It's alright

Линч останавливается у обочины, не решаясь съехать в низину. Гасит фары, двигатель, чтобы не мешал думать. Такое он помнил всегда - любой мельчайший звук заставлял его беситься. Было грустно. Не от мысли от того, насколько никчёмным тебя считает единственный лучший друг за всю, и без того короткую, жизнь. Егор банально не знал, что ему стоит сделать. Бессилие на букву Б. Журналист вздыхает и растягивается на кресле, сцепив холодные руки в замок на груди. Габариты не позволяют уместиться полностью, но как ни как усидеть можно. В голову не идёт ничего, помимо примитивщины – быть рядом и дежурить за его состоянием? Линч ощутил себя скорее матерью, нежели другом, при мысли об этом. Разговор? А не пошлют ли его, сославшись на всякий бред? "Всё хорошо Линч, мне просто немного плохо сейчас Линч. Со мной ничего не происходит. Я устал." Егор тоже устал. Он мог бы вернуться к своей прежней, рутинной жизни без приключений, заниматься кодингом, вести стримы и жить на это, но разве был бы он таким интересным без того, чем занимается не первый год? Он не видел себя в роли других профессий, в роли других людей. Долговязое разочарование идёт от самого живота до глотки, Егор пытается его сглотнуть, но лишь мешает этот привкус вместе с кровью, пошедшей от жевания губ. Это его тоже бесило. Кажется, ему уже нельзя оставаться в раздумьях настолько долго – Егор начинает попросту есть самого себя. Щеки, губы, пальцы – тянет в рот всё, словно ему три годика, а не 26. Так по крайней мере всегда выражался Джон. Дарил при этом гигиенички, что очень даже мило с его стороны. Журналист думал, что тот наоборот окажется не любителем подобного, сместив их в один ряд с косметикой. Но сам младший противился последние несколько часов, проведенных вместе. Егор не слепой, он видит, что у Джона все так же, если не хуже. Но поддержки или гигиенички писатель принимать не стал. Егор вновь тяжко вздохнул, ощущая как на рёбра давит неудобное положение в машине. Он выпрямляется и принимает решение слегка размяться, и после поехать домой. Делать этого совершенно не хотелось. Щелчок двери. Егор вышел из машины и потянулся, разминая руки и затекшую спину. Дотянулся пальцами до носков, зевнул и вернулся обратно. На улице было холодно. Несмотря на отсутствие ветра, погода всё ещё стояла ледяная. Не будь Линч сейчас в куртке – примерз бы прямо к креслу. Тихий смешок про себя. Егор заводит машину и выезжает на дорогу, включает фары. Лишь бы не занесло... Джон дремал. Разложившись на кресле поудобней, он накрыл веки ладонью и размышлял о чем-то, совершенно не связанным с тревожными, гадкими мыслями. Про путешествия его с Линчем, этот вечер, кофе, чудом оказавшееся в шкафчике. Ну, батончик тоже был неплох. Его сознание деликатно обходило стороной травмирующие события прошлого, то, что будет по приезде Егора, о чем и главное как, они будут разговаривать. Доу не глупый. За все время, проведенное со старшим, он ясно научился понимать когда тому есть что сказать, а когда нечего. И эта ситуация – к сожалению – не второй вариант. Больше напрягало неведение. Где-то в комнатах тикали часы, не позволяя Джону окунуться носом в сны полностью; за окном трещали ветки и изредка звучали животные. Как они вообще выбираются в такой мороз, какое занятие себе находят? Писатель не знал. Были ли это вообще звери? Странная, но четкая мысль побудила парня разогнуться, пялясь в окна. Глупая затея без очков. Джон поднимается, берет окуляры и идёт ближе к окну, вглядываясь в наступившую темноту. Который час? Сколько Линч уже едет? Может, с ним что-то случилось? Тревожные мысли, идущие одна за одной. Мобильник в кармане, Доу берет его и набирает друга. Пока не берёт. Так ему кажется, пока он не слышит вибрацию где-то возле дивана. Быстро смахивает вызов и вздыхает. Хотелось обозвать Егора кретином, что вечно забывает про главное, но увы, рядом его не оказалось. Занять себя особо нечем, точнее, не хочется; Джон с удовольствием бы рухнул и уснул, но сделать этого не давало какое-то напряжение, сосущее под сердцем всякий раз.