Ветер напевает понятные только ему одному песни за разрисованными морозом окнами, сияющими в лучах зимнего солнца, дразнящего людей надеждами на более тёплую погоду в скором времени.
Зелёные глаза прослеживают каждый виток снежинок и иногда закрываются, пока человек старается почувствовать самого себя и досконально обдумать сложившуюся ситуацию с обладателем серых глаз, который сделал попытку
намекнуть на что-то, о чём первый просто не догадывается.
Телефон тихо воспроизводит спокойную мелодию и погружает в спокойствие, где можно спокойно вспомнить себя из две тысячи шестого, раньше или позже. Как пожелаешь.
Вдох, задержка дыхания на несколько секунд и долгожданный выдох, с которым уходят незваные мысли и лёгкая дрожь рук, когда-то сжимавшихся до следов лунок на ладонях. Уходит и напряжение в горле.
Фиолетовый цвет успокаивает. Окружает нежностью и имеет только хорошие ассоциации - небо, клубы, посиделки с друзьями. Хотя, у кого-то такие же ассоциации вызывают синий или голубой цвета.
А ещё, фиолетовый - любимый цвет среди гладиолусов, потому что Паша всегда стремился поддерживать в себе качества, таящиеся в значении для конкретно этих гладиолусов.
Мужество.
Быть тем, кто достаточно силён, чтобы выдержать смерть родителей или неудачи в жизни, с которыми справиться можно лишь имея стальные нервы и холодный разум.
В этом он провалился.
Храбрость.
Решиться на вещи, которые для других слишком пугающие, чтобы их выполнять. Сделать сложный выбор, из-за которого пострадает одна из сторон. Идти вперёд несмотря на страх, ужас и понимание возможности полного провала со своей стороны.
Как это было у Никиты.
Уважение.
Понимать различие границ в разных ситуациях для каждого человека. Не упорствовать в попытках доказать правильность своей точки зрения и не выказывать своего недовольства. Оставлять его при себе.
Пожалуй, самым тяжёлым было оставаться спокойным в присутствии других. Хотелось тоже отойти и прокричаться, выплеснуть всё изнутри и по-настоящему почувствовать облегчение. Однако,
им тоже было страшно.
Самым странным казалось для него то, что он оказался лидером. Он. Самый младший из них. Лидером мог бы быть Лёша, но все они почему-то пошли за Пашей.
Тем не менее, Вершинин считал своим главным достижением собственное выживание.
Вряд ли кто ещё смог бы настолько удивить Костенко не бредом про живой СССР, а про то, что никогда не слышал о транснациональной корпорации, занимающейся атомной энергетикой, которая на слуху у половины Москвы.
Да, Паша старался.
Кстати, о Костенко. Крайняя дискуссия вышла неоднозначной и подозрительно похожей на намёки на чувства. Какие чувства, ещё неизвестно, однако догадки уже имеются.
Догадки, которые ведут к чему-то большему и неожиданному.
Что он имел ввиду, говоря про что-то между ними? Почему его это так взволновало? Зачем он так хочет об этом поговорить и как понять, какова цель?
Зелёные глаза снова цепляются за сияние солнца в окне и чуть щурятся от бликов зайчиков.
Почему-то первые мысли о хорошем отношении к себе стираются одной лишь шалью былой ненависти к себе за слабость, утверждающей, что он и здесь оплошает. Подведёт человека, который спас ему жизнь, приютил у себя и заботился о нём, когда он не хотел жить.
Сейчас, конечно, шрамы обрели вид белых полос и стали лишь напоминанием о времени, когда каждый день казался испытанием. Испытанием, которое хотелось остановить своей смертью и застынуть в возрасте восемнадцати лет фарфоровой куклой в деревянной обёртке.
Это были дни, когда без порезов жить не хотелось, без царапин было тяжело, а других способов общения со своим телом и разумом не было.
Вспоминается первая истерика, которую застал Сергей, вернувшись с работы и найдя красные текущие реки из запястий Вершинина, который безостановочно плакал, не в силах справиться со своими эмоциями и бьющейся болью где-то там в глубине его сути.
– Зачем ты меня спасаешь?! Какого чёрта заставляешь жить?! Что ты от меня хочешь?! - кричит блондин, брыкаясь в крепких объятиях мужчины и всхлипывая.
Тот поглаживает его по макушке и немного покачивается на месте, стараясь убаюкать парнишку в его депрессивном диссоциативном эпизоде.
– Паш, ты сильнее этого. Ты справишься. Боль не вечна. Она пройдёт, солнышко. Пожалуйста, борись за себя. Борись до конца, - просит генерал и еле заметно прижимается губами ко лбу Вершинина.
– Почему она не уходит? Эта боль съедает меня каждый день. Ч не могу больше терпеть. Не могу сопротивляться, - хнычет Паша и жмётся к Сергею ближе, зная, что ничего не вспомнит утром.
– Она притупится со временем, ослабнет, Паш. Будет легче. Нужно немного потерпеть, Пашенька, - прижимает к себе парнишку Костенко и сам чуть ли не плачет от несправедливости в этом мире.
Мальчишка не заслужил таких потуг. Не заслужил причинять себе боль, чтобы справиться с пустотой в душе. Не заслужил смотреть на него и вспоминать другую версию, которая лишила его друзей и первой любви.
– Все оставляют меня одного. Уходят один за другим. И ты уйдёшь. Как и все.Оставишь меня и я снова зря подумаю, что стоило поверить в безопасность привязанности к людям, - шепчет парень и шмыгает носом.
– Обещаю, что останусь рядом. Не брошу тебя. Ты вернёшься к жизни. Мы сделаем это вместе и ты снова поверишь в хорошие вещи, солнце, - также шепчет мужчина и после быстрого лечения порезов, берёт того на руки, направляясь в царство спокойствия и безмятежности.
Тогда он впервые читает Паше книгу на ночь, чтобы создать эффект присутствия и голос успокаивал уставшего ребёнка.
С этим что-то нужно делать.
Сейчас за эти эпизоды становится ужасно стыдно. Где-то можно было сдержаться, где-то потерпеть. А он разревелся и вывалил это всё на и без того по-своему травмированного службой человека.
Паша даже не помнит, когда пелена неосознанности спала и он начал запоминать происходящее. Когда дни стали не просто временем вокруг него, а воспоминаниями, которые он сможет воспроизвести потом, в будущем.
Это было словно в параллельном мире, где ему не было места и поэтому он не мог ничего сделать, чтобы просто жить.
Кажется, будто этот квест должен был расставить всё по местам, но лишь запутал и его, и Костенко, который не может понять, основано ли отношение Паши к нему на его травме или это всё искренне.
Блондин хотел прикрывать шрамы нарукавниками и одно время он так и делал. Пока это не увидел Сергей.
– Хей, что это у тебя на руках? - интересуется мужчина, протягивая свои руки, чтобы легко провести пальцами по ткани.
Паша слегка уворачивается, но всё же даёт свои запястья к осмотру.
– Не могу на них смотреть. Так стыдно сразу. Хочется нанести новые, чтобы ненавистью перекрыть эту слабость, которая меня позорит.
Генерал смотрит ему в глаза и мягко снимает нарукавники.
– Не нужно, Паш. Ты прекрасен такой, какой ты есть. Не обязательно прикрывать то, что делает тебя человеком. Достаточно просто помнить. Понимаешь? - тихо говорит Костенко.
Паша заворожённо слушает его и резво кивает, словно не прослушал содержание ради звуков этого хрипловатого голоса.
– Ты сильный. В тебе столько мужества, столько отваги. Ты невероятно чувствуешь каждого человека, с которым общаешься. Иногда даже мне не хватает смелости решиться на что-то столь же тяжёлое, как то, через что прошёл ты. В чём-то мне стоило бы у тебя поучиться, - шепчет мужчина, еле заметно касаясь подушечками пальцев выступающих белых полос на запястьях.
Вершинин тихо выдыхает и понимает, что Сергей нашёл новую эрогенную зону в его теле.
Вспоминая все эти мелкие моменты заботы, которые мозг отложил до этого момента, хочется ненавидеть себя ещё больше, но и одновременно выказать неимоверную благодарность Костенко, который выходил его и сделал всё, чтобы мальчишка не закончил жить так рано.
Берёт телефон и пишет ему.
Вы, 13:07
Нам нужно поговорить сегодня.
Ответ приходит мгновенно.
Костенко, 13:08
Хорошо. Если это может
подождать, пока я закончу,
то поговорим после работы?
Вы, 13:10
Принимается.
У обоих затрудняется дыхание от представления разговора. Паша думает, что нужно сказать ему самое важное, а Сергей боится, что тот скажет ему что-то плохое.
Это нервирует.
Старший уезжает с работы пораньше, пока Вершинин стрессует и ходит по комнате туда-сюда, не зная, как лучше сказать или показать.
– Боже, если я сейчас ещё и это провалю - точно можно будет попробовать прорубь в качестве последнего путешествия, - бурчит блондин, хрустя костяшками пальцев и не зная, куда себя деть.
Через полтора часа открывается дверь и сквозняк вносит морозный воздух в тёплую квартиру.
Костенко спокойно раздевается, пока из комнаты высовывается бледная физиономия парнишки, зрачки которого расширяются при виде мужчины.
Они решают устроиться для разговора в комнате Вершинина, чтобы тому было комфортно, хотя последний думает, что в таком случае ему будет некуда бежать. Кошмар.
– Так о чём ты хотел поговорить? - немного подгоняет того генерал.
Паша дёргается и как-то весь сжимается-подбирается.
– Ты.. был прав в том, что нам нужно обсудить происходящее между нами. Я долго над этим думал и вспоминал всё, что смог вытащить из памяти за эти месяцы проживания у тебя. И.. Пришёл к выводу, что у меня есть только один выход сказать и описать всё это, - говорит он дрожащим голосом.
Костенко напряжённо слушает и иногда кивает. Самому тяжело на душе от незнания, что будет дальше.
– Я думал над тем, как ты.. Кхм, как ты поставил меня на ноги после Чернобыля и что ты много своего времени отдал заботе обо мне. Это много для меня значит, потому что сейчас тяжело доверять и верить людям. И ещё я долго думал, почему же ты меня не выгнал ещё с первыми моими.. Всплесками эмоций. Так что.. Просто скажи, если я понял что-то не так и это не то, чем кажется и является на самом деле, ладно? - и смотрит так жалостливо, что хочется сказать ему всё что угодно, лишь бы не видеть этого в его глазах.
Генерал кивает и ожидает действий парня, который сначала мнётся, потом кусает губы и смотрит на него из-под пушистых ресниц своими зелёными глазищами.
А потом.. Всего секунда и Сергей чувствует на себе губы парня и как-то машинально прикрывает глаза, обрабатывая мысль. Тем временем, блондин неловко отстраняется от него и уже начинает паниковать.
– Прости! Мне жаль, я.. Я не думал, что это.. - Паша замолкает, когда его вновь притягивают к себе и в этот раз целуют как-то по особенному. Как не целовал его никто и никогда раньше.
Кислород быстро заканчивается, но ощущение принадлежности человеку восхищает намного больше. До чёрных точек перед глазами.
– Ты всё правильно понял, Пашенька. Как я уже когда-то говорил, ты действительно можешь сделать выбор, который будет решающим для всех. И в этот раз твой выбор вновь сделан верно, - улыбается Сергей, поглаживая выделяющиеся скулы и высматривая в изумрудах всё, что укажет на осознанную реакцию.
– А ты.. Можешь, эм.. Сделать это ещё раз? - невинно интересуется мальчишка, заставляя тихо рассмеяться от ассоциации с котёнком и глазами-сердечками.
– Что сделать?
– Поцеловать меня. Пожалуйста, - опускает взгляд Вершинин.
– Я сделаю это столько раз, сколько ты захочешь, котёнок.
Новый поцелуй приносит облегчение и отпускает камень с души, в которой скрывалась надежда на счастливый финал.
Пожалуй, если всё это - сон, то Паша не хочет просыпаться.
