробуют вывести на работу, тебе стоит отказаться в пользу своих желаний. Раньше Ка Мин не слышал, чтобы Фремине говорил так твёрдо и спокойно. Его слова сначала казались заряженным мушкетом, который расстреляет Ка Мина до дрожи. Но каждое его слово больше похоже на объятие, на тёплый плед на плечах. Рука Фремине соскальзывает с головы Ман Чая Ка Мину на спину, неуверенно погладив между лопаток. Вдруг, Фремине одёргивает руку и тушуется. — Н-не то чтобы… я не имею в виду, что я и твои мечты это одно и то же, просто… да. Подумай о себе. Наверное, сейчас Фремине мог бы надеть водолазный шлем и снова спрятать свой бегающий взгляд, но он делает это всё реже, позволяя Ка Мину рассмотреть грани его эмоций со всех сторон. Так легче делиться своей уязвимостью, когда Фремине всё меньше скрывает свою. Тяжесть в груди растворяется, расстройство и страх покидают разум. Теперь Ка Мин чувствует, что проголодался. Он поднимается первый, утягивая Фремине за собой под локоть. — Долой хандру, время обеда! А потом я покажу тебе вершину горы Минъюань. — Вершину? — Да, вон ту. Когда Ка Мин указал на возвышающуюся над городом скалу, Фремине заметно побледнел.2
Ка Мин почувствовал ещё вчера, что Фремине что-то от него скрывает, но никак не мог понять, что же конкретно. Он смотрит с прищуром, как Фремине собирается, перекладывая из дорожной сумки в небольшую прогулочную всё необходимое. Ничего необычного, Фремине даже не нервничает, а это всегда его выдаёт. Вчера Ка Мин весь день таскал его по горам и пещерам. Он хотел поделиться каждым любимым уголком долины Чэньюй, показать, какое «море» развлекало его в детстве и спасало от ссор с родителями. Деревце, под которым он практиковался, когда вздорил с отцом, вымахало в раскидистое дерево, на нижней толстой ветви которого можно было сесть, свесив ноги. Глубокая пещера горы Линмэн, где он собирал светящиеся растения для красок, поросла мхом и оказалась самым любопытным для Фремине местом. Больше ему понравились только руины у стены Чаджан. Делиться с Фремине такими значимыми местами не казалось чем-то важным и одновременно заставляло внутренне дрожать от волнения. Реакция Фремине, его интерес, взгляды, которыми он одаривает Ка Мина — всё сворачивается в груди в тёплый клубок из смешанных чувств. Ка Мин всегда быстро признавался людям в симпатии, расстреливал их своими чувствами, и это было нормальным. Но прежде он никогда не влюблялся в кого-то столь тихого и мнительного. Фремине не нужна защита, Ка Мин понял это, когда несколько раз сходил с ним на зачистки лагерей хиличурлов и отбившихся от рук Фатуи. Фремине лишь выглядит тонким и хрупким, а на деле он закидывает Ка Мина на плечо одной рукой и уворачивается от ударов, словно держит полено. Если бы это не случилось однажды, Ка Мин бы и не поверил. Фремине в одиночку исследует морские глубины, разбрасывает врагов и выполняет довольно сложные и ответственные поручения от Отца. Все, кого Ка Мин встречал, отзываются о Фремине как о сдержанном серьёзном молодом человеке, которому не чужда ответственность. Фремине кажется холодным и отстранённым, и если бы Ка Мин не остался с ним подольше, он бы тоже так думал. У Фремине высокие ледяные стены и хрупкое большое сердце. Много событий из прошлого заставили его обрасти большим слоем льда и стать безразличным, чтобы оградить себя от мира, в котором, как он считает, от него нет пользы. Ка Мин не знает всего, ему сводит зубы от нетерпения как хочется узнать, что могло заставить кого-то столь доброго и талантливого думать, что он бесполезный и ненужный, но каждый порыв обрушить на Фремине шквал вопросов он пресекает на корню, как и желание проявить больше своих чувств. Он боится обжечь Фремине. Сомнения разрывают Ка Мина, ведь он никогда не влюблялся в кого-то, чьи душевные раны уходят глубоко в прошлое. Не было людей, которые заставляли Ка Мина рвать волосы от бездействия, не было тех, кто заставлял его так сильно ощущать собственную беспомощность. Ка Мин привык протягивать людям руку, делать навстречу больше шагов, чем нужно, ему не усидеть в стороне, пока кто-то страдает, но здесь он попросту не нужен. В детстве мама сказала: «Однажды ты поймёшь, что далеко не всем надо помогать. Есть люди, с которыми просто нужно быть, им нужно самим помочь себе». Фремине не нужна помощь. Возможно, это одна из причин, почему Ка Мин в него влюблён: несмотря на множество грустных мыслей, Фремине человек, который показал Ка Мину много красок. Ка Мин захотел «просто быть с ним», и, однажды, когда Фремине захочет взять его за руку и пройти там, где боится, Ка Мин будет здесь. Однако, он никогда раньше не существовал рядом с кем-то бездействуя, поэтому топчется на месте и не может ни признаться, ни отказаться. В одну минуту Ка Мину кажется, что всё взаимно, а в другую, что он слишком давит на Фремине и надо сбавить обороты, пока тот не спрятался в свой шлем. Ка Мин, безусловно, находит очаровательной эту привычку, но одновременно это значит, что он должен сделать шаг назад и дать Фремине подышать. А отходить назад ой как не хочется. — Думаю, что я готов. Ка Мин моргает и замечает, что некоторое время просто смотрит на Фремине, а тот, не понимая, в чём дело, смущенно отводит глаза. — Что-то… эм, что-то не так? — А? Нет-нет-нет, я просто это, ну, задумался я, — Ка Мин нервно смеётся. На языке всегда вертится много невысказанных слов, но если однажды Фремине даст ему волю, Ка Мин будет говорить ему всё, что думает, до тех пор, пока Фремине не поверит в эти слова. — Итак, — Ка Мин хлопает в ладоши, потирая руки, — я надеюсь ты готов к лучшему завтраку в твоей жизни? Фремине часто кивает в ответ, и они оставляют беспорядочную съёмную квартирку Ка Мина. Он забыл прибраться и ему до сих пор стыдно, что он привёл Фремине в этот бедлам из разбросанных вещей и чаш для чая, расставленных на каждой поверхности, словно предметы декора. Когда они вышли на улицу, Фремине заметно замялся. Он явно что-то хочет сказать и долго подбирает слова. На полпути к ресторанчику, когда двери шатра «Синьюэ» уже показались издалека, Фремине останавливается, ухватив Ка Мина за рукав на предплечье и сразу отпускает. — Н-на самом деле, у меня есть для тебя небольшой подарок. Если это можно так назвать... Восторг заискрился в груди и начал подниматься к горлу. Ка Мин напрягает челюсть, чтобы не вскрикнуть от неожиданности и эмоций, пропуская лишь небольшую долю своей радости. — Реально? Для меня? Ты отдашь мне это сейчас? Или оно дома? Или в ресторане? — Я, эм, — Фремине замялся и отвёл взгляд, нервно сжимая пальцы, — т-ты не против, если к нам кое-кто присоединится на завтраке? Ка Мин сконфуженно хмурится, растерявшись. Он неловко улыбается, чувствуя, как с восторженных небес валится на землю и расшибается об асфальт. Небольшое разочарование горчит во рту, но не расстраивает. Да, он хотел побыть с Фремине вместе, но, если «кое-кто» — часть подарка и играет для Фремине большую роль, пусть будет так. Получать подарки от Фремине в любом случае в новинку и чувство предвкушения пересиливает досаду от сорвавшегося свидания. — Почему бы и нет? — Ка Мин возвращает себе привычную радость жизни. — Начать день с хорошей компании всегда к удаче! — Эм… хорошо. Просто, — Фремине облегчённо выдыхает, но напряжение всё ещё держит его плечи приподнятыми. — Я, наверное, должен был посоветоваться с тобой, прежде чем делать такое. Если ты будешь… если ты разозлишься, я пойму. Просто я сделал это, чтобы тебя порадовать, а потом задумался и… не важно. На лице Фремине всегда видно, когда он сдувает поток бурлящих в нём чувств, как пену с кипящей воды. Сейчас он выдохнул, расслабил плечи, словно заранее принял разочарование Ка Мина и его злость. Румянец уходит с его щек, и взгляд становится непроницаемым. Это расстраивает, но таков Фремине. Ка Мин не может удержать мягкой улыбки с привкусом грусти, и берёт его под руку, потянув за собой к дверям ресторана. — Что бы там ни было, мне заранее просто приятно, что ты вообще что-то мне подарил. Когда я выбираю подарки, я всегда думаю о человеке и мне кажется, что все так делают, поэтому от тебя особенно приятно полу… то есть, я имею в виду, не то, что ты должен думать обо мне, в смысле, мне, конечно, будет приятно, что ты обо мне думаешь… Слова застревают у Ка Мина в горле, когда они входят в ресторан. Паймон кружится над столом с закусками, выбирая, с чего начать, а Люмин, оперевшись на стул, мило разговаривает с самой настоящей и живой госпожой Юнь Цзинь. В это настолько нет веры, что Ка Мину кажется будто он бредит. Юнь Цзинь тихо рассмеялась над чем-то, грациозно прикрыв рот рукой. Её движения, словно она всегда находится на сцене, выражали собой изящество, мягкость и простоту. Она плавно двигается, говорит размеренно и вдумчиво, словно рассказывает историю и управляет публикой. Ведь она просто разговаривает с путешественницей, но кажется, что под её ногами любой пол превращается в сцену, а слова в перфоманс. Когда она так близко на расстоянии пары шагов, её красота завораживает. Без грима лицо обрело цвет, и легкий макияж делает её похожей на ожившую фарфоровую куколку, о которых мечтали детские подружки Ка Мина. Она приветлива, мила и её лучезарная улыбка глубоко задевает Ка Мина — эта улыбка разбивала его на части в зрительском зале. Прямо сейчас ожившая мечта стоит в трех шагах. «Я, наверное, должен был посоветоваться с тобой, прежде чем делать такое. Если ты будешь… если ты разозлишься, я пойму.» Слова Фремине обретают смысл. Ка Мин рассказал вчера, что после того случая так расстроился, что больше не пытался урвать билеты в первые ряды и часто сидел в самом конце. Ему казалось, что уже сама жизнь ему помахала рукой и добавила напоследок: «не твой уровень, рановато ещё», и он оставил эти попытки, пока не восстановит свою уверенность. Но он не зол. Его переполняет много чувств, от невысказанной благодарности за прекрасное пение в худшие дни жизни Ка Мина и до необъятной радости от встречи с кумиром. Когда оцепенение ослабевает, ему на смену приходит волнение, растущее огромной волной. Его вот-вот захлестнёт и Ка Мин превратится из ответственного юноши в бесформенную слизь слайма, не способную связать трёх слов. — Хэй, Фремине, Ка Мин! — Паймон замечает их первая и машет рукой. — Фремине, как тебе ночь в Ли Юэ? Ты вообще смог заснуть? Я помню свою первую ночь, и мне не понравилось совершенно! — Немного шумно, — ответил Фремине, ободряюще погладив Ка Мина по плечу. — Но шум волн гавани… он успокаивал. Как дома. Пока Паймон громко причитает что-то рядом с плечом путешественницы, Фремине наклоняется к уху Ка Мина. — В-всё в порядке? Ты злишься? Его шёпот приятно обжигает ухо, добавляя моменту ещё больше восторженных чувств. Ка Мин отвечает ему шёпотом, глядя прямо в глаза. — Ты шутишь? Ты лучший человек на свете, я заобнимаю тебя, как только мы выйдем отсюда. Фремине краснеет и отводит взгляд. Даже если он думает, что это обычная форма речи, которыми Ка Мин разбрасывается везде, в этот раз Ка Мин имеет в виду то, что сказал. Как только у него перестанут трястись руки, Фремине от него не сбежит.3
— Так вот как всё было, кивает Ка Мин, — а я-то думал, когда вы успели… вы устроили мне второй день рождения. Люмин пожимает плечами, дожевывая димсам. — Я не знала, что ты фанат Юнь Цзинь, пока Фремине не сказал мне об этом. И Юнь Цзинь была не против встретиться. — Дорогие друзья Люмин и Паймон — мои друзья, — подтвердила Юнь Цзин, доливая в свою пиалу чай, — ах, если бы я знала, что будет такой пир из чёрного окуня, надела бы менее утягивающее платье. Архонты как знали, что я не сдержусь от этих вкусностей и уберегли меня. Боюсь, подо мной бы потом провалилась сцена. — Ох, вам всё это нельзя? — раздосадовано вздохнул Ка Мин, — вы так много делаете для своих выступлений. Я думаю, что вы прекрасны в любом случае. Она улыбнулась, вновь прикрыв часть рта рукой, и тихо по-доброму усмехнулась. — Любовь зрителей греет артиста теплее солнца. Смею заметить, что мне не чуждо гулять по улицам Ли Юэ, и я заинтересована в искусстве Ушоу с прошлого Праздника Морских Фонарей. Выступление было столь завораживающим, что я не могла отвести взгляд. Ка Мин вытянулся по струнке от похвалы. Переглянувшись с Фремине, он почти верещит взглядом: «Ты слышал? Ты слышал? Она смотрела моё выступление!». Мысли кричат наперебой, и Ка Мин раскраснелся, засмущавшись её слов. — Правда? Ваши слова — огромная мотивация! Знаете, даже когда я несколько раз выступал в Фонтейне, люди поговаривали о вас. Видимо, вам пора отправляться на гастроли по всему Тейвату. Паймон подхватила идею, поддакивая. — Это точно! Мне кажется, что сцена театра «Эпиклез» ещё не видела таких представлений, какие показывает оперная группа «Юнь Хань». Хотя, конечно, вряд ли что-то перебьёт страсти во время казни Архонта… Они с Люмин обменялись многозначительными взглядами и нервно посмеялись. Видимо, у героев Тейвата свое воспоминание о тех событиях. — Когда мы гуляем с Фремине, он всегда показывает мне небольшие театры, — подмечает Ка Мин. — Мне кажется, в Фонтейне их больше, чем кораблей, которые проходят через гавань за неделю. Люди там одержимы историями и драмой. Он бросает взгляд на Фремине, думая, что тот дополнит, но Фремине молча пьёт чай маленькими глотками. Его брови немного нахмурены, он тихо вздыхает и не смотрит на людей. Мог ли он устать от шумной компании? Ка Мин решает не трогать его и оградить от разговоров. Видимо, для социального ресурса Фремине столько общения — это слишком. Ка Мин перехватывает разговор в свои руки. Поболтать он всегда рад, а поболтать с госпожой Юнь Цзинь тем более. Она дала ему несколько интересных советов касательно постановки сцены и поделилась своим небольшим сценарным секретом. Ка Мину нечего было посоветовать ей, но он, как и Люмин, мог рассказать много интересных историй из путешествий между городами. Оказывается, Люмин ездила в отпуск не только в Инадзуму, навестить друзей, но и успела заглянуть в Снежную с кем-то свести счёты, что бы это ни значило. А сам Ка Мин был только рад рассказать, как две недели продирался через джунгли, камни и пески, пока доставлял посылку в Фонтейн. В его рассказах было много Фремине. Он заметил это лишь после слов Паймон. — Впервые вижу, чтобы Фремине проводил столько времени с кем-то, кроме своей семьи. Что ты с ним сделал? Фремине, он не докучает тебе? По голосу Паймон было понятно, что она шутит. Люмин переглянулась с Юнь Цзинь, посмеиваясь, и, кажется, один лишь Фремине воспринял её слова всерьёз. — Эм, н-нет, он не докучает мне… — Ха-ха, — Ка Мин неловко почесал затылок, — надеюсь, это так. Я бы расстроился, скажи ты иначе. Фремине снова притих, уткнувшись в свою пиалу с чаем. Паймон ухмыльнулась, уперев руки в бока. — Теперь Шарлотта и Ка Мину прохода не даст в надежде, что хоть он разболтает ей парочку секретов Фремине. В поведении Фремине действительно что-то изменилось. Ка Мин не видит этому явных подтверждений, кроме напряженной спины и сжатых рук, но чувствует, что что-то не так. Стол уже почти опустел, они просидели тут пару часов. Возможно, пора заканчивать встречу. Фремине был молчалив, когда они прощались. Он вежливо кивнул и первым вышел на улицу. Ка Мину на прощание Юнь Цзинь подарила вежливое объятие и сказала, что будет рада увидеть его в чайном доме Хэйюй. — Кто знает, — добавила она, — может, если совместить наше искусство, получится отличное шоу? Ка Мин вышел из ресторана переполненный вдохновением, он был готов плясать прямо тут, в центре улицы, но понурый вид Фремине вызывал у него тревогу. Он устал или Ка Мин успел сказать что-то не то? — Как насчёт прогуляться по южному побережью? — предложил Ка Мин, нервно посмеявшись, — там довольно тихо и можно отдохнуть от шума. — Можно. Они шли молча. Тишина давила на Ка Мина, потому что не была «их тишиной», которая комфортная и мягкая, как лепестки мяты. Это тишина с призвуком обратного отсчета до взрыва. Тревога волнами омывает пространство, она висит в воздухе и давит на Ка Мина, но он не решается спросить, пока они не окажутся за пределами города. На тропе к Золотой палате они сворачивают к побережью. Гул гавани отдаляется, шелест волн и деревьев делают тишину осязаемой. Ка Мин начинает подкидывать песок носками ботинок, пытаясь подобрать слова, с которых он начнёт извиняться, чем бы он не обидел Фремине. Обычно, если дело в усталости и шуме, Фремине оживает, когда уходит в уединённое место. Этого не происходит. — Ну, время делиться первыми впечатлениями, — начинает Ка Мин, — как тебе Ли Юэ? Знаю, шумно, ты такое не любишь… но тут есть очень тихие места, и мы можем пойти туда и провести остаток отпуска там. А ещё можем вернуться в порт Илун, там в горах можно снять небольшой домик и будет очень-очень тихо. — Звучит здорово, — отвечает Фремине. Он не говорит ничего больше. В груди Ка Мина натягивается струна тревоги, заставляя его сглотнуть. — Ну, что ж, эм, тогда мы сегодня вечером можем выдвинуться в сторону долины Чэньюй, я думаю. Как раз тебе не придётся больше смотреть на мой ужасный беспорядок, мне реально стыдно, — когда он молчит, Ка Мин вздыхает, позволяя своему волнению политься через край. — И, в целом, ну, если тебе есть что сказать, ты, эм, можешь сказать? На самом деле, я маленько переживаю, что тебе, ну, не комфортно или, может, я делаю что-то не так? Они останавливаются почти синхронно. Фремине несколько секунд внимательно смотрит на море, настолько внимательно, что Ка Мин ждёт, что тот просто молча зайдёт в воду и уплывёт обратно в Фонтейн прямо сейчас. Но нет, вздохнув, Фремине поворачивается к нему, и на его лице Ка Мин с упавшим сердцем различает разочарование. То самое выражение лица, когда Фремине чувствует себя разочарованием. — Здесь здорово, — говорит Фремине, тщательно выбирая слова. — Я много узнал о тебе. Здесь… у тебя так много друзей, они, эм, крутые. Ка Мин не выдерживает, подталкивая диалог. — Звучит так, как будто есть, типа, небольшое «но», — предполагает Ка Мин, притопывая по песку от беспокойства. Теперь Фремине отводит взгляд и больше не смотрит в глаза. Ка Мин слегка наклоняется, в надежде попасть в поле зрения, но Фремине лишь смотрит на свои ботинки. Он долго перебирает свои пальцы, сцепив руки на животе, после чего роняет их по швам, словно смирившись с неизбежным. — Я- я хотел сказать, что госпожа Юнь Цзинь очень, эм… очень впечатляющая. Если ты... ты заинтересован в ней, я пойму и, кхм, не буду досаждать. — Подожди, что? Фремине продолжил, словно не слыша его. — Я отнимаю довольно много твоего времени, но, эм, я не буду между вами стоять. Т-тебе нужно больше времени уделить ей, если она тебе нравится. — Не-не-не-не-не, — выпалил Ка Мин, замахав руками, — мне нравишься ты! Он прикусил свой язык, как только понял, что сказал это вслух. Пузырь тревожности лопается, и Ка Мин вот-вот захлебнётся в панике, забурлившей внутри. Он же не хотел давить, не хотел быть навязчивым, а в итоге сбросил бомбу на Фремине в середине отпуска на берегу чужой страны, где ему даже спрятаться негде, чтобы обработать информацию. Варианты выхода из этой ситуации закружились в голове, как назойливые цицины. «Сказать, что это шутка? Нет-нет, тогда всему конец.» «Может, типа я не это имел в виду? А что тогда я имел в виду?» «Может…» «Нет, глупости.» «Прыгнуть в море?» «Может, дать ему время подумать?» «Можно сказать, что я репетировал сценку.» «Или, всё-таки, в море?» Ка Мин не готовился признаваться, ещё меньше он готовился быть отвергнутым. К такому нужно заранее надеть броню, прорепетировать как ответить на отказ, иметь возможность отступления, чтобы не расчувствоваться прямо перед человеком. Фремине уставился на него с неподдельным шоком. Его глаза широко открыты, кажется, что он даже не дышит. Когда они смотрели друг на друга несколько секунд, Ка Мину показалось, что он покраснел с ног до головы. Уши горят от смущения, а сердце так колотится в ушах, что за ним не различить далёкого гула гавани и шума волн. Вдруг Фремине с нечитаемым выражением лица подносит руки к голове и на нём появляется шлем. Это наносит первый удар Ка Мину под рёбра, он готовится к тому самому, чего опасался. Остаётся только стиснуть зубы и принять главный удар. Фремине опустил голову, явно уставившись в песок, его рука дрогнула, и он неуверенно взял одну руку Ка Мина в свою, ухватившись за одни только пальцы. Его рука холодная и дрожь с неё перекинулась на Ка Мина, усиливая волнение и непонимание. Он уставился на их руки, переводя взгляд туда-обратно с них на Фремине. — Ты мне, кхм, — слышится приглушённый голос, — ты мне тоже. Услышанное доходит до Ка Мина лишь спустя несколько секунд. Взрыв внутри сметает все мысли и лишает слов. Он не думал, что его сердце может биться ещё быстрее, но оно вот-вот, кажется, выскочит из груди, как птица из клетки. Дыхание перехватило, слова Фремине эхом скачут в голове до тех пор, пока внутренний крик не заглушает их. Ка Мин не выпустил этот крик наружу, чтобы не перепугать Фремине до обморока. — Серьёзно? — в неверии спрашивает он. Фремине слабо, но быстро кивает. Ка Мин оседает на корточки, уставившись на иллюминатор шлема снизу вверх. Он переспрашивает ещё раз, чтобы последний раз убедиться, что не сошёл с ума. — Реально? — Ты ведь… ты ведь знал это. — Я знал, то есть, догадывался, точнее, надеялся, — тараторит Ка Мин, сжимая его руку в ответ, — но слышать это от тебя это, это, ну, это другое! Тишина перестала быть камнем в воздухе. Глупая улыбка никак не сходила с лица, как бы Ка Мин не пытался её сдержать. Невыносимое счастье льётся из него вышедшим из берегов озером, от чего хочется ещё больше прикоснуться к Фремине, чтобы тонуть в этом вместе. Ка Мин поднимается на ноги, перехватывая руку Фремине и сплетая их пальцы. Хочется посмотреть на него, прикоснуться к нему, увидеть, как «ты мне тоже нравишься» выглядит у него на лице, как оно читается в его движениях и как оно чувствуется, если обнять. — Сможешь снять шлем? — с надеждой спрашивает Ка Мин. Фремине мотает головой. — Я, эм… не могу. — Не нужно, я понимаю, — успокаивает Ка Мин, чувствуя нотку напряжения. — Я просто до смерти хочу тебя обнять. Ты, ну, ты как? Можно? Фремине зажимается, но не отпускает руку, только сжимает сильнее. Не видя его, сложно сказать, о чём он думает, но Ка Мин знает одно: если Фремине не нравится, он не даст себя в обиду. Он оттолкнёт, сделает шаг назад, проведёт невидимую границу и заставит почувствовать её холод. Ка Мин знает, как эта граница ощущается в воздухе, когда он переступает черту и слишком много спрашивает. Здесь нет этого холода, есть только едва не трясущийся от смущения Фремине, которому сложно даются слова. — Если тебе что-то не удобно, ты только скажи, ладно? Или толкни. И, эм, если тебе трудно говорить о том, что ты хотел бы, чтобы я сделал, ты мне по шапке дай, когда мне надо остановиться, ладно? Только не сильно, а то ты меня поломаешь… в общем, я сейчас тебя обниму. Вот, я поднимаю руки… Пока Ка Мин растягивает слова, ожидая, не толкнут ли его, Фремине делает скромный шаг к нему навстречу, почти утыкаясь шлемом в плечо. В этом шаге есть резкость, сродни «заткнись и делай» и одновременно испуганное желание что-то сделать. Этого разрешения больше, чем достаточно, чтобы Ка Мин с упоением прижал Фремине к себе, разрываясь от восторга. Дважды он обнимал Фремине, расчувствовавшись. Пару раз было от радости встречи и на прощание. Короткие объятия, полные неловкости и смущения, сомнений «а можно ли» и сожаления «жаль, что нельзя дольше». Больше никто не подгоняет, в голове неустанно крутится пьянящая мысль «я тоже ему нравлюсь» и то, что Фремине удобнее устраивает голову на плече, подтверждает это. Тепло и трепет внутри делают Ка Мина смелым, готовым танцевать с утра до вечера и доставлять посылки с удвоенной скоростью. Фремине много раз прятался от него в шлеме, и раньше Ка Мин никогда бы себе не позволил оставить на этом шлеме быстрый поцелуй, но сейчас этому поцелую нашлось место у иллюминатора. — Всегда хотел так сделать, — хихикает он, довольно погладив Фремине по спине. Фремине с осторожностью обхватывает его руками, и этого было достаточно для ответа.