Твои драные джинсы

– И всё-таки, Танечка, ты неисправимо воспитанный человек, – говорит Люся, улыбаясь и щурясь на весеннее солнце. Фельденгауэр ничего не отвечает: для этого пришлось бы отлипнкть хоть ненадолго от теплого люсиного плеча и от пушистых темных волос, хранящих аромат шампуня. А именно эти черные, слегка кудрявые пряди так и манили к себе с того самого дня, когда голос радиоведущей Серебряного дождя неожиданно обрёл физическое воплощение и раз в неделю стал появляться в эфире "Breakfast show" вместе с ней. Голос обрел глубокие карие глаза и красивое лицо с простыми, прямыми линиями скул, носа и бровей. И конечно же, настоящую гриву волос, черной в синеву. Определенно, Грин была прекрасна. – У тебя не найдётся закурить? – прекрасная женщина закинула руки на плечи Фельгенгауэр, обнимая ее сзади и нежно покусывая в шею– Очень хочется. – Это вредно, – рыжеволосая похлопала себя по карманам и достала пачку сигарет. Покрутила одну в пальцах, прикурила и наугад протянула назад. Люся дотронулась до её ладони губами, что-то благодарно промычала. Вторую раскурила сама Татьяна –Ужасно вредно... – И не говори, – Волосы Грин приятно щекотали кожу лица, пока они шли, не переставая обнимать друг друга. Прохожим в этом европейском городке было наплевать на других людей. – Люся, ты как будто пьяная! – рассмеялась Фельгенгауэр, ощутив, что её ягодицы начали нахально и требовательно гладить. – Это я – пьяная? Хм, – женщина картинно задумалась – Может быть, может быть... Это ведь мое молоко за вредность и коньяк за выдержку. – Это – весна, – отозвалась Татьяна, слабо пихнув в бок Люсю. Та только крепче обняла женщину за острые плечи. Их любовь как-то очень органично развилась из той самой "несуществующей" женской дружбы. Сначала – совместные эфиры, потом переписка, затянувшаяся до утра, синяки под глазами и полное удовлетворение от разговора. После – встречи все чаще и чаще, и вот уже Грин маскирует под дружеские жесты поцелуи в щёку и старается почаще касаться Тани хоть кончиками пальцев, а та старается скрыть приятное, тягучее волнение и делать вид, что это такая дружба. Дружба, когда тяжелая сумка Фельгенгауэр, несмотря на выраженный протест, оказывается на плече Люси. Дружба, когда Таня заезжает за Грин и на прощание обнимает её дольше обычного. Дружба – взгляды, сплетение рук, полуулыбки, метания перед зеркалом и бьющееся в ожидании сердце. Их общие знакомые, обладающие некоторой проницательностью, давно заметили, что женщины неровно дышат друг к другу, заключали пари – через сколько, наконец, сойдутся? Но когда прошло несколько месяцев, а дело не движется с мертвой точки, в ход пустили тяжёлую артиллерию: после какой-то журналистской вечеринке их просто положили спать в одну кровать. То раннее утро Грин запомнила надолго: полусонная Таня с взлохмачнными после сна волосами прижималась к ней грудью и что-то неразборчиво шептала. Тогда, решив, что терять уже нечего, брюнетка провела по щеке журналистки пальцем и пробормотала: – Да нравишься ты мне, нравишься... Поспать дай, голова болит. Фельгенгауэр поняла: закивала, вновь проваливаясь в сон и обвивая одной рукой плечи Люси. Та решила последовать её примеру и разбираться в ситуации после окончательного пробуждения ближе к обеду.